ЖЕНЯ

— Дорогой, не объяснишь, почему от твоей рубашки разит женскими духами?

Мой муж на несколько секунд превращается в статую, едва переступив порог квартиры. Подобная претензия — явно не то, что ожидает услышать от своей супруги любой мужчина сразу после возвращения домой с работы.

— И тебе привет, — Марк улыбается своей фирменной улыбкой: левый уголок тянет вверх и усиливает демонстрируемый эффект, щуря глаза, как будто вот-вот и вовсе не сможет их разлепить, а широко растянутый рот лопнет от растяжения. — Ты о чем?

Он принимается вяло разматывать тонкий кашемировый шарф, затем аккуратно складывает атрибут промозглых и дождливых осенних дней на пуфик и в упор не замечает в моих руках свою рубашку, в которой уходил вчера утром.

Если бы меня не одолела хандра, вызванная пасмурной погодой и капризными клиентами, я бы не сунулась в гардеробную, чтобы тщательно перебрать наши с мужем вещи и загрузить стиральную машину. Я отношусь к тому типу людей, кто в процессе домашней уборки ловит дзен. Порядок вовне — порядок внутри. Это помогает разложить спутанные мысли по полочкам, вытащить из закоулков те, что уже покрылись сантиметровым слоем пыли. Отвлечься на приятное удивление при обнаружении затерянной давным-давно игрушки дочери, которую она долго и упорно искала, но так и не нашла; обрадоваться, представив счастливое личико десятилетней владелицы затисканной, но столь обожаемой куколки феи Динь-Динь при воссоединении с ней.

— О женских духах и твоей рубашке, — сдержанно повторяю я, протягивая вещь ее хозяину.

Марк запускает в густые, пепельно-русые волосы пальцы, медленно пропуская через них пряди, после чего стягивает с плеч длинное пальто графитового оттенка. Разувается, снова приглаживает прическу. Старательно показывает занятость конечностей и неспособность уделить моему недоумению должное внимание, потому что, наверняка, считает это пустяком.

А вот я так не считаю.

— Наверное, твоими пропахла, — предполагает глава нашей небольшой семьи, даже не притронувшись к собственной вещи. 

— Я таким ароматом не пользуюсь, — проясняю я похолодевшим голосом, стискивая хлопок в ладони. — Они жутко приторные. Знаешь же прекрасно, я ненавижу сладкие шлейфы, которые достаточно разочек вдохнуть, чтобы причинное место слиплось.

Бегло закатывая светло-голубые глаза, Марк подходит ко мне, забирает рубашку и принюхивается.

— Ты уверена, что она чем-то пахнет? — смотрит на меня с искренним недоумением из-под нахмуренных бровей. — Ничего не чувствую.

— Боже, да! — импульсивно восклицаю я. — Я даже квартиру проветривала, чтобы избавиться от этого амбре… — зажимаю пальцами нос и качаю головой. — Как ты можешь не чувствовать?

Марк задумчиво мычит.

— Я вроде говорил тебе, что вчера битый час проторчал в парфюмерном. Всего понемногу надышался…

— Не говорил.

Он массирует виски, немного опуская голову.

— По-моему, говорил.

— Я бы запомнила, — и не думаю отступать.

— Женечка, в чем проблема? — ласково спрашивает муж, приближаясь ко мне на шаг и невесомо дотрагиваясь подушечками пальцев до моей шеи. — Босс ни с того ни с сего оторвал меня от дел и приказал ехать в бутик, чтобы я купил для его жены маленькую скляночку с дико дорогим французским извинением. Пришлось перенюхать чуть ли не весь ассортимент, ведь конкретикой Зубков меня не снабдил, — кривя лицо, разъясняет Марк.

Он мягок, непоколебим и обходителен, как всегда, но внутри меня неуемно копошится крошечный зубастый червячок подозрений. Я чувствую, как острыми зубками паразит выгрызает брешь в прочном фундаменте доверия между нами, оставляя за собой след из крошек.

Марк ни разу за четырнадцать лет брака не заставил меня усомниться в нем. Но с недавних пор что-то изменилось. Что-то происходит. Интуитивное беспокойство возникает резко, будто спазм, и воздействует с такой разрушительной силой, что в моменте я могу забыть, как дышать. Плохое предчувствие рождает неподконтрольный страх, а страх — уязвимость. Уязвимость умножаем на сильную любовь и получаем неутешительный итог в виде беззащитности перед обстоятельствами.

Что ж, думаю я, начальник у него и правда самодур.

Марк наклоняется вперед, обдает теплым дыханием щеку и томно шепчет:

— Думаешь, у меня есть другая? Мне никто не нужен, кроме тебя. Что пятнадцать лет назад, что сейчас, я озабочен лишь одной женщиной. Тобой, Женечка.

Он обнимает за талию, как я люблю. Сначала кладет ладони на бока, немного массируя большими пальцами ребра, и неторопливо ведет ими к пояснице. Постепенно усиливает объятия, покрывая невесомыми поцелуями мою шею, скулу, мочку уха. Уже через минуту я забываю, о чем мы разговаривали до сокращения дистанции и ласк. Выпускаю из руки провонявшую женскими духами рубашку мужа и льну к нему всем телом.

Если бы я только знала, что уже тогда этими пунцовыми жаркими губами и крепкими ухватистыми руками он целовал и трогал ее…