Оливия сидела уже готовая - во всем черном, но категорически не хотела идти на похороны своего супруга Филиппа, который был старше ее на 42 года.
Ее родители выдали девушку насильно замуж за этого старого, но богатого хрыча, чтобы поправить свое финансовое состояние, когда ей было всего восемнадцать лет.
И вот сейчас ей двадцать семь, и опостылевший супруг, наконец, отдал всем богам душу. И она надеется, что сейчас его жарят черти! Потому что секс у нее был всего три раза за все годы брака.
У него не стоял, и он требовал, чтобы она ублажала его ртом спереди, и языком сзади. Это было долго, о-о-о-очень долго, пока этот старый хрыч кончал.
- Тьфу, гадость, - в сердцах сплюнула Оливия и вытерла губы тыльной стороной ладони.
Вспоминать, как он лишал ее невинности в первую брачную ночь - да лучше голой по центральной площади пройтись! Гад! Напился виагры, ерзал по ней с полчаса, прежде чем порвал эту долбанную целку своим дряблым стручком, дернулся пару раз и застонал...
От воспоминания ее отвлек деликатный стук в двери гостиничного номера, где она сидела. Филипп отдал богам душу у себя в родовом поместье, куда она и приехала на похороны. Селиться в доме она категорически отказалась, ссылаясь на свою очень тонкую душевную организацию.
- Войдите! - крикнула она не слишком любезно.
В открывшуюся дверь вошел младший сын Филиппа - Чарли. Она смерила его оценивающим взглядом и мысленно облизнулась.
Высокий брюнет около тридцати лет, правильные аристократические черты лица, подтянутая тренированная фигура, тонкие длинные пальцы. И внушительное содержимое за ширинкой брюк - это она видела даже со своего места.
- Ни в чем не нуждалась? - эхом отозвалась Оливия, задумчиво глядя в окно.
- Абсолютно ни в чем! И, смею Вас заверить, что я твердо намерен выполнить последнюю волю отца!
- Хм, - повернула она к нему голову и уставилась в район паха.
Затем встала, подошла к зеркалу, поправила помаду и даже нанесла еще пару мазков на губы. Развернулась и медленно, глядя в глаза Чарльзу, стала подходить к нему.
Остановилась, подойдя вплотную и прижавшись к нему своей грудью. Ее уверенная четверочка позволяла это делать легко и непринужденно. Облизала медленно губы и прикоснулась пальцами к его скуле. Подушечки пальцев приятно и возбуждающе заколола трехдневная щетина.
- Я. Хочу. Удовлетворения, - четко проговорила, глядя в его глаза.
- Только скажите - какое, и я сразу после похорон распоряжусь.
- Зачем же ждать? - улыбнулась и положила ладошку второй руки ему на ширинку и чуть сжала пальцами то, что пряталось за ней.
У Чарльза натурально открылся рот и распахнулись глаза. Он стоял, не в силах пошевелиться и поверить в происходящее.
Оливия погладила член сквозь ткань брюк и сжала его еще пару раз. Под рукой медленно, но уверенно наливался внушительный бугор. О-о-о-очень внушительный.
У нее что-то закрутило в животе и сжало спазмом. Между ног набухало, пульсировало и текло.
Как ни странно, но больше, чем качественного классического, а может, и не только классического секса, она хотела отсосать большой стоячий мужской член.
Не ту дряблую, по часу встающую хреновину, а нормальный хер!
- Оливия, - наконец подал голос обескураженный Чарльз, - что Вы делаете?!
- А на что это похоже? - ее пальчики уже расстегнули ремень и молнию на брюках пасынка, который был старше ее самой.
- Но папа…
- А что “папа”? - перебила она его, опускаясь на колени и стягивая с него брюки с трусами. - Папа спит спокойно, а я свободная женщина, не так ли?
Она уже взяла в ладошку стремительно увеличивающийся в размерах член Чарльза и провела сомкнутыми в кулачок пальцами несколько раз вверх и вниз.
Мужчина издал невнятный звук и попытался поднять девушку, схватив ее за плечи. Оливия тут же припала губами к яркой розовой, как попка младенца, головке пасынка.
Она обхватила ее губами и облизала языком, прикрыв от наслаждения глаза.
– М-м-м-м, - простонала, оттягивая вниз крайнюю плоть, облизывая головку члена вокруг и проходя языком по уздечке.
- О..О-о-о.. Оливия! - выдохнул он пораженно, не зная, куда деть руки и держа их в воздухе.
- М-м-м, как вкусно! Я об этом мечтала все десять лет брака! - она снова всосала в себя головку члена и насадилась на него как можно глубже.
С первого раза не получилось, и она закашлялась, вытащив член изо рта и вытирая слезы, выступившие из глаз.
- Какой большой! - произнесла восхищенно, держа член Чарльза в кулачке и разглядывая его со всех сторон.
Затем высунула влажный язык и широко облизала его по стволу от основания до головки.
Чарльз шумно задышал, стиснув зубы. Что эта женщина себе позволяет?! Где приличия?!
Оливия тем временем массировала его яйца пальчиками одной руки, а второй наяривала по увитому венками стволу, который налился уже в полную мощь и стоял во всей своей красе.
- Оливия…, - он тяжело дышал, расставив руки в стороны, - нас ждут… процессия… священник…
- Подождут, я дольше ждала, - бросила небрежно, наслаждаясь этим великолепным леденцом.
Чарльзу больше всего хотелось схватить эту бесстыдную мерзавку за волосы и… а вот отшвырнуть или насадить ее на свой горящий член по самые яйца - не решил еще.
Но он не мог позволить, чтобы его мачеха, которая пусть и младше его на шесть лет, предстала перед траурной процессией растрепанной и в непотребном виде.
Оливия ласкала его член своим горячим и юрким язычком со всех сторон, подбираясь к яйцам. Еще немного… еще немного и она возьмет их в рот.
Внезапно Оливия поднялась, вытерла уголки рота пальчиками и подошла к трюмо, стоящему возле стены.
Там она вытерла салфеткой помаду, припудрила губы и нанесла ее аккуратно по новой.
- Чарльз, - обратилась она к пасынку, который в изумлении стоял истуканом со спущенными штанами, - нам пора. Папа ждет.
С этими словами она грациозно развернулась и скрылась за дверью.
- Damn bitch! - прошипел Чарльз, пытаясь хоть как-то засунуть свой вздыбленный член в трусы и заснуть ширинку.
Сделать это не удавалось: его немаленьких размеров орудие отказывалось засовываться в трусы, требуя продолжения банкета - вот уж кому было плевать и на папу, и на похоронную процессию.
Он не кончил, и член с яйцами ломило, как в тисках. Как он сейчас выйдет?!
Расположив, наконец член так, чтобы он хотя бы на оттопыривал парусом ширинку брюк, Чарльз пулей вылетел за дверь, продумывая на ходу, как он накажет эту сучку за такое неуважение к памяти его отца.
