Иногда в протянутой руке заключено больше смысла, чем во всех торжественных обещаниях.

Глава 1

— Привет.

Сколько всего может начаться с такого простого слова. Возникнуть, продолжиться, немыслимо закрутиться и сложиться невероятным образом.

— Привет.

А из ответа — лишь из того факта, что он прозвучал, получится история, перевернувшая даже не жизнь отдельных людей — сами основы нашего мира.

Порой мне кажется, что у судьбы очень странное, воистину оригинальное чувство юмора. В какой-то степени ироничное. Иначе я не могу объяснить, зачем она сводит тех, кто никогда и ни при каких обстоятельствах не должен был оказаться рядом.

***

Весна в Ска́ндье — самое мерзкое время года. Сильные ветра́ с севера несут дожди, не прекращающиеся с утра до вечера. Реки выходят из берегов, озёра разливаются морями. На улицу вообще лучше носа не высовывать — пока портал создашь, вымокнешь с ног до головы. Посему все в этот период ограничиваются домашним уютом, наносят визиты вежливости, навещают родственников, гостят у друзей. Все, кроме меня.

По определённой уважительной причине мне разонравились семейные посиделки. Каждый норовит проявить к лишённой дара положенное сочувствие, выразить свои глубокие соболезнования. Не говоря о том, что я и раньше жалость на дух не переносила, сейчас, в моих обстоятельствах, она воспринимается откровенным оскорблением. Лучше бы реагировали, как отец, — гневом и плохо скрытым протестом против несправедливости происходящего.

А вот на маму я сердита. Я пока жива. Наверно, продержусь год, может, полтора… нет, полтора вряд ли, но чем чёрт не шутит! А мама по мне заранее убивается, как по уже ушедшей к Богам. Оно, конечно, оправданно, между тем я-то ещё здесь, всё замечаю. Неприятно, понимаете? Брат замкнулся, не знает, как себя вести, старается при встрече быстро поприветствовать и проскользнуть мимо — занят, мол. Он хороший целитель и действительно всегда загружен работой. Только раньше ему это не мешало болтать со мной часами.

Ой, я точно невоспитанная! Столько всего рассказала, а даже не представилась. Итак, я: Эльви́кэ Сэньé, двадцать лет, три локтя с хвостиком, светло-русые волосы, серо-голубые глаза. Близкие зовут Ви́кэ, а мне нравится Эль. Не выдающаяся красавица, но и не уродка — обычная девушка, каких в Скандье полным-полно. Родители — из потомственных целителей, старший брат, Хéйдер, обрёл дар четыре года назад.

Никто не сомневался, что я последую по их стопам. Но на церемонии Обретения Камень остался тёмным — вещь настолько невероятная, что Старшие не поверили, заставили меня положить руку второй раз. И третий. Пока не убедились — произошло немыслимое. В почтенном семействе Сэнье родилась бездарная. Меня быстро вывели из Зала Камня — не через парадные Врата, за которыми новую магиню приготовились встречать и поздравлять радостные родственники и друзья, а кружным, тайным путём. Оставили в крохотной комнатке с единственным окном, попросили подождать. Я ждала долго — церемонию в тот день проходило множество двадцатилетних юношей и девушек со всего Скандье. А потом в комнате стало необыкновенно тесно — от того, что кроме родителей туда явились Старшие в полном составе и сам Верховный.

Если я не оробела, то лишь потому, что и без того была слишком потрясена. Но тогда у меня оставалась надежда. Крохотная, и всё же! Вдруг это какая-то ошибка? Время рождения неверно поставили, ритуал неправильно провели, Камень испортился… Смешно, конечно, однако я упрямо выдумывала всё новые и новые объяснения.

Старейшие окружили меня плотным кольцом, замкнул которое Верховный — хорошо сложённый, осанистый, величественный маг с тонким обручем власти на светловолосой голове. Спокойные серые глаза оглядели меня, смерив, изучив, оценив, разложив на составляющие и сложив обратно — надеюсь, в первозданном порядке. О родовом даре семьи Тэгьéр ходили легенды, нынешний правитель являлся магом жизни — настолько редким, что их насчитывалось несколько человек на весь мир. Супруга его, из рода Дарьэ́, наоборот, владела уникальной силой смерти: поговаривали, что единственный сын и вовсе должен был стать чем-то исключительным.

— Как такое могло произойти? — мрачно поинтересовался Верховный у Старших, полностью проигнорировав моё присутствие.

Я не выдержала. Меня часто (и заслуженно!) обвиняли в недостатке хороших манер. Но при встрече с незнакомыми людьми я хотя бы кланялась!

