Часть первая. Из его уст

Каждое моё утро начиналось с горького американо и сигареты без фильтра. И то, не в стенах дома, а на работе. Кофе на голодный желудок для того, чтобы проснуться, а глубокая затяжка, чтобы пережить новый день. Обе эти дурные привычки я приобрёл, когда переехал в славный город Петербург. Хоть у всех и на слуху знаменитая фраза Шнура «В Питере – пить!», но я предпочёл меньшее из зол. Не столь радужно, скажете вы? Что-ж, добро пожаловать в северную столицу в последний месяц осени! Скажу по секрету, что среди петербуржцев гуляет поговорка: если проснулся с утра, а за окном шепчет дождь и висит мрачное низкое небо, то радуйся: ты проснулся в Питере. Но этому радуются лишь коренные жители, потому что они попросту позабыли, что такое солнечное утро. Зато они пускают смелые шутки о том, что научились различать с десяток оттенков серого на улицах родного города… Надеюсь, вам на ум не пришла та самая пошлятина. Мы ведь в культурной столице живём, да? И думаем мы исключительно о высоком. И живём мы красиво и честно.

Я не такой, расслабьтесь. Я приехал в Питер три года назад, последние полгода из которых тружусь рядовым бариста. Наша кофейня знаменита тем, что каждый день наполняется не только бодрящими ароматами кофе, но и музыкой всевозможного жанра и разных эпох. От первого меня уже изрядно тошнит, а от второго я ещё немного кайфую. Наше скромное заведение –  своеобразный рай для меломана, который не прочь насладиться музыкой за чашечкой любимого кофе. Один день в нашей кофейне может звучать только бессмертная классика, другой – французский шансон, а на третий день я могу врубить клауд-рэп[1]. Плюс ко всему панорамные окна позволяют взглянуть на непоколебимую Неву с другого ракурса. И влюбиться в неё снова. Очень часто ко мне заглядывают туристы за горячим напитком, чтобы унести это ароматное тепло до ледяных гранитных берегов и насладиться им прямо на Адмиралтейской набережной. Изредка в кофейне остаются люди, поэтому я работаю в гордом одиночестве. Если честно, мне это нравится. Но зачастую, пока я готовлю очередной заказ, я выслушиваю длинные монологи посетителей. Обычно, это офисные клерки, выбегающие на свой недорогой бизнес-ланч. Они экономят на еде, но никогда на кофе. Я всегда участливо киваю и делаю вид, что внимательно слушаю их навязчивое нытьё о погоде, о пробках, о ненавистном боссе и бессоннице. За снисходительное терпение мне иногда перепадают крупные чаевые. Именно работая «кофеваром» я, наконец, понял одно маленькое правило: хочешь выжить в большом городе – будь максимально вежлив. А другое правило гласит: бариста должен знать только крепость твоего напитка, количество сахара или корицы. Но я никогда не озвучиваю это правило болтливым посетителям, потому что… См. правило № 1.

То утро начиналось как обычно: я опаздывал на работу, не выспался и мечтал раствориться в чашке крепкого кофе. По дороге я уже выкурил пару сигарет и настраивался на ещё один день сурка. Пока не появилась она. Я как раз выбирал жанр музыки, который будет звучать в мою рабочую смену. Но на парализованный недосыпом ум не шло ничего. Да и всё изрядно приелось…

– Здравствуйте! Добро пожаловать! – как можно громче поприветствовал я вошедшую посетительницу, натягивая чёрную маску на нос. Моё желание показаться бодрым было явно не к месту. В ответ незнакомка лишь кивнула мне, чему я был откровенно рад. Значит, не болтливая. Девушка медленно и неуклюже прошла по узенькому коридору между пустыми столиками, крутя головой в поисках уютного местечка. Я молчал, разглядывая её. Честно, не специально. Я обратил внимание на её серый клетчатый берет, из-под которого выбились пшеничные пряди, струящиеся по её монгольским скулам. Её курносый нос был красным от холода. Или от слёз? Хотя меня это не должно волновать… Я подметил то, что раньше её не видел. Девушка остановилась у дальнего столика и, указав на него пальцем, тихо спросила:

– Я могу здесь присесть?

– Конечно! – охотно закивал я, приветливо добавив: – Вы сегодня наш первый гость!

Она стянула с головы свой берет и на плечи мягкой волной упали спутанные локоны. Девушка запустила в волосы длинные пальцы и привычным движением расправила их. Затем она устало кинула свою большую сумку на стул и повесила синее пальто на его спинку. Я поймал себя на мысли, что девушка выглядит слишком уставшей для раннего утра. Хотя, кто бы говорил… Потихоньку я начал готовить своё рабочее место, попутно проверяя кофе-машину, стараясь не навязываться гостье. Когда всё оборудование было готово, я бросил взгляд на дальний столик. Девушка сидела спиной ко мне и смотрела вдаль. А может быть, просто замерла с закрытыми глазами. Её неподвижный стан был обтянут чёрной водолазкой и, казалось, что на её хрупких плечах покоилась тяжесть всего мира.

Тут я, всё-таки, решил вмешаться с дежурным вопросом:

– Чего желаете?

Она вздрогнула и, быстро обернувшись на меня, ответила:

– Давайте что-нибудь на Ваш вкус.

Я кивнул и принялся за дело. Обычно, такие дамы пьют средний капучино с сахаром и без корицы. Может быть, с нотками ванильного сиропа, но не в этот раз. Через секунду в нос ударил яркий аромат свежесваренного эспрессо. Спустя пару отточенных движений заветный напиток был готов. Я аккуратно наполнил чашку взбитым молоком, так как девушка явно не собиралась уходить, и украсил верхушку капучино смайликом, так как незнакомке явно не хватало улыбки. Когда я поставил наполненную до краёв чашечку перед гостьей, она наградила меня скромной улыбкой и тихим «Спасибо». Я, в свою очередь, поинтересовался:

– Не хотите ли послушать музыку?

– Какую музыку? – она слегка нахмурилась.

– В нашей кофейне существует правило: первый посетитель может выбрать любой жанр музыки, который пожелает. Вы же хотите начать свой день с любимой песни?

Я солгал, ведь такого правила у нас не было. Она растерянно захлопала своими серыми глазами, блуждая ими по сторонам в поисках ответа.

