― Это какой-то кошмар, ― воспаляется Людмила Евгеньевна. ― Носит облегающую на размер маленькую блузку, выпячивая свои огромные сиськи. И с её примера уже другие девочки стали так одеваться. Расстёгивают верхние пуговицы, обнажая бельё. Это возмутительно. Это школа или бордель малолеток?

― Ты забыла про её юбку, ― добавляет Серафима Станиславовна визгливым голосом. ― Пока она поднимается по лестнице, сзади парнишки наклоняются, чтобы разглядеть её трусы.

― Это возмутительно, ― повторяет Людмила Евгеньевна. ― Её надо отчислить. Бабка за ней вообще не следит. Видимо, все городские девочки так одеваются. Но у нас культурная, строгая, многоуважаемая школа. Мы не потерпим у нас таких учениц. Вадим Петрович. Сделайте что-нибудь. Она ведёт себя неприлично.

― Да, да. Раньше мальчики играли во дворе на переменах, а теперь они толпой окружают её и обсуждают какую-то порнографию. Отчислить её надо! ― выносит приговор Серафима Станиславовна.

Вадим молча кивает, выслушивая учителя-математики и физики. До них приходили другие и жаловались на Ксению Бондарёву. Разные слухи ходят о новой ученице десятого класса. В начале года всё было тихо, но начиная с третьей четверти всё изменилось. И вот уже три месяца о ней говорит весь посёлок, вся школа, вся молодёжь. И он сам изредка её видит, но почему-то язык не поворачивается сделать ей замечание по поводу дерзкого поведения и вызывающего внешнего вида.

Но в этот раз ему так просто не проигнорировать жалобы учителей. Придётся с ней поговорить.

― Хорошо. Пусть придёт, и я поставлю её перед фактом, либо она одевается как все, либо мы её отчислим.

Серафима и Людмила не совсем довольны решением директора.

― У этой девочки совести нет. Её надо выгнать, пусть возвращается в город…

― Людмила Евгеньева, я всё понимаю. Но у неё, кроме бабки, никого нет. Я слышал, с её отцом случился несчастный случай. Давайте, проявим чуточку терпения.

― Ещё год я её терпеть не собираюсь. Вот возьму и завалю её на экзамене.

Вадим закатывает глаза.

― Ну и зачем? Чтобы она ещё на один год осталась в десятом классе или ходила к вам на дополнительные занятия.

Людмила Евгеньевна заметно бледнеет.

― Ладно. Надеюсь, вас она послушает.

Учителя выходят из кабинета директора.

Вадим оттягивает узел галстука и вздыхает. И чего они так бесятся? Когда он сам учился, в старших классах одноклассницы одевались смело и вызывающе. Тоже их ругали, но толку от этого не было.

Вадим поворачивается в кресле, встаёт и открывает окно. Вдыхает свежесть весеннего тёплого дня. У окна зацвела сирень, радуя глаз.

Стук в дверь.

Вадим откликается и поворачивается. В приоткрытую щель, как мышка юркает Ксения. Светлые кудрявые волосы собраны в небрежный хвост, из которого выбились несколько прядей, мягко обрамляя лицо. Их цвет — ярче золотого песка под полуденным солнцем, сияющий и чистый.

Форма на ней сидит так, будто она родилась, чтобы провоцировать. Блузка, расстёгнутая на одну пуговицу больше положенного, словно случайно, а не для вызова. Юбка — короткая, обтягивающая, подчёркивает бёдра и длинные ноги, но в этом не чувствуется вульгарности. Просто девочка, запутавшаяся в собственном желании быть взрослой.

Но главное — её глаза. Крупные, синие, чистые, как северное озеро в безветренный день. В них нет ни наглости, ни вызывающей уверенности. Только растерянность и невинность, так остро контрастирующие с её внешним видом. Будто она не замечает, как её одежда действует на мужчин.

Невинный взгляд, бесхитростный и спокойный, заставляет Вадима чувствовать, что все эти обвинения — беспочвенные. Что перед ним не дерзкая девица, ищущая приключений, а потерянная девочка, которая просто хочет быть замеченной. Хоть кем-нибудь.

Вместо желания наказать, в груди разливается нечто иное. Желание оградить, спрятать от злых языков и упрёков. Ведь, несмотря на дерзкие наряды, она выглядит так хрупко, что ему хочется подойти и обернуть руки вокруг её плеч, защитить её от всего мира.

Прилив возбуждения застаёт его врасплох.

Вадим садится в кресло и пододвигается к столу.

― Ксения, ты знаешь, зачем я тебя вызвал?