— Светлого дня, — громко произнесла я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Клянусь — Верховный смутился. Острые ресницы качнулись туда-сюда, уголок красиво очерченного рта дрогнул.

— Простите, госпожа Сэнье. Ваш случай настолько исключителен, что заставил забыть о приличиях.

— Исключительнее некуда, — проскрипел Старший Тоньэ́. — Мы считали, что полностью справились с данной проблемой. Бездарные не рождались уже лет тридцать, Скандье почти забыл об этом наказании Богов.

Я поёжилась. Меня в детстве называли по-всякому, шалила я знатно, однако наказанием Богов — ни разу. Да и Боги у нас добрые, больше награждают, нежели гневаются.

— Господа, — подал голос мой отец, проталкиваясь ко мне, вставая рядом и опуская руку на плечо, — не потрудитесь ли вы объяснить поподробнее, что происходит? Не оскорбляя и не запугивая мою дочь.

Вроде и уважительно сказал, и без угрозы, а Старшие зашевелились, церемониальные парчовые балахоны заходили ходуном.

— Ваша дочь, господин Сэнье, к положенному возрасту не сформировала канал для принятия энергии, подпитывающей всех магов, — на сей раз ответил самый юный из Старших, Реньри́, симпатичный молодой человек с обаятельной улыбкой. Сейчас он не улыбался, смотрел с откровенной тоской: — Магия, что отпущена нам с рождения, поддерживает нас до совершеннолетия. В двадцать лет маг создаёт прочную устойчивую связь с общим энергетическим полем, откуда потом он и черпает силу. Тогда же определяется и направленность дара. Целитель или универсал, маг света или тени — каждый обретает себя в миг прохождения ритуала. Сложное устройство, названное для простоты Камнем, за секунды выявляет предназначение мага и открывает доступ к соответствующей энергии. В случае с вашей дочерью этого не произошло.

— То есть, — посуровел отец, — водная стихия Эльвикэ не будет иметь конкретной специализации?

— Не только, — Реньри тихонько вздохнул. — Без подпитки энергией запаса магии, заложенной изначально, хватит разве что на год медленного угасания. Тело не может существовать отрезанным от силы.

В наступившей тишине я отчётливо различила громкий стук. Моё сердце?

— Иными словами, — нашёл в себе мужество выговорить это вслух отец, — моя девочка с этой секунды начнёт умирать? И нет средства ей помочь?

— К сожалению, нет, — развёл руками Тоньэ. — Когда-то феномен бездарных тщательно изучали, пытались подпитывать извне, близкие делились энергией. Увы, это не давало даже отсрочки. Год с небольшим — и Боги забирают обделённого.

Невидимая мне мама всхлипнула, затем сдавленно зарыдала. Я же сосредоточенно кусала губы. Нет, я прекрасно поняла, о чём идёт речь. Но, согласитесь, очень сложно за минуты перестроить свои мысли, планы, мечты… Только что я в уме планировала своё будущее — и вот, какая-то каменюка за меня решила, что я его не заслуживаю! И умру, толком не начав жить. За что? Я в чём-то провинилась? И неужели действительно ничего нельзя сделать?!

Моё спокойствие могло показаться следствием свалившегося потрясения. Наверно, от меня ждали слёз, истерики, обвинений. Я же просто стояла и смотрела — на разом постаревшего отца, на Старших, на виновато потупившегося Верховного.

Именно к нему я и обратилась:

— Скажите, пожалуйста, а мне дозволяется искать средства исцеления самостоятельно?

Маг взглянул на меня с неподдельным интересом:

— Вы хотите изучить проблему сами? Несмотря на случившееся с вами несчастье?

— Я неплохой целитель… — голос всё же дал осечку. — Вернее, была бы хорошим целителем. Чем целый год покорно ждать конца, лучше провести отпущенное время с пользой. Прошу о полном допуске к главному Хранилищу, господин Тэгьер.

Впоследствии я только дивилась собственной смелости. И радовалась, что догадалась воспользоваться моментом. Сложно было в присутствии родителей отказать умирающей, и косые взгляды Старших не стали преградой.

— Конечно, госпожа Сэнье, считайте, разрешение получено.

Так я определила свою судьбу.

***

С того дня прошла денница. Я не чувствовала в себе никаких изменений — порталы по-прежнему строились легко, свет загорался по щелчку пальцев, из зеркала на меня взирала юная девушка, а отнюдь не старуха. Иногда, проснувшись утром, я, как и раньше, ощущала искрящуюся силу… и с ужасом вспоминала, что это лишь остаточные явления.

Родным было тяжелее. Мама, при мне старательно сдерживаясь, наедине безостановочно рыдала. Отец безуспешно пытался её успокоить, а в результате расстраивался сам. Временами он смотрел в одну точку, и губы его кривились в бессильной ярости. Брат, как я уже упоминала, старался меня избегать. А в Скандье бушевала весна.