– Нуу… Здесь, видимо, уже будет не к месту «что-нибудь на Ваш вкус», верно? – она сделала новую попытку вымученно улыбнуться.

Я кивнул. Под маской скрывалась моя ответная улыбка, хотя и на секунду я успел пожалеть о своём решении. Мне вовсе не хотелось вводить гостью в ступор.

– Я бы… послушала что-нибудь из репертуара группы «Торба-на-Круче[2]». Если можно.

– Ммм, у Вас отличный вкус! – я не был знаком с этой музыкальной группой.

Мой выбор пал на песню «Сутками молчишь». Символично, не правда ли? Мне хотелось развеять её грусть и немного отвлечь от тяжёлых мыслей, но текст песни только добавил меланхолии в без того серое питерское утро. Иногда я ненавижу себя за свою дурацкую привычку угождать. А она всё сидела и смотрела вдаль, подперев рукой свой острый подбородок. Казалось, что музыку я включил для себя, а не для неё. Казалось, что «улыбчивое» капучино её вовсе не интересовало.

Спустя некоторое время сонные горожане начали заполнять кофейню, а вместе с ними пожаловали суматоха и всеобщий гомон, заглушавшие собой музыку. От тесной толпы запотели окна внутри и живописный вид на Неву заволокло туманной дымкой. Иногда я бросал дежурные взгляды на столик, за которым сидела молчаливая ранняя пташка и радовался её мимолётным движениям. Значит, ещё живая. Спустя некоторое время, из сумки она достала папку с бумагами и опустила свою белокурую голову над ними. Иногда она водила пальцем по тексту, натянув водолазку прямо на ладони. Казалось, что она старательно что-то бубнила себе под нос.

Когда первая волна оголтелого народа схлынула, то я с облегчением выдохнул. Я немного похрустел затёкшей шеей и поймал себя на мысли, что пора бы и самому подкрепиться. К тому времени незнакомка сидела за столиком уже несколько часов, не собираясь упорхать. Я набрался смелости и обратился к ней:

– Вам сделать ещё чашечку кофе?

– Нет, спасибо! – её губы растянулись в робкой улыбке. – Пожалуй, я выйду покурить. С Вашего позволения.

Я проводил её завистливым взглядом, так как сам нуждался в перекуре. Но вместо этого поплёлся убирать столик. Ненароком, я обратил внимание на оставленные бумаги, но быстро счёл неуместным пялиться в чужие документы. Единственное, что я заметил, так это то, что это был какой-то текст по ролям. Пока её не было, я решился пойти на маленькую хитрость.

Гостья вернулась в кофейню спустя минут двадцать. Я удивился тому, что она так долго простояла на холоде без своего смешного берета. А в Питере, между прочим, пронизывающий ветер – это вездесущий «прохожий» на улицах. Когда она подошла к столику, то не сразу заметила стоящий перед ней морковный пирог. Я внимательно наблюдал за её реакцией. Когда она, наконец, наткнулась взглядом на десерт, то невольно улыбнулась, убирая пряди с глаз. Но губы её произнесли:

– Но я этого не заказывала…

– Это за счёт заведения! – выпалил я, широко улыбнувшись, но маска снова «сожрала» мою улыбку.

– Не слишком ли много привилегий для первого посетителя с утра? – спросила она шутливым тоном.

– Если Вы улыбнулись, значит это не зря.

Она бросила на меня недоверчивый взгляд, но в глазах её успело мелькнуть любопытство.

–  Вы не против, если я выйду покурить? Одна нога здесь, другая там. – я не оставил ей шансов на отказ.

Когда я уходил, то повесил табличку с надписью: «Заслуженный перекур! Буду спустя 15 минут». Дверь я закрывать не стал. Через десять минут я вернулся обратно, но кофейня уже была пуста. На столике одиноко лежал нетронутый кусочек пирога, свёрнутая трубочкой купюра в тысячу рублей и записка: «Я Вас угощаю. Спасибо за настроение и уют. Прекрасного Вам дня!».

***

Я не верю в судьбу и в счастливые случайности, но что-то во мне засело после того дня. Мысли о загадочной молчаливой особе не покидали мою голову даже в выходные дни. Я всё размышлял о том, что же могло произойти, если б я остался? Иногда я ловил себя на навязчивой мысли о том, что она восприняла мой «щедрый» жест, как некий подкат в её сторону, после которого попросту сбежала. Хотя я ничего подобного и не планировал, а хотел её задобрить кусочком пирога, чтобы выйти на обеденный перекур. Но чаще всего я спрашивал себя: «Почему я вообще об этом думаю? Ну, зашла девушка погреться в кофейню, посидела, погрустила немного, да ушла. Сколько таких было и будет?!» Но, с другой стороны, я тоже вёл себя крайне непривычно. Я всегда сам выбирал музыку с утра, никому не доверяя столь ответственное дело. А угощать кого-либо за свой счёт вообще не входит в мои обязанности! Но она выглядела такой покинутой и несчастной, что мне захотелось подарить ей немного тепла и музыки. Не знаю, удалось ли мне это сделать, но в душе я надеялся, что поступил правильно. И я надеялся, что мой капучино пришёлся ей по вкусу. А вдруг, она захочет попробовать его снова?

С того дня прошло около месяца. Наступил декабрь, а в Питере по-прежнему шли холодные дожди и город тонул в дымчатом тумане. Я кутался в дырявый плед и хохлился дома от холода, попутно страдая от осенней простуды. А возможно, от осенней хандры… Со временем, я перестал различать эти состояния. Моя сменщица любезно согласилась поработать за меня чуть больше недели, пока я не встану на ноги. Я с детства ненавидел больничные и всю бумажную волокиту вокруг них. В больной голове не осталось ни единой мысли, и даже загадочная незнакомка покинула её насовсем. Да и с какой вероятностью я встречу её в огромном мегаполисе ещё раз?! Пора было сменить заезженную пластинку.

На работу я вышел спустя неделю, солгав коллеге о том, что чувствую себя лучше. На самом деле мне не хотелось пахать полторы недели без выходных, да и дома стало скучно и тоскливо. Я соскучился даже по болтливым клеркам, которые щедро одаривали меня чаевыми и головной болью, хех.

