Утро. 5:15

Я сжимаю чип-код от входной двери в одном кулаке, а второй закусываю зубами, чтобы не заорать и не спугнуть мужа. Мужа, который сейчас дерет какую-то девицу. Он засаживает ей сзади, грубо схватив за бедра. Она стонет и подается назад. Из-за растрепанных волос я не вижу ее лица в ту узкую щель между стенкой и откатной дверью в холле. Я еле дышу. Воздуха нет. И сил нет стоять — колени дрожат, но я держусь. Кусаю почти до крови собственную руку и смотрю на то, как Федор «работает из домашнего офиса». Он же мне вчера по видеосвязи весь уставший и грустный рассказывал, какой у него проект тяжелый. А главное, что мне надо бы еще неделю отдохнуть, чтобы не видеть его такого всего «небоевого».

Бедрами он бьется о зад девицы размашисто и с такой силой, какую я даже не знаю.

У нас такого секса никогда не было.

Он рычит совершенно непривычно, тянет руку к волосам девицы и хватает в кулак, тянет назад. Открывает ее лицо.

А я все-таки прокусываю зубами кожу на кулаке. Ася Костина. Пиар-менеджер их холдинга. Крашеная блондинистая стервь. Из всех сотрудниц ее я хорошо запомнила за острый взгляд и такой же острый язык. Я думала, у нее были планы на их гендира, перед которым она крутила задницей, а выходит, что я слепая дура.

Настоящая слепая дура!

— Моя Асса, — рычит Федя, а на меня течет липкая черная грязь омерзения. Как он возбужден! Как он весь перед ней стелется. Трахает с таким смаком и удовольствием, что я понимаю — я даже не замена для него. Все это время я вообще была пустым местом в этой семье.

— Феденька-а, — стонет эта зараза. И стонет-то так натурально, хотя чего ж не натурально, если тебя дерут с душой. Феденька вложился в процесс.

Я непроизвольно сжимаюсь, сглатываю, пытаюсь дышать. И не распахнуть дверь. Не влететь туда, чтобы схватить эту Асю за белобрысые лохмы и не протащить до входной двери. А следом и Феденьку туда же. Только вот я даже эту стервь не отлуплю — меньше и тоньше.

«Моя балерина» — как называл муж. Бывший уже муж.

Вот точно, Милана, ты — балерина. Худая, без такого бюста, хоть и силикон сплошной, даром блонд натуральный. И Федя может легко скрутить.

Почему-то я не сомневаюсь теперь, что он может причинить мне физический вред, если захочет. Образ заботливого и семейного топ-менеджера исчез. Испарился, будто и не было. Зато перед глазами неизвестный мне мужчина, который врет, не моргнув и глазом.

В голове моментально бегут фрагменты, когда я задерживалась из поездок, или когда уезжал в командировки он сам. И сколько было этих видеозвонков с «грустными глазками», с нарочито развязанными галстуками и полурастегнутыми рубашками, словно Федя сейчас пойдет в душ и спать.

Я зажмуриваюсь от собственного внутреннего вопля. Сжимаю зубы на кулаке до такой боли, что перед глазами алая пелена. Но не двигаюсь. Не позволяю себе вмешаться. Интуиция вопит сиреной, что мне нельзя дать себя обнаружить.

И очень скоро я получаю свою «награду» — Ася вдруг заводит странный разговор. Она уже сытая от их соития, лежит на спине в нашей постели и гладит Федю по волосам. Он подставляется под ее руку как кот. Но я прекрасно помню, как он постоянно одергивал меня, чтобы не трогала его прическу. Наверное, если бы он мог, он бы в простыню меня спеленал и трахал через дырку в ткани.

Неужели я была настолько ему противна?!

Но зачем такие мучения?

Я вслушиваюсь в речь Аси:

— Ничего себе, он правда клюнул на ставку тогда?

— А куда ему деваться, — тянет самодовольно мой муж и сразу же щипает с улыбкой соски своей любовницы. — Либо он купит, либо все оставшиеся трое игроков. А Миланка вряд ли троих выдержит. В нее член-то страшно запихивать, не то, что на два ствола сажать.

Ася хохочет. Вместе с Федором. А я уже не дышу. Они же про меня сейчас говорят... Про меня и троих мужиков? Которые меня... могли купить?

Я снова зажмуриваюсь. Это же бред! О чем они?!

— А ей что собирался сказать?

— Что у нас долг, и ей придется раздвинуть ноги перед Прохоровым, — смеется Федя.

А я ушам не верю! Прохоров в нашем окружении только один. Кирилл. Тот, за кого я должна была выйти замуж, если бы он не порвал со мной. Бросил перед смертью папы. Наговорил злых слов. Ну и что, что брак у нас планировался договорной. Папа ведь одобрил. Могли бы... разойтись. И я бы никогда не вляпалась в Родионова.

Боже, как я теперь ненавижу свою фамилию!

Следом до меня доходит вторая часть предложения — раздвинуть ноги перед Прохоровым. Кирилл меня выкупил на каком-то их дрянном аукционе?! Или где мой муж меня выставил за долги?! Это даже звучит, как второсортная драма.

Или как криминальная сводка.

Проданная за долги.

Но они не шутят. Смеются надо мной и предвкушают мучения.

Я Кириллу никто, хоть мы и числимся бывшими. У него и без брака со мной дела пошли в гору. Но ведь и Федор не бедствует. Моя квартира, мое приданое, связи отца — он всем распоряжался на равных правах. Как сыр в масле катался.

Тогда зачем это все?!

— … А потом ты ткнешь ее в пункт брачного договора? — с таким неприкрытым удовольствием произносит Ася, водя пальчиком по груди Федора. Он ее сразу же засасывает. Не целует. Именно трахает языком.

Меня от них тошнит. От всего услышанного тошнит!

Но я должна дослушать. Должна понять их план, ведь они его готовили не один день, а я бы так ничего и не узнала, если бы не решение вернуться домой раньше.

И Федя говорит...