Дожди заливали всё вокруг, но на сей раз наш дом не тревожили бесконечные друзья и знакомые, проявив деликатность по отношению к семье, застигнутой горем. Ко мне из десятка подруг не явилась ни одна, я тоже не желала никого видеть. О чём бы мы стали разговаривать? О выбранных ими учителях, первых успехах в управлении даром, их грандиозных планах на будущее? Или же о сватовстве парней, скорых свадьбах с подходящими магами? Мой собственный жених, навязанный мне родителями, примчался на второй день после ритуала, долго что-то мямлил и, к моему великому облегчению, разорвал помолвку. Я несказанно обрадовалась, поскольку давно собиралась объявить отцу, что в качестве будущего спутника жизни Лэсги́р меня ни в коем смысле не устраивает. Целитель он, не целитель, я не племенная тёлка, чтобы меня под надлежащего производителя подкладывать. Получив подтверждение, что парнем двигали отнюдь не романтические и нежные чувства, я даже вздохнула свободнее. Правильно говорят, что перед лицом смерти врать невозможно, вот и Лэсгир проявил себя во всей красе — расчётливый, равнодушный охотник за талантливой женой одного с ним дара.

Я же воспользовалась выклянченным разрешением и быстренько, пока Старшие не передумали, оформила себе официальный пожизненный допуск в главное Хранилище. В моём случае «пожизненный» и «годовой» — понятия равнозначные, но не хотелось бы из-за лишних прожитых месяцев повторять возню с документами. Так что, едва наступало утро, я уносилась в Танрэ́, резиденцию Верховного, где размещалось Хранилище, и с головой уходила в свитки. Не скажу, что узнала много нового, но занятие отвлекало от невесёлых раздумий.

Эти мысли я гнала. Жёстко пресекала любое желание размякнуть и поплакать. Во-первых, что толку? Слезами горю не поможешь. Во-вторых, и без меня есть кому рыдать — мама за двоих старается. Если отцу нас обеих придётся утешать, раньше меня к Богам уйдёт. В-третьих… Вот упрямая я. Пока жива — надеяться буду — на чудо, на тех же Богов. И на себя.

Только сегодня я как никогда была близка к тому, чтобы разреветься. Вернулась раньше обычного — весь день вспоминала, что наша домработница с вечера тесто на пироги поставила, прямо слюнями заходилась. Вкуснейшие у Одьéн пироги получаются, пальчики оближешь. Прокралась на кухню тихонечко — нечего лишний раз добрейшей женщине на глаза попадаться, охов и ахов наслушалась уже на год вперёд. И увидела брата, уронившего голову на стол в такой тоске, что аж сердце защемило.

— Хей, — окликнула его негромко, — с тобой всё нормально?

Он вздрогнул, резко вскочил.

— Викэ? Что ты здесь делаешь?

Странный вопрос, учитывая, что это мой дом и я тут живу. Пока.

Я виновато развела руками.

— Пирогов захотелось.

Братишка тут же постарался овладеть собой, вымученно улыбнулся, но получилось плохо. В глазах плескалась боль, словно это его приговорили и сроку год отмерили.

— Ты ешь, сестричка, ешь. А я побегу, меня ждут.

И умчался. Хорошие дела… Аппетит у меня, конечно же, пропал. Так, из принципа сжевала кусок, даже вкуса не почувствовала. Посидела, подумала и направилась к отцу.

Он тоже уже вернулся с работы, переоделся в домашнее, расположился в кресле, потягивал горячий взвар из объёмистой кружки. Тяжёлый взгляд скользил от стеллажей, заполненных свитками, к окну с бесконечными подтёками дождя.

— Папа! — начала я и тут же поправилась: — Славного вечера. Можно с тобой поговорить?

Отец дёргаться не стал, изображать весёлость — тем более. Серьёзно кивнул, поманил рукой.

— Садись, Викэ. Я всегда готов тебя выслушать.

Больше всего я была ему благодарна за то, что он не пытался меня утешать или, наоборот, делать вид, что ничего не случилось. Не справлялся ежеминутно о здоровье, не причитал, как мама, не пытался обкормить вкусненьким наподобие Одьен. Но и не избегал, как Хей, не прятал своего горя.

Об этом я и спросила:

— Папа, что с Хеем? Он, конечно, прекрасный брат и всё такое, но одно дело переживать за сестру, другое — самому готовиться помирать. И явно не из-за меня.

Отец замялся.

— Говори, — сердито нахмурилась, — я же всё равно узнаю. У Одьен спрошу, у Сильéн. Или у мамы.