В тот день мне хотелось слушать меланхоличный гранж. Кажется, я отдал предпочтение группе Radiohead[3] и полностью погрузился в работу, хотя и чувствовал себя первое время паршиво. Но знаете, к такому состоянию быстро привыкаешь. Да и с депрессией легче всего договориться. Это счастье не уловимо и краткосрочно, а компромиссов оно и вовсе не потерпит.

Длинными субботними вечерами столики в кофейне чаще всего забиты воркующими парочками, которые потом едут в отели, чтобы выпить там что-нибудь покрепче. Они заказывают большие порции сладкого и непременно крепкого кофе, ведь их вечер обещает быть долгим и насыщенным. Их левые ладони неуклюже переплетены между собой, а правые греются о дутые чашки. Или, наоборот, греют их. В такие моменты я специально включаю нечто совсем не романтичное, чтобы разбавить эту приторную атмосферу. Как жаль, что они не догадываются о том, что любовь – это самая большая иллюзия. Хотя откуда им знать, что такое любовь?

Когда толпа в длинной очереди рассеивается, я вижу краем глаза подкрадывающуюся ко мне девушку. На автомате спрашиваю: «Чего желаете?». Глаза в этот момент опущены в экран мобильника. Я сильно устал.

– А можно что-нибудь на Ваш вкус?

Я быстро поднимаю глаза. Смешной берет, красный курносый нос, монгольские скулы, синее пальто, но… она была другой. В её мягком выразительном взгляде на этот раз больше жизни, на губах блуждает непритворная улыбка, а на щеках играет румянец… Её появление обезоруживает меня на несколько секунд.

– Добрый вечер! – я улыбаюсь ей, забывая, что моя улыбка снова в плену плотной тканевой маски. – Капучино Вас устроит?

Она просто кивает и опускает свои глаза, но губы продолжают улыбаться. Затем девушка оборачивается к забитым «питерскими голубками» столикам и, как мне кажется, вздыхает.

– Многолюдно у Вас сегодня… – растерянно протягивает она, стягивая головной убор. Я наблюдаю за тем, как её волосы падают на плечи, и она трясёт головой.

– Да. Как и во всём городе. – отвечаю я, не скрывая своё сожаление. – Вам кофе с собой?

Глупый вопрос. Но мне хотелось бы, чтобы она осталась.

– Видимо, придётся взять на вынос.

Я молча приступил к приготовлению эспрессо, попутно скользя взглядом по столикам, в слабой надежде на то, что, хотя бы одна парочка упорхнёт. В тот момент я перестал быть бездушной «кофе-машиной» с набором быстрых отточенных движений. Во мне проснулось ощутимое волнение и нечто похожее на мальчишеский запал. Когда-то давно я испытывал нечто подобное, но никогда не думал, что снова столкнусь с этим чувством. Да и тем более в равнодушном Питере. А она всё стояла, медленно покачиваясь из стороны в сторону, изредка наблюдая за моими руками, которые слушались меня в тот момент крайне неохотно. Я привык к тому, что люди либо утыкаются в телефоны в ожидании кофе, либо трещат без умолку. Я чувствовал, что между нами витало обоюдное напряжение, которое я решил разбавить рядовым вопросом:

– Вам добавить сахар или предпочтёте сироп?

Она немного замялась и начала бегать глазами по полке с разноцветными бутылями за моей спиной. Я наблюдал за тем, как она прищуривает свои глаза и по-детски закусывает губы. Казалось, что мы оба тянем время. Тогда она остановила свой выбор на кленовом сиропе. М-м-м, классика!

– Может быть, десерт? – я снова задал дурацкий вопрос. Такие, как она, не едят сладкое на ночь. Или я слишком стереотипен? Скорее, я ждал момента, чтобы предложить ей остаться.

– А… что Вы можете предложить? – она аккуратно убрала пряди за уши, нагнувшись над стеклянной витриной со сладостями, изображая неподдельное любопытство.

– Смотря что Вы любите. По всей видимости, Вам не нравятся морковные пироги… – я решил аккуратно прощупать почву.

Она слегка улыбнулась и на секунду наградила меня смущённым взглядом. Но губы её предательски произнесли:

– Почему же… Бывают диетические морковные десерты, которыми я с удовольствием полакомлюсь.

Я призадумался. Я знал, что она помнит инцидент с кусочком пирога, которым «угостила» меня. Но я не понимал, уместно ли сейчас о нём говорить. Я решил отступить на время, настойчиво обращая её внимание на зефир без белого сахара и на диетическое суфле. Спустя пару минут освободился один из столиков в центре. Нельзя сказать, что я ликовал, но решил воспользоваться этим шансом.

– Можете присесть за освободившийся столик, если желаете. Я принесу Вам кофе и десерт туда.

Она обернулась, оценив местечко прищуренным взором. И губы её, наконец, проговорили:

–  Пожалуй, соглашусь.

В тот момент я смеялся над самим собой: совсем недавно я мечтал о том, чтобы рабочий день поскорее закончился, а теперь желал растянуть его.

В этот раз она села лицом ко мне, словно намереваясь ловить мои мимолётные взгляды. Я запрещал себе первые минуты наблюдать за ней. Посетителей, как на зло, было всё меньше, а столики вокруг неё пустели с каждой минутой. Все будто намеревались оставить нас наедине. «В конченом счёте всё вело к тому, что мы останемся одни…»[4]

Последним аккордом стала песня из репертуара Торбы-на-Круче «На краю улыбки». Я выждал момент, когда в кофейне поутихнут разговоры и люди разойдутся, чтобы она смогла услышать её. Я не смог справиться с очередным вспыхнувшим желанием порадовать её. Хотя в тот вечер она вовсе не грустила. Но моя дурацкая привычка угождать взяла своё…

Я не сводил с неё глаз, когда из динамиков вырвалась знакомая только ей мелодия. Мне показалось, что она будто замерла с поднесённой к губам чашкой. Я прятал за маской широкую улыбку и продолжал с интересом наблюдать. Спустя пару секунд она нашла в себе силы опустить недопитый кофе, и я увидел, как она борется с желанием взглянуть на меня. И в тот момент я решил: «Если я поймаю её взгляд, то всё решено».

