Спешу через город в ресторан.

Я очень красива сегодня, мне даже в зеркало смотреться не надо, чтобы доказать себе это. Но эта красота – лишь внешний панцирь, за которым я пытаюсь спрятать плохое настроение.

Я знаю, что выгляжу безупречно: макияж подчёркивает глаза, волосы уложены в идеальную волну, но ничто из этого не греет изнутри.

Всё кажется ненужным, когда в душе тревога о нашем с мужем будущем.

Совсем недавно мы отметили серебряную свадьбу. Но до золотой в этом браке, видно, нам уже не дотянуть.

Эта поездка в ресторан, скорее вынужденная мера, нежели моё желание.

Я бы с радостью осталась дома, завернувшись в плед с книгой, но нельзя.

 Сегодня я должна улыбаться, делать вид, что всё прекрасно. Потому что так принято и так надо.

Не мне надо, мужу, но я пошла на уступки. Может, хотя бы это сгладит то напряжение, которое появилось между нами пару недель назад.

Что произошло – теперь уже догадки очевидны, но мне нужно убедиться до конца в своей правоте.

Страх за будущее нашей семьи вызывает очередное беспокойство, но я гоню его прочь.  

Сегодня я и Альберт приглашённые гости на юбилей нашего старого друга, и одновременно его работодателя.

Нам нельзя ударить в грязь лицом. Слишком много в окружении сегодня подчинённых моего мужа, и коллег.

Поэтому прочь тревоги, и вперёд на амбразуру изображать благополучную семейную жизнь.

Припарковавшись за пару домов от ресторана, спешу зайти внутрь.

Шикарное заведение в центре нашего города встречает меня своей красотой.

Попав внутрь приятно удивляюсь открывшейся атмосфере.

Всё вокруг дышит стилем, но без вычурности.

Шум голосов, звон бокалов, приглушённый смех намекают мне на то, что нужно расслабиться. Последнее время нам слишком редко это удаётся сделать.

На мгновение я забываю о своём тяжёлом настроении. Может, этот вечер пройдёт лучше, чем я ожидаю?

Бегаю глазами по залу в поисках мужа и сына. Их нигде нет.

Иду мимо барной стойки, где сидят две очаровательные девушки, и вот-вот уже преодолею расстояние до столиков, когда до меня долетает обрывок их разговора, заставляющий замереть: 

— Ты видела нашего нового заведующего? — голос девушки. 

— Это который? Сейчас, кажется, пару новых назначений. Седов, или второй, Нежин?

— Седов, который! Заведующий реанимационным отделением. Нежин с ним не сравнится. А Седов очень даже ничего! — или мне показалось, или она облизнула губы?

Замираю. Речь же о моём муже.

— Ах, тот… — вторая девушка ухмыляется какой-то ехидной улыбкой, и у меня внутри что-то неприятно сжимается, — да, согласна, мужик что надо. Поджарый, и выглядит отлично. Даже не скажешь, что ему ближе к полтиннику. Тачка, кстати, у него шикарная. Он Казанцеву недавно подвозил до метро, она рассказывала.

Присаживаюсь на барный стул недалеко от них, делая вид, что хочу заказать себе коктейль, но периферийным зрением всё ещё наблюдаю за ними и слушаю разговор.

— Смеёшься, что ли?! Ему до полтинника ещё далеко. Мужику всего сорок шесть! — делает акцент на слове «всего», — в самом расцвете сил! Про таких говорят, что они входят в период второй молодости. Это же прекрасно! И голова на плечах есть, и опыт в постели, и при деньгах, и при должности. Всё самое лучшее, как говорится! Ты видела, как он взялся за работу?! У него уже в руках всё кипит!

— Ну, знаешь ли... руки и... — подмигивает собеседница, но мы все понимаем, о чём она говорит, — это органы разные...

Они начинают хохотать, а я злиться. Не думала, что у подчинённых могут быть разговоры об … органах руководителя.

— Думаю, там всё в порядке.

— Ну, почему бы и не проверить... Согласно, мужик видный! Отрицать это глупо.

— В очередь тогда. Казанцева уже строит ему глазки.

— А он?

Сглатываю в горле, который появляется совершенно неожиданно в ожидании ответа девушки про какую – то неизвестную мне Казанцеву.

— Здравствуйте! — подходит ко мне незнакомка, отвлекая от разговора этих пигалиц.

— Здравствуйте.

— Вы помните меня? — смотрит с ожиданием, и я замечаю, как девушки начинают переглядываться и пялиться теперь на нас.

— Да, — мне кажется, я видела её в отделении мужа, когда приезжала к нему один раз, забыв ключи от дома в другой сумке. — Простите, надеюсь, что я не ошиблась, но мне показалось, вы из-за отделения моего мужа?

— Да-да. Вы жена Альберта Григорьевича, — девушка улыбается и кивает.

— Я опоздала, застряла в пробке. Теперь хочу найти мужа, — встаю, чтобы побыстрее уйти от барной стойки теперь.

— Я видела и Альберта Григорьевича, и сына вашего тоже. Наверное, они где-то здесь. Можно подойти к администратору, она поможет.

Девушка-администратор сообщает нам о том, что есть ещё огромная терраса, на которой, вполне возможно, своих мужчин я и найду.

Выхожу и замечаю, что они действительно именно там.

Дверь на террасу приоткрыта, музыка играет уже не так громко, как в основном зале, и я невольно слышу разговор своего мужа и своего старшего сына.

— Как Санька? Полине также тяжело?