― Похвалить меня за хорошую учёбу и избавить меня от экзаменов?

Вадим стискивает зубы и поправляет очки.

Ксения улыбается и оглядывает кабинет директора. Как давно она хотела попасть к нему на ковёр и наконец, познакомиться.

― А я представляла ваш кабинет более тесным. Таким маленьким, что пришлось бы стоять вот здесь, ― она делает два шага и встаёт сбоку у его стола.

Вадим сглатывает. От неё повеяло дикими фиалками с едва заметным ароматом карамели и чем-то восхитительно одурманивающим.

― Ксения, ты ведёшь себя очень дерзко и вызывающе. Я уже устал слушать жалобы.

― Ну так сделайте что-нибудь, ― улыбается она так, словно о чём-то просит.

― Учителя требуют тебя отчислить.

― Я не возражаю. Только дайте мне аттестат об окончании, и вы меня больше не увидите.

В школе может быть, а вот как соседку маловероятно.

― Простая такая. Я не могу дать тебе аттестат, я разве их тут печатаю на принтере? Аттестат нужно заслужить. Тебе потом с ним идти дальше учиться. Тебе всё равно придётся где-то доучиваться, не у нас, так в другой школе.

― Больше мне заняться нечем, постоянно школы менять. Если кому-то из учителей не нравится, как я одеваюсь, это уже не моя проблема.

― Нет, у нас тут не ночной клуб. Почему бы тебе не застегнуть рубашку на все пуговицы и не одеть юбку чуть длиннее?

― Да она и так длинная. Может, мне её совсем снять, чтобы мне больше никто не говорил, что у меня короткая юбка.

Ксения поворачивается к нему спиной, выставляя зад.

― Ну где? Где она короткая? Наполовину бёдра закрывает. Вы не видели коротких юбок, Вадим Петрович?

Вадим вжимается в спинку кресла, а пальцы в подлокотники. Тут и слепой поймёт, что она его дразнит. А ему почему-то так и хотелось протянуть руку и коснуться её молочно-розовой кожи, и проверить такая же она гладкая на ощупь, как на вид. А лучше как следует влепить по заду, чтобы не дразнила.

Вадим пытается отвести глаза, но это не так просто. Он снимает очки и массирует двумя пальцами переносицу.

― Значит так, ты либо прилично одеваешься, либо я буду разговаривать с твоей бабушкой.

― Пф… ну и что она мне сделает? Может, мы могли бы договориться?

Ксения садится на стол и закидывает ногу на ногу.

― Я похож на того, с кем можно договориться?

― Вы же хороший, Вадим Петрович, это читается по вашему лицу.

― Ты меня плохо знаешь, Ксения. Встань со стола, это неприлично.

Ксения улыбается, медленно слезает со стола и делает шаг назад. В её руке появляется телефон, и она молча разблокирует экран, не отводя взгляда от Вадима.

— А может, я действительно плохо вас знаю, Вадим Петрович. — Её голос звучит мягко, даже кокетливо. — Но я узнала кое-что интересное.

— Что ты несёшь? — хмурится он, раздражённый её бесстыдством.

Ксения подходит ближе и разворачивает телефон экраном к нему. На фотографии Вадим обнимает студентку — молодую, длинноволосую, с вызывающим макияжем. Они стоят слишком близко. Лицо девушки сияет. А он… кажется, смотрит на неё с нежностью.

― Кажется, это Марина из 11А.

— Это фотошоп. — Он мгновенно отпрыгивает, как от удара, лицо багровеет. — Чушь какая-то. Я её никогда не обнимал. Видно же, что это фигня отредактирована в нейросети. Я никогда…

― А что это вы вдруг занервничали? ― склоняет набок голову Ксения.

Вадим стискивает зубы и сжимает кулаки.

― Поверят этому снимку или нет, но увидят то, что есть.

― Хочешь испортить мне жизнь? Что ты хочешь? Аттестат?

Ксения улыбается, довольная тем, как легко его можно задеть за живое, ложной картинкой.

— Ну, если я покажу это, например, Людмиле Евгеньевне… Или родителям этой девочки. — Она наклоняет голову с невинной улыбкой. — Кто знает, что они подумают?

Вадим чувствует, как его гнев растёт. Раздражение смешивается с паникой, словно его поймали за чем-то постыдным. Сжатые кулаки, дрожь в руках.

Он делает к ней широкий шаг, сокращая между ними расстояние. Вадим вонзает пальцы в её челюсть и заглядывает в её дерзкие глаза.

― Что ты хочешь?

― Тебя! ― отвечает Ксения и прижимает ладонь к его паху.