***

Я не знаю, кто затеял эту своеобразную игру и кто, в итоге, победил. Но то, что она зашла в тот день в кофейню случайно – это факт. Она сама мне сказала об этом, когда я позвал её на свидание. Хотя в Питере, конечно же, зовут на прогулку. Но кому и когда это мешало сближаться?

Загадочную молчаливую особу звали Лилия. Она была актрисой и играла в одном из академических театров Санкт-Петербурга. Лиле было 29 лет, хотя выглядела она, как старлетка. Возраст в ней выдавали россыпь глубоких морщинок в уголках глаз, когда та смеялась, и сдержанная манера речи. Лиля не стала скрывать своих лет, жеманно отшучиваясь, а наоборот, открыто говорила о них. А я, со своей стороны, не был с ней честен. Я сказал, что мне 27 лет, хотя циферки в паспорте говорили о другом. Мне хотелось, чтобы она относилась ко мне, не как к мальчишке, а как к мужчине. Хотя я и понимал, что возраст вовсе не определяет зрелости и мужественности. Но сколько глупостей мы делали на первом свидании? Ой, точнее, на прогулке.

– Знаешь, а я заходила в кофейню после того дня… Чтобы увидеться. – неожиданно произнесла она, когда мы шагали под Нарвскими триумфальными воротами.

– Со мной? – придуриваясь, спросил я.

– И с тобой тоже.

Я с недоумением переспросил.

– Понимаешь, тогда я на время словно потеряла себя... – невозмутимо ответила Лиля. – Но именно в тот день, ненадолго, я будто вернулась к себе. Благодаря тебе.

– Неужели так мало мужчин, которые уделяют тебе знаки внимания? – удивлённо спросил я.

– Их много, но… Мне показалось, что именно ты делал их без злого умысла.

И Лиля была права. Меня, в свою очередь, удивили её признания и честность. Она была такой открытой, женственной, непоколебимой и… зрелой. А я был просто взволнован и молчалив.

–  А что с тобой случилось в тот день? – набравшись смелости, спросил я.

По её лицу скользнула тревога и мне показалось, что она нахмурилась. Губы её произнесли вполголоса: «Давай потом, ладно?»

Я не смел настаивать.

– Что привело тебя в Петербург? – с задором спросила она. – Любовь, работа, друзья? А, может быть, мечта?

– Я приехал покорять Питер. – задумчиво ответил я. – Но со временем сам ему покорился… И теперь просто живу.

– Прямо как в песне. – с улыбкой ответила она, а потом добавила: – Только там было про Москву, а у тебя так вышло с северной столицей.

Я тут же поинтересовался, что за песня. А она напела мне строчку из песни под названием «Фары» группы Пицца.

– Не слушаю попсу… – поморщился я.

– Эй, вообще-то это не просто попса, а эйсид-джаз[5] и фанк[6]! И тексты у них жизненные… – с нотками обиды в голосе проговорила она. Я обещал пересмотреть своё отношение к попсе.

Со стороны мы были весьма колоритной парой. Она была небольшого роста, хрупкого телосложения и предпочитала французский стиль в одежде. Свои волосы она всегда прятала под беретом с козырьком, из которого обязательно выбивались светлые пряди, мягко обрамляя её точёное лицо. Я был типичным представителем христкора[7]. У меня были длинные каштановые волосы, густая растительность на лице, колечко в носу и проколы в ушах. Я был высоким и плечистым. Моя неформальная внешность нравилась девушкам, но я бы никогда не подумал, что смогу понравится такой, как Лиля. Да я и не искал подобных ей. Как оказалось, и она тоже.

Из той прогулки я не помню ровным счётом ничего, кроме её дразнящего смеха, непринуждённой болтовни и аккуратных касаний плечом. Они ни к чему не обязывали, но я ловил себя на мысли, что готов был обнять её за плечи каждый раз. Она много жестикулировала, а я много молчал. Мне нравилось курить с ней, облокотившись на ажурную ограду львиного мостика, и смотреть в одном направлении. Вокруг шумел город и сновали люди, а мы, подобно величественным чугунным львам, наблюдали за каналом Грибоедова, скованным льдом, и никуда не торопились. Мне было легко и спокойно, наверное, впервые за годы пребывания в Питере.

Мы не заметили, как погрузились вместе с Питером в тягучие сумерки, а вдалеке проснулись от тяжёлого сна фонари-светлячки. Лиля суетливо засобиралась домой, а я, как джентльмен, вызвался её проводить.

– Не надо, я на такси! – она не оставила мне шанса. – Спасибо за чудесную прогулку.

Я поблагодарил её в ответ и замолчал. Хотя в голове крутился назойливый вопрос о продолжении нашего вечера, я лишь официально произнёс:

– Заходи ещё на чашку кофе.

Посадив её в такси, я предпочёл пройтись пешком до станции метро. Во мне слабым огоньком тлело сожаление о том, что время с Лилей пролетело слишком быстро. Но я успел понять одну важную вещь: именно с ней я почувствовал себя живым, словно на время вернулся к себе. Но стоило мне войти в свою съёмную холостяцкую однушку, то я словно протрезвел: «Чего я размечтался? Мало того, что я накинул себе шестёрку к годам, да ещё и живу в обшарпанной конуре… Что я смогу ей дать?! Закатай губу, дурила. И не надейся ни на что, слышишь?!»

Я попытался жить, как и раньше: кофе и сигареты по утрам вместо завтрака, муторная дневная смена и короткие молчаливые вечера. Но каждый день мне чего-то не хватало… Мысль о том, что я её больше не увижу вовсе не терзала меня, а наоборот: успокаивала. Воздушные замки, между прочим, с треском рушатся, а невесомые, казалось бы, кирпичи больно бьют по голове. Питер сделал меня реалистом, задушив во мне прирождённого романтика. Но кто сказал, что я действительно такой?

Лиля появилась в кофейне спустя неделю после нашей прогулки. Она зашла уже под вечер, когда я был изрядно уставшим. Сил сопротивляться у меня не было.

– Тебе как обычно?

– Да, на твой вкус.

Невольно закралась мысль о том, что она приходит вовсе не за кофе… Но я быстро влепил себе мысленную оплеуху, чтобы собраться. Лиля, как ни в чём не бывало, интересовалась моими делами и самочувствием. А я врал, дабы сделать вид, что жизнь кипит и думать о ней у меня нет времени. Плохо начинать отношения с вранья. Даже дружеские.