— Да, дочь даёт жене жару. Пап, пока есть возможность, я о маме хотел поговорить. Отец, скажи ей всё, — мой сын смотрит на Альберта, не замечая меня за своей спиной. 

Его голос твёрдый, почти требовательный в этот момент.

Я стою в дверях на входе, не подходя к ним, потому что странное предчувствие заставляет меня затаиться и послушать дальше.

— Ты про что? — Альберт поднимает глаза от бокала с коньяком, который только что собирался попробовать. Вижу, как его пальцы слегка сжимают тонкую ножку бокала. Он нервничает.

— Ты сам знаешь про что.

Я вижу, как муж замирает после слов Максима.

— Нет, — резко обрывает он, даже не пытаясь развивать тему. Видимо, и правда понимает, о чём речь. 

— Но она имеет право знать… — Макс говорит тихо, но я всё равно слышу. — Разве такое можно скрывать? 

— Сын, пожалуйста, не лезь в это дело. 

Голос Альберта звучит мягче, но в нём слышится предупреждение. Он не хочет, чтобы этот разговор продолжался. 

— Но почему?

— У тебя своих дел хватает, правда? Ты женат, и у тебя уже есть своя семья, — перебивает муж, резко меняя тему. — Полиной и Санькой больше занимайся, чем нами. Мы — отрезанный ломоть. 

Он делает паузу, пытаясь сгладить углы, и добавляет уже с лёгкой улыбкой: 

— Макс… ну, попросил же: не лезь, — кладёт ему руку на плечо. 

Но наш сын не отступает. 

— Пап, ты же врач, и сам знаешь, если анализ будет положительный, такие вещи сами по себе не исчезнут. Скрыть не получится. Оно не рассосётся! Не исчезнет!

— А если отрицательный, то и тем более, маме и знать ничего не нужно. 

Сын тяжело вздыхает, опускает голову. 

— Надо же вляпаться в такое дерьмо… — Его голос срывается. — Я понимаю, конечно, с каждым может случиться, но…

— Вот именно, сын. Макс… — Альберт замолкает на несколько секунд, будто подбирает слова. Потом произносит сухо:

— Я не понимаю, ты хочешь поссориться? 

Тишина. Я не дышу.

Да, моё чутьё не подвело. Сын знает про предстоящий развод, о котором мне пока не сообщил муж, и усердно пытается убедить признаться в этом своего отца.

Как всегда – всё самое главное и жизненно важное женщина узнаёт последней. Ну что за несправедливая закономерность?

— Конечно, нет. Но лучше не обманывай маму и сказать ей. 

В голосе сына слышится напряжение. Он не хочет лгать, но и не может просто так принять отцовское решение.

— Я пока не подготовил почву. В любом случае это моя ложь, а не твоя. Я так не могу. Поэтому прекрати заниматься самобичеванием. 

Альберт говорит резко, отчеканивая каждое слово, будто вбивая гвозди. Он не кричит на сына, но его тихий, ровный голос режет хуже крика. 

Слушая это, моё сердце колотится так сильно, что, кажется, его стук слышен даже им. Кровь гудит в висках, дыхание перехватывает. Я не могу пошевелиться, не могу отвести взгляд от своих мужчин. 

— Бать… 

Максим упрямый. Он повышает голос, и в нём слышится не только протест, но и что-то ещё – обида? Разочарование? Он хочет достучаться, заставить отца услышать. 

— Пап… 

Альберт внезапно бьёт кулаком по перилам террасы. Я непроизвольно вздрагиваю.

— Хватит! 

Он переходит на тон сына, но потом резко обрывает себя, будто осознав, что теряет контроль. На секунду воцаряется тишина, тяжёлая, давящая. 

— Я сам разберусь со своей женой, понял?! Я лучше знаю, что ей нужно знать, а что нет. Меньше знает – крепче спит! А ты иди со своей разбирайся! Полина, я слышал, говорила мельком матери, что тебя дома вечно нет. И не смей учить отца. 

Это уже не просто спор. Это что-то другое. Что-то, чего я никогда раньше не видела. 

Да, они ссорились. Да, бывало, что оба повышали голос. Но чтобы Альберт говорил с Максимом так… так жёстко?

Сын сдаётся. Он знает, что сейчас бесполезно что-то говорить. Альберт не отступит. 

Я продолжаю стоять как вкопанная и даже не понимаю, что мне надо срочно спрятаться, чтобы они меня не увидели.

Макс сжимает свои кулаки, опускает голову, выдыхает тяжёлым выдохом и разворачивается, чтобы уйти.

— Мама… — замечает меня и смотрит растерянно. — Ты сказала, что в пробке задерживаешься.

— Ну вот, уже доехала, — пожимаю плечами, улыбаюсь, насколько могу после услышанного.

Сын кивает, переводит быстро взгляд на отца, а тот опускает лицо и на меня не смотрит.

 — Ты давно здесь? — как бы между прочим спрашивает.

— Пять минут, — отвечаю, но смотрю не на сына, а на своего мужа. — Макс… О чём вы говорили? Почему ссорились?

*******************

ДРУЗЬЯ! ИСТОРИЯ СЫНА - МАКСИМА ЖИВЁТ ЗДЕСЬ: 

ДИАГНОЗ: ИЗМЕНА. ЛЕЧЕНИЕ: РАЗВОД

ИСТОРИИ МОЖНО ЧИТАТЬ ОТДЕЛЬНО! КНИГИ НЕ ВЗАИМОСВЯЗАНЫ!