Последняя угроза подействовала.

— Хейдеру запретили иметь детей, — злобно выплюнул отец. — Старшие боятся распространения проблемы.

От гнева я задохнулась.

— Почему? Бездарность — не заболевание, по наследству не передаётся! Как же так можно? Что же теперь… А Льен в курсе?

Сильен, красавицу-невесту брата, сильного целителя и мага воды, гордость рода Норьéк, мы обожали не меньше Хея. Весть о том, что по моей вине пострадала она, ударила меня едва ли не больнее, чем собственная незавидная участь.

— Разумеется, — криво усмехнулся отец, — Старшие сразу же после церемонии сообщили. После чего ещё и на беременность проверили… мерзавцы. Сильен — молодец, посмеялась им в лицо — мол, в семье Норьек не привыкли до свадьбы детей плодить. Только, Викэ, потом она ночь проплакала у Хея в объятиях, и уж на что я моралист законченный, и то пожалел, что они такие порядочные. Завели бы ребёночка, обратно б уже не засунули. Прости, доченька, за грубость.

Я стиснула зубы. Ладно, мне умирать в двадцать против обычных трёхсот лет средней жизни мага. Но брата за что?!

— Нельзя это так оставить, — решительно заявила я, глядя отцу в глаза. — Старшие слишком много на себя берут. Нет такого закона, чтобы осуждать на бездетность! И Хейдер должен не страдать молча, а бороться.

— Как, девочка? — покачал головой отец. — Оспорить волю Старших? Восстать против их запретов? Может, заклятиями припугнуть?

— Дойдёт до этого — и заклятиями! — я сжала кулаки. — Для начала — протестовать, громко! Высказать свою позицию, обосновать… пожаловаться Верховному, наконец! Он обязан защищать людей — вот пусть и вмешается в произвол!

— Ничего он не сделает! — сдавленный рык. — С его ведома и согласия Старшие Сильен и Хейдера счастья лишили… Викэ, ты — единственная бездарная на всё Скандье, у нас с твоей мамой детей уже быть не может. Два мага — два ребёнка, таков закон сохранения силы. Если на тебе наказание Богов остановится, Верховный довольно руки потрёт и забудет о досадном недоразумении.

— А если… если Сильен не выдержит? — глухо произнесла я то, о чём подумала. — Она милая девушка и брата любит. Но приговор не на ней, а на Хее. Вдруг она… бросит Хейдера?

— Поэтому мальчик так и мучается. И переживает, что невесте жизнь испортил, и боится, что она от него откажется. Викэ! — отец порывисто обнял меня. — Умоляю — не думай, что всё это по твоей вине! Ты и так наказана — уж не знаю, за что только. Худшее и придумать сложно, ан нет, мудрецы наши позаботились, чтобы тебе и последние дни отравить. Доченька, родная, ты не обижайся на Хея — что он так себя ведёт, в глаза тебе не глядит. Он любит тебя, и Сильен тоже любит, а оно вон как…

— Я понимаю, — прильнула к отцовской груди, — всё понимаю… Пап, может, мне пожить пока отдельно? Чтобы глаза не мозолить. Мне сегодня Зо́лин Решьéк, Смотритель Хранилища, предложил стать его помощницей и переселиться в Танрэ́. Вы потихоньку привыкнете к тому, что меня нет… не так тяжело будет.

— Викэ! — сильные руки встряхнули меня. — Да что ты такое говоришь, доченька? Считаешь, мы родную дочь просто так из жизни вычеркнем? Разлюбим, забудем?! Последние дни не захотим скрасить? Или… тебе нас жалко?!

— И это тоже. Папа, рядом с умирающими трудно. Вы приметесь обо мне заботиться, я начну раздражаться… Льен, приходя в гости, всякий раз невольно станет вспоминать, чего я её лишила. А на Хея мне теперь самой больно смотреть. Словно я его подвела. Потом… мне, правда, в Танрэ будет лучше. Больше времени для изучения свитков.

«А ещё, — подумала я, — вдруг мне удастся разобраться в проблеме бездарности. Не собираюсь я сдаваться!»

Отец протянул руку погладить меня по голове — и передумал, сжал вместо этого ладонь — как равной.

— Выросла ты, Викэ. Поступай, как сердце велит. В любом случае ты моя дочь, поддержу и помогу, только попроси…

Не выдержал — отвернулся, скрывая слёзы. А я поспешила выскользнуть за дверь.

Гадко было на душе, паршиво. Не ожидала я такой несправедливости от Богов… стоп! При чём здесь Боги? Не они же с небес сошли и Хея приговорили. Значит, надо бороться. И для начала — не откладывая переселиться в Танрэ.