– Ясно. Рада, что у тебя всё хорошо. – она присела на барный стул рядом со мной и, положив оголённый локоть на стойку, подпёрла свой подбородок и устало произнесла: – А я скучала по тебе.

Вспененное молоко вышло за края чашки и обожгло мне пальцы. Лиля громко ойкнула, а потом прыснула со смеху, когда я растерянно дул на них.

– Прости, не хотела тебя отвлекать. –произнесла она, сделав виноватое лицо.

– Да ничего, с кем не бывает. – я сделал вид, что не расслышал её предыдущую фразу. В голове тем временем крутилось: «Чего она добивается?» Молчание в тот момент было преступно, поэтому я быстро спросил её о том, как прошла её неделя. Лиля невозмутимо накручивала локоны на пальцы и, устремив свой взгляд под потолок, жаловалась на будничную суету. Я ловил себя на мысли, что она словно играет со мной. Я не знал, чего ожидать от неё в следующую секунду, поэтому усталость сменилась напряжением. На долю секунды мне даже показалось, что я встал в «боевую стойку».

– А что ты делаешь сегодня вечером? – этот вопрос был как выстрел в лицо.

– Ничего особенного. – пожал я плечами, чувствуя, что теряю контроль над ситуацией. А Лиля хотела, чтобы я составил ей компанию за ужином в арт-кафе.

– А меня пустят туда… в этом? – я опустил свой взгляд на рваные джинсы и потрёпанную толстовку с символикой группы Skillet[8]. Как будто в моём гардеробе было что-то лучше...

– Это же Питер! – всплеснула она руками. – Чем самобытнее твой стиль, тем ты круче. Это в Москве царит официоз… И предрассудки.

– Тогда тебе придётся подождать ещё около часа, я не смогу сбежать с работы. – я ненавидел себя за «извиняющийся» тон.

– Я знаю. – не глядя на меня ответила она. – Зато у меня будет время, чтобы переодеться…

– Ты живёшь здесь неподалёку? – с долей сомнения спросил я.

Лиля кивнула и улыбнулась мне, наклонив голову. Я только открыл рот, чтобы задать вопрос, как она снова сразила меня наповал:

– Зайдёшь за мной? 

Я завис, наблюдая за тем, как она лениво встаёт со стула и тянется за беретом. «Ты шутишь?» – вертелось в моей голове. Хотя, этот вопрос стоило адресовать самому себе, потому что я до сих пор молчал.

Как только она скрылась за стеклянной дверью, помахав мне на прощание, я смачно выругался. Под недоумённые взгляды посетителей, я начал судорожно размышлять о том, как меня угораздило сказать: «Да». Отказаться я уже не мог, так как, да, да, пресловутая привычка угождать! Да и кого я обманываю?! Лиля мне действительно нравилась, и за один вечер с ней я мог пожертвовать многим. Но чем?! Смехотворной зарплатой бариста? Моих кровно заработанных еле хватало на «завтраки» и съём питерской лачуги, а об ужинах с девушкой в арт-кафе я уже молчу… Тогда я был готов ограбить чёртову кофейню, чтобы не пасть лицом в грязь перед ней. Я был готов продать сердце, потому что в душу – не верил. Но какой покупатель найдётся в столь поздний час и купит то, что постоянно барахлит?! С надеждой я заглянул в стакан с чаевыми и с грустью обнаружил там три тысячи рублей. Обычно на эти деньги я добирался домой и покупал что-нибудь к ужину. Но не в этот раз.

Я закрыл кофейню раньше, чтобы не тратиться на Убер[9]. Судя по маршруту, который я вбил в телефон, то идти было около получаса. От моей куртки разило табаком, а от волос – густым кофейным амбре. Я шёл и надеялся, что суровый северный ветер увлечёт за собой этот дружный дуэт ароматов. Казалось, что из моей головы тоже «выдуло» все мысли. И здравый смысл, в том числе… Я шёл словно во сне: не ведая куда, не ведая зачем, но отчётливо осознавая, что этот путь – единственно верный. Но даже в самом сладком кошмаре я не мог представить, что меня будет ждать в квартире на Невском проспекте.

 Часть вторая. Из её уст

По Дворцовой набережной, ритмично цокая лакированными шпильками, медленно прогуливались две особы. На одной из них был смешной клетчатый берет и элегантное синее пальто. Она удрученно молчала, и, аккуратно запрокидывая голову, делала короткие глотки из чёрного кофейного стаканчика. Её спутница с высоким конским хвостом обильно жестикулировала, то и дело вскидывая густо накрашенные брови, отчего её глаза казались кукольными. А руки в длинных вишнёвых перчатках постоянно взмывали вверх, будто «дирижируя» невидимым оркестром.

– Лиля, я тебе как психолог говорю и как подруга: для того, чтобы пережить тяжёлый развод – нельзя закрываться от мира и уходить в себя! Ни в коем случае! Я тебя запрещаю, слышишь?! С твоими данными ты быстро найдёшь себе кого угодно…

– С моими данными, Ань, меня даже на главные роли не берут в нормальных спектаклях. – задумчиво отозвалась собеседница, глядя себе под ноги.

– Ну-у-у начинается… – закатив глаза, обречённо протянула Анна. – Что ты себя хоронишь раньше времени? Твой главный режиссёр – просто… лысеющий безвкусный пердун! Да ещё и зануда, наверняка…

Заливистый женский смех заглушил шум проезжающих мимо машин, украсив собой будничную суету.

– Вот кого мне искать? Да и зачем? Мне разве об этом нужно думать сейчас? – с недоумением вопрошала Лиля.

– Тебе нужен сейчас личный антидепрессант, Лилечка! Именно тот, который подойдёт твоему организму и не вызовет побочных реакций… Смекаешь, о чём я? – заискивающим тоном ответила подруга. Она схватила Лилию под руку и прильнула к её левому плечу, словно искусительница.

