Со мной в постели — темноволосый бог. Наверняка Дионис. Спутанные кудри, припухшие губы, тень от ресниц на щеке. Густые брови, которые он хмурит во сне. Закинутая за голову рука — мышцы на ней сплетены в изумительный узор, от которого замирает сердце. Простыня едва прикрывает бедра и, если присмотреться, то в утреннем свете можно различить кое-что еще интересное. Я вспыхиваю и отворачиваюсь, кутаясь в другую простыню.

Непонятно зачем, если все, что можно, между нами уже случилось. В комнате пахнет кисловатым терпким вином. Бокалы с его остатками стоят на столиках по обе стороны от огромной гостиничной кровати. Белоснежные простыни измяты и залиты вином… и не только. Розовый рассвет неловко и смущенно только пробирается в комнату, а я уже стесняюсь вспомнить все то, что творила ночь напролет с этим мужчиной. Где была моя голова! Не так меня воспитывали!

Кудрявый красавчик переворачивается на другой бок, ресницы его дрожат, он слегка приоткрывает глаза и окидывает меня ленивым жарким взглядом. Ох, вот сейчас становится совсем стыдно. Спросит ли он: «Кто ты такая?» Или посоветует побыстрее покинуть его номер? А это его номер, явно не мой — в моем и кровать скромнее, и позолоты меньше, и зеркал на потолке нет. Но в той же самой гостинице. Там, где проходила прощальная вечеринка.

Вопреки моим опасениям, уголки губ Диониса дергаются и расползаются в медленной порочной улыбке.

— Розовопятая Эос не успела еще плеснуть рассвета на наши тела, а ты уже пробудилась, — его хрипловатый со сна голос все равно звучит музыкой в моих ушах. — Иди сюда, прекрасная Ариадна, сейчас я покажу тебе путь к звездам… а может быть, и подальше. Хотя льщу себя надеждой, что вчера так часто тебя туда водил, что ты еще не забыла дорогу.

И он подгребает меня под себя, нависая сверху. Темные кудри застилают лицо, зато можно во всех подробностях разглядеть загорелое тело атлета — ни грамма лишнего жира, четко прорисованные мышцы… Даже в своем паническом состоянии я не могу удержаться и не потрогать эти безупречные кубики на животе. Настолько они идеальны, что кажутся нарисованными.

Хриплый смех будоражит меня. — Кажется, три часа ежедневного спорта — моя лучшая инвестиция в прошедшем году, — сообщает Дионис. — Но ты не останавливайся. Ниже… Еще ниже…

И я вспоминаю это чувство завороженности — он словно околдовал меня, потому я и пошла за ним сначала пить вино, потом в номер, потом разделась и повела себя… Отнюдь не так, как положено вести хорошей девочке. И профессионалу, который прилетел на эту конференцию заниматься делами.

— Ох… — я вспоминаю, что рано утром у меня трансфер в аэропорт. — Минутку! Я… я не могу с нечищенными зубами! Это отвратительно!

Густые темные брови снова хмурятся: — Ты не вызываешь у меня отвращения… А! Так это намек!

Он ослепительно улыбается, демонстрируя те самые зубы — белоснежные и идеальные, словно нитка жемчуга, скатывается с меня и направляется к двери в ванную. И сзади он выглядит… Ох!

— Две минуты — и я снова с тобой, — обещает он.

А я вспоминаю рассказы брата о том, как в армии они собирались и одевались за тридцать секунд. Что ж! Не посрамлю династию Фроловых!

И уже через минуту я аккуратно прикрываю за собой дверь роскошнейшего номера и босиком на цыпочках мчусь к лифту, прижимая к груди свои туфли на шпильке.