ИРИНА
- Ириш, а ты чего такая зеленая? Ты в порядке?
- Укачало… наверно, - поморщилась я, глядя в окно, за которым мелькали пестрые вывески с похожими на сороконожек иероглифами. – Или съела что-то. Тут у них не знаешь, что ешь.
- Слушай, - Лера перешла на шепот, - а ты случайно не… того?
- Надеюсь, что нет.
Я и правда надеялась, что нет. «Того» сейчас было бы очень некстати. Беременность бывает кстати, только если ты хочешь ребенка, а я не хотела. Не вообще не хотела, а именно сейчас. Потому что отношения у нас с Антоном в последнее время совсем разладились. Вроде бы и жили в одной квартире, спали в одной постели, – и не только спали! – но все равно каждый жил своей жизнью. Пожалуй, лишь на репетициях и концертах мы были по-настоящему вместе, хотя и не вдвоем.
Он – дирижер и художественный руководитель симфонического оркестра. Я – первая скрипка. И сейчас мы приехали на гастроли в Гонконг с оперными певцами – солистами Михайловского театра.
Я наивно надеялась, что это поездка снова сблизит нас. Вместе в дороге, вместе в гостиничном номере. Экзотика, романтика! Но… нет. Не сблизила. Мы даже в ресторан ходили по отдельности. И на экскурсию по городу я отправилась вместе с подругами Лерой и Мариной. Но не проехали мы и пары кварталов, как меня начало мутить. Двухэтажный автобус сильно качало, а уж пахло в нем… Как будто прямо под сиденьем сгнила мокрая половая тряпка.
- Знаете, девочки, - сказала я, высматривая на карте желтый кружочек остановки, - я, наверно, выйду. Пока недалеко уехали. Пройдусь пешком. Билет еще завтра действителен. Может, утром прокачусь.
- Ты это… осторожнее, - забеспокоилась Марина. – Не заблудись. А то зайдешь куда-нибудь… в опасный квартал.
На остановке я спустилась по лесенке, вышла и медленно побрела обратно к гостинице. Мутить сразу стало меньше.
И правда, с чего я вдруг решила, что беременна? Таблетки принимала исправно, не пропускала. Задержка всего один день. Перемена климата, часовых поясов, еды, воды. Нервы опять же. Гастроли – это всегда нервы, потому что обстановка непривычная. Особенно за границей.
Но даже если вдруг… Ну что ж, значит, так надо. Значит, именно этому ребенку понадобилось родиться.
Размышляя об этом, я незаметно добралась до гостиницы – не самой роскошной, но вполне приличной. Прошла через сверкающий огнями холл к лифту, из которого как раз высыпалась веселая компания. Следом за мной забежала молоденькая девушка-китаянка с огненно-рыжей гривой. Это было так необычно, что я уставилась на нее и даже не посмотрела, какую кнопку она нажала. Лифт остановился, двери открылись с мелодичным звоном (ре второй октавы!), и я машинально вышла за ней.
Девушка повернула с площадки налево, а я направо. Подошла к нашему с Антоном номеру, приложила к замку карточку и с удивлением уставилась на красный огонек. Приложила еще раз, другой стороной – снова красный. Подняла глаза – ну конечно!
У нас четыреста пятнадцатый номер, а это триста пятнадцатый. Я вышла вслед за рыжей этажом ниже.
Неожиданно дверь распахнулась, едва не втащив мне по лбу – как только успела отскочить?
- Ира?!
На пороге стоял Антон, вцепившись рукой в расстегнутый ворот рубашки. А за его плечом…
У этих номеров была довольно странная планировка. Обычно за дверью находится маленький коридорчик-прихожая, а здесь она открывалась прямо в комнату. Поэтому я прекрасно рассмотрела за плечом Антона кровать, на которой в позе одалиски возлежала Инесса Борцова - прима труппы, колоратурное сопрано. Пышный бюст, не меньше пятого размера, нахально сверкал из-под простыни розовыми сосками.
Антон, конечно, мог соврать, что у Инессы разболелась голова, а он принес ей таблеточку, но растерялся, и момент был упущен. Зато этой заминкой воспользовалась я – чтобы отмерзнуть и пойти в атаку.
- Господи, и как только она тебя не задавила своим выменем? – поинтересовалась ядовито. – Давай так. Я сейчас пойду в бар, выпью за помин нашей семьи, а ты соберешь свои манатки и переедешь к этой корове. Думаю, получаса будет достаточно. Если вернусь и что-то найду – выброшу в коридор.
- Ира…
- Никаких Ир, Антон Валерьевич. Ира для тебя закончилась.
- Послушайте, Ирина, - Инесса села, натянув на грудь простыню. – С какой стати вы врываетесь в чужой номер и начинаете…
А вот это она зря. Во-первых, я никуда не врывалась, а во-вторых, ей лучше было помалкивать. На глаза попались стоящие под вешалкой замшевые туфли. Массивные, с широким каблуком. Инесса еще не договорила фразу, а одна туфля уже влетела ей каблуком прямо в рот.
Метко получилось. Что там случилось с зубами, я издали не видела, но губа треснула точно: по подбородку потекла кровь.
- Ты, сука! – завизжала Инесса.
- Ой, какая неприятность, - всплеснула я руками. – И как же ты вечером Сольвейг петь будешь? Зима пройдет, и весна пролетит…
Пропев начало арии, я посмотрела на Антона. Он так и стоял в дверном проеме, не зная, то ли вернуться в номер и утешить свою толстомясую пассию, то ли уже сбежать. Вспомнился старый анекдот: «А как дысал, как дысал!»
Как он там дысал на ней, я не знала и не хотела знать, но сейчас вид у него был очень даже бледный. И жалкий.
Фу таким быть, Антон Валерьевич.
Демонстративно постучав по запястью, я развернулась и направилась к лифту. Поднялась на последний этаж, зашла в расположенный на террасе бар, села за стойку. Изящный, как статуэтка, бармен – или, может, барменша? - приподнял брови. Я попросила коньяку и хотела сделать глоток, но подумала: а вдруг мне уже нельзя?
Словно в ответ низ живота стянуло широкой лентой боли.
Ну хоть что-то. И на том спасибо!