– У тебя всё так просто! Я не знакомилась ни с кем лет десять, если не больше. Уже все навыки, да и женские чары, давным-давно растеряла…

Анна тут же отпрянула от подруги, и, нервно поправив сумку на плече, деловито начала засыпать девушку советами по выбору «антидепрессантов» и способам их приёма без ощутимых «побочек» и синдрома отмены. Лиля устремила свой утомлённый взгляд к Троицкому мосту вдалеке, наблюдая за тем, как плавно движутся по нему маленькие, будто игрушечные машинки. Ей страстно хотелось раствориться в рябящей синеве Невы, утопить в ней свои мысли-булыжники, причём все до единой. Лишь бы не слышать зудящего над ухом «личного психолога»…

– Всё-таки нельзя так, Ань. – наконец, молвила Лиля, когда подруга сделала очередную паузу в своей псевдо-научной лекции. – Я ведь творческий человек, понимаешь? Я пропускаю каждого человека через себя, оставляя его радости и горести внутри. И они ещё долго во мне тлеют, как угольки…

– Да какие радости? Какие горести? Какие уголки, твою ж… кхм… – не выдержала Анна, всплеснув своими «вишнёвыми» руками. – Я тебе что, советую втрескаться в кого-то по уши? Тебе нужны ни к чему не обязывающие отношения и не более! Тебе нужно почувствовать себя не тридцатилетней брошенкой, а женщиной. Молодой и желанной…

– Может быть, ты и права. – сдалась Лиля и заглянула в свой опустошённый стаканчик. – Я и в браке себя не ощущала таковой…

– Во-о-от! – воодушевилась подруга. – Наконец-то до тебя дошло! Тебе нельзя оставаться одной, иначе поедом себя съешь, я ж тебя знаю.

– Только мне нужно влюбиться, чтобы… лечь с кем-то в постель. Я так не могу, без чувств…

– Да кто тебя просит в койку то сразу ложиться, дурёха? Сходи сначала на свидание, присмотрись, пофлиртуй, ну? Мужикам нравятся такие игры, переглядки, мимолётный флирт... Они же сразу себя охотниками чувствуют! Ты же актриса, Лиль. Включи своё природное обаяние, перевоплотись….

–  Я в жизни не играю, ты же знаешь.

– А ты смени тактику! И жизнь заиграет новыми красками! Иногда полезно выходить за рамки своих принципов.

– Как же я буду играть с чувствами живого человека? Я себе не представляю…

– Тю, нежная ты наша… – запричитала Анна. – Ты совсем не знаешь современных мужчин! Ты думаешь, что не найдётся мужик, который мог бы завязать с тобой ни к чему не обязывающих отношений?

– Я всю жизнь от таких бежала. Это холодные, циничные и расчётливые…

– Самцы?

– Фу. Типы.

– И к кому ты в итоге прибежала? К своему муженьку? Который, между прочим, сначала прикинулся невинной овечкой, а сейчас пытается лишить тебя опеки над сыном!

– Ань, давай сменим тему, не хочу об этом…

Для меня это была больная тема с тех пор, как мой муж забрал вслед за собой сынишку. Почти сразу после того, как мы подали документы на развод. В тот момент мне показалось, что я совершаю самый правильный поступок в моей жизни, но при этом, самый необдуманный. И вот почему…

В то пасмурное утро понедельника я шла из здания суда. Мне нестерпимо хотелось плакать и курить. Закончился очередной муторный бракоразводный процесс, на котором мой муж просил единоличную опеку над маленьким Никиткой. Нет, я приличная женщина без вредных привычек или тёмного прошлого, но, увы: без финансовых возможностей и хороших связей среди адвокатов. Когда в здании суда я встретилась глазами с мужем, то я тут же поняла, что это холодные глаза циничного и расчётливого типа. Жалеть себя или ругать за то, что, кода-то, считала его любимым человеком уже не оставалось сил.

Мои ноги сами привели меня к кофейне с кричащим названием и панорамными окнами недалеко от Адмиралтейской набережной. Точнее, меня загнал туда пронизывающий питерский ветер. Я помню, как дёрнула на себя тяжёлую стеклянную дверь и прошла в пустой маленький зал. Моих щёк тогда коснулось приятное тепло, а ноздри дразнил аромат кофе и пряников. В животе предательски заурчало, ведь в тот день я осталась без завтрака. Из глубины кофейни донеслось непривычно громкое приветствие. Я не сразу поняла, что это был мальчик-бариста за стойкой, которого я поначалу вовсе не заметила. Я даже не помню, поздоровалась ли я с ним, или нет… Но отчётливо помню, как глубоко дышала, чтобы наполнить лёгкие ароматным теплом и поскорее согреться. Выбрав дальний столик перед самым окном, я устроилась за ним и поняла, как я устала. Казалось, усталость тяжёлым грузом легла на мои хрупкие плечи, отчего они разом заныли. Я понуро опустила голову и погрузилась в безрадостные мысли настолько, что и позабыла, что нахожусь не одна. Голос этого парня, хрипловатый и низкий, словно вывел меня из транса:

– Чего желаете?

Я вздрогнула и дёрнула плечами. И с них, как вороньё, спорхнула вся недавняя тяжесть. Мне вдруг стало неловко от своего молчания. За долю секунды я вынырнула из своего мысленного болота, произнеся дежурную фразу, которой меня научил муж. Ой, простите, бывший муж:

– Давайте что-нибудь на Ваш вкус.

И тут я услышала за спиной, как непривычно громко щёлкает, жужжит и пыхтит кофе-машина. Меня словно ударили по голове молотком, виски загудели. Густой запах эспрессо отрезвил меня полностью, но я тут же ощутила, как меня мутит от голода. Бариста принёс чашку кофе, за что я его поблагодарила. Но тот, к моему сожалению, не спешил уходить.

– Не хотите ли послушать музыку? – задал он вдруг странный вопрос.

В моей голове пронеслось: «Что ему от меня нужно? Я хочу побыть в тишине, неужели не ясно?» Он всё бубнил про какие-то правила в их кофейне, про первого гостя и любимую песню… А я просто хотела отделаться от него. Я назвала первую попавшуюся группу, которая смогла мне прийти на парализованный ум. Бариста тут же отметил мой отличный музыкальный вкус. В тот момент это прозвучало, как издёвка: музыку я не слушаю уже очень давно. А всё потому, что не могу сдержать слёз, когда слышу песни, напоминающие мне о прошлом, о некогда счастливом браке… Но сейчас не об этом.

Когда он покинул меня, я долго сидела неподвижно, подперев рукой свой острый подбородок, рассматривая серую рябь Невы и стройный ряд кирпичных «сталинок» вдалеке. Я размышляла о своём единственном браке, который не удался. Да и жизнь, если честно, тоже не заладилась. Я гадала, что же мне с ней делать, и куда от неё бежать. В тот момент тесная стеклянная кофейня мне показалась аквариумом, через запотевшее и толстое стекло которого я смотрела на мир, в который я никогда уже не попаду. Вокруг меня сновали люди, то и дело звякал колокольчик на двери, а я чувствовала себя маленькой золотой рыбкой, до которой нет дела абсолютно никому. Возможно потому, что я разучилась исполнять чужие желания? «Золотыми рыбками быть не просто, залатать бы нитками все вопросы… Эх, надо было «заказывать» МакSим.»

Прошло уже достаточно времени, когда я вспомнила про сценарий, который покоился в моей сумке и про свой остывший кофе. Совсем недавно меня утвердили на главную женскую роль в авторском спектакле молодого режиссёра. Я должна была сыграть свободную женщину средних лет, которая волею случая знакомится с молодым провинциальным юношей. Неожиданно для себя героиня завязывает с ним дружеские отношения, перерастающие в страсть. Прямо как доктор прописал. А точнее, как посоветовала моя подруга и по совместительству кризисный психолог. Всё же так интересно, как иногда переплетаются реальная жизнь и моя актёрская игра... Когда я пробежала глазами по первым страницам сценария, то поняла, что место встречи главных героев – кофейня. Сквозь густой туман в своей больной голове я никак не могла понять иронии всей ситуации. Словно надо мной подшутили. Злобно и нелепо. Но кто? Сама жизнь?

По сценарию героиня забредает в незнакомую и неприметную кофейню, чтобы спрятаться в ней от назойливого поклонника. Там она знакомится с парнем, который тоже прячется в стенах, пропитанных кофейным дымком. Только от самого себя. Героиня первая подсаживается к растерянному незнакомцу и просит его сделать вид, что у них свидание. Она хочет предложить ему денег, лишь бы тот согласился. «Будто всё в этом мире можно купить за деньги…» – проносится тут же в моих мыслях, но я продолжаю дальше вчитываться в текст. Незнакомец не долго был в замешательстве, так как героиня ловко заговаривает ему зубы и почти сразу же заказывает им кофе: два капучино. Ей нужно, чтобы докучающий её кавалер увидел их сквозь витринное стекло кофейни. И эта шалость ей удаётся.

– Вам сделать ещё чашечку кофе? – звучит хриплый голос за моей спиной, отчего я снова слегка вздрагиваю. «Да почему он вечно что-то спрашивает?» – раздражённо думаю я. «Лучше я выйду покурить, чем буду дальше сидеть, как безвольный истукан и провоцировать его своим несчастным видом». Влажный холодный воздух снаружи будто окончательно приводит меня в чувства, и я дышу глубоко и спокойно, облизывая сухие губы. Всё-таки стойкий кофейный запах успел забить мои ноздри окончательно, так как я не ощущала даже табачного аромата.

Вернувшись в кофейню, я поймала на себе его изучающий взгляд, от которого мне стало неловко. Да, да, в очередной раз… А может быть от того, что я торчу здесь с самого утра? Я не спешила присаживаться за столик, и не сразу заметила перед собой кусочек пирога. Я испугалась, что перепутала кофейные столики, отчего глупо заулыбалась…

– Но я этого не заказывала… – обескураженным голосом выдавливаю я, когда понимаю, что это всё-таки мой столик. Вот моя сумка, пальто и разбросанный сценарий.

– Это за счёт заведения! – его голос звучит бодро и дружелюбно, отчего я чувствую себя сконфуженной ланью. Я помню, что даже пошутила насчёт привилегий для ранних гостей, которых вовсе не заслуживаю. А он всё продолжает вгонять меня в краску, настойчивый:

– Если Вы улыбнулись, значит это не зря.

Я не удержалась от пристального взгляда в его сторону. Думаю, в нём было больше недоверия, нежели удивления. Возможно, с тенью женского любопытства. «Неужели я так плохо выгляжу, что первый встречный решил меня накормить?»

Он просит у меня разрешения выйти на перекур, чему я несказанно рада! Я быстро закивала, натягивая широкую улыбку. Я хочу поскорее улизнуть из этого тесного аквариума. На скорую руку пишу записку, оставляю единственную купюру в кошельке на столике, чтобы не расплачиваться с ним банковской картой. И убегаю… Ну действительно, аки пугливая лань.

Тем же вечером, будучи дома, я дочитала сценарий и узнала, что поступила точь-в-точь, как моя героиня. Когда незнакомец отошёл в уборную, она решила сбежать, оставив ему пару строк на клочке салфетки: «Я Вас угощаю! Спасибо за то, что спасли меня. И простите за доставленные неудобства».

***

–  Лилька, вот это ты авантюристка! – смеялась в трубку Анька. – А вдруг, ты ему правда понравилась? Ты хоть номер то ему свой оставила?!

– Какой номер, Ань? Я его видела лишь наполовину из-за дурацкой маски, да и он совсем мальчишка… Мне не об этом надо думать сейчас! – оправдываясь, бормотала Лиля.

– Так, я нашла тебе хорошего адвоката, слышишь? – серьёзным голосом произнесла подруга. –  Одну мою клиентку он вытащил из тяжёлого развода, отсудив, между прочим, неплохие деньжата…

– Мне не нужны деньги. – оборвала собеседницу Лиля. – Мне нужен мой сын! Понимаешь?

– Я всё понимаю, Лилечка! – проникновенно запричитали на том конце. – Но у него большой опыт в таких делах! Он специализируется на разводах!

– Откуда я деньги на него возьму? – нервно потирая лоб, спросила Лиля. – После самоизоляции я вообще на мели… Голодная театральная артистка…

– Не волнуйся, я тебе займу! Да и он согласился сделать скидку…

Я обессиленно опустилась на край кресла, устремив свой взгляд на заплаканное окошко. Не так я себе представляла свою жизнь в 36 лет: тяжёлый развод, адвокаты, долги, сердобольные подруги, предлагающие мне свои деньги и хрупкое плечо… А совсем недавно я была успешной женщиной, за спиной «достойного» мужчины. Я была мамой счастливого и озорного мальчугана и актрисой хоть и не Большого театра, но академического. Играла чисто для души, дабы не превратиться в домашнюю клушу. Мои немногочисленные поклонники наизусть читали мне пронзающие душу строки Маяковского «Лиличка»:

«Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил…»

Но в жизни я совсем не соответствовала архаичному образу Лили Брик. Я не умела вести за собой мужчин, околдовывать и держать руку на их пульсе до последнего… Да и мой муж не походил на преданного, ранимого и поэтичного Маяковского. Скорее, всё было наоборот…Только я совсем не умела писать стихи, а он – любить двух женщин сразу. Я проиграла молоденькой и хваткой стерве. Но сейчас не об этом.

– Представляешь, по сценарию, который мне дали, я играю свободную женщину, закрутившую с каким-то юнцом…

– Лилька, так это сама судьба тебя толкает в молодые и заботливые руки! – обрадованно залепетала подруга. Даже моя мама меня так никому не сватала десять лет назад.

– Толкает… В руки? Звучит как-то пошло и низко, не находишь? – констатировала я, разглядывая свои длинные тонкие пальцы и желтушную кожу на руках. В первую очередь, возраст женщины выдают именно руки.

– Опять ты цепляешься за слова! Я не умею так высокопарно излагаться, уж простите! Это издержки моей профессии. – в голосе подруги зазвучали нотки обиды.

– Ань, а когда ты сможешь организовать мне встречу с адвокатом? – решаюсь я сменить тему разговора. На том конце трубки небольшая заминка и слышится шелест ежедневника. Я продолжаю разглядывать руки, останавливаясь на голых бледных ногтях. Аня быстро протараторила мне имя моего будущего защитника, его данные и место встречи. Даже посоветовала почитать о нём восхищённые отзывы. Но я в нём не сомневаюсь ни минуты.

– Так, подруга, ты обязана пойти с ним на свидание! – закончив свою хвалебную тираду, обращается ко мне Аня.

– С кем? С адвокатом? – непонимающе спрашиваю я.

– Ты дурочку то не включай! С парнем этим, из кофейни! Ну ты явно ему понравилась!

Я умоляюще закатываю глаза и начинаю твердить про время, которого катастрофически мне не хватает, но на том конце трубки явно не хотят слышать мои отговорки.

– Я с тобой пойду, поняла? Вот прям за ручку туда отведу, как маленькую упёртую девочку! – строго и по-матерински сказала мне Аня.

– Только не это! Я лучше сама пойду. – нахмурившись, отрезала я и по-детски надула свои губы. Мне не хотелось больше заплывать в этот пропахший кофе и людьми аквариум. Я посчитала забавное совпадение со сценарием чистой случайностью, и вскоре совсем позабыла об этом. Пока на очередной репетиции меня не отчитали как первокурсницу Щепкинского училища.

– Ты абсолютно шаблонна и зажата! Стоишь посреди сцены, как деревяшка! –  как можно «лояльней» разговаривал со мной режиссёр. – Лилия Сергеевна, мы всё понимаем, у тебя сейчас сложное время, и мы все готовы тебя поддержать. Но, пожалуйста, все свои личные проблемы, вон там – за дверью! Поняла?

Я стояла и молча кивала, как девчонка. Ещё не хватало мне потерять эту роль и тогда даже за съёмную квартиру мне будет нечем платить. Я глубоко вдохнула и со свистом выдохнула, осознав, что мне не поможет стандартная репетиция или вычитка сценария дома. Мне нужна практика и хорошая встряска. И тут я вспомнила про кофейню, про мальчика-баристу и наставления подруги. Всё сложилось легко и просто, как дважды два. И я рискнула.

***

Я долго собиралась перед тем, как оказаться снова в кофейне. Я придирчиво рассматривала своё лицо: впалые щёки, синячки под глазами не первой свежести, глубокая носогубная складка, еле заметная россыпь морщин в уголках глаз… Я точно ему понравилась? Или он из жалости решил меня утешить? Я терзалась в догадках и сомнениях. В то утро я перебрала кучу нарядов и образов, стирала слишком яркие стрелки с век и помаду с губ, чтобы не показаться вульгарной. Да и вдруг, он меня такой не узнает? И конечно, я подсматривала в сценарий, чтобы вжиться в роль этой смелой независимой леди. Она так легко и непринуждённо ворвалась в жизнь того юноши, что я завидовала её прыткости и уверенности в себе. Прямо как истинная Лиля Брик, до которой мне было так далеко. Но ведь я – актриса! У меня были роли сложнее и глубже. Но мне захотелось перевоплотиться в неё, дабы понять её мысли и мотивацию. Мне было любопытно, почему же она снова пришла на то место и что она хочет от главного героя?

Мне везло меньше, нежели моей героине. Несколько раз я застала за барной стойкой… девушку. Я делала вид, что просто рассматриваю ассортимент, после чего быстро удалялась. Да, я была расстроена. Но вовсе не от того, что не увидела того самого баристы, а от того, что так и не сыграла свою роль.

Когда мне, наконец, улыбнулась удача, то я вела себя максимально непринуждённо и заинтересовано. Я даже растерялась тогда от того, что внутри не было свободных столиков. В тот вечер словно все парочки Питера решили по мозолить мне глаза. Но сдаваться я не собиралась, и, ву-аля, освободилось местечко в самом сердце кофейни, которое я с удовольствием заняла. Интересно, а место в его сердце свободно? Я помню, как он тоже растерялся, увидев меня. «Наверное, он испугался, когда снова увидел эту странную тётку…» – виновато подумала я, стараясь не поднимать своих глаз. В тот момент во мне боролись чувства беспомощности, неловкости и интереса. Мне было любопытно, что же произойдёт, когда я поймаю его взгляд. И в то же время, страшно. Я запрещала себе смущать его своим настойчивым взглядом. Тем более, он был на работе. Я словно ждала знак... И я его получила. Когда зазвучала до боли знакомая мелодия, я замерла. Мне показалось, что я путаю песни, но, когда, я услышала: «Гораздо раньше знал, читал, предчувствовал, предвосхищал тебя, твои шаги. Какой тропой, какой строкою шел, какою тайной красотой дышал. И гигантские машины вычисляли, и считали мои дни. В конечном счете все вело к тому, что мы останемся одни...» Я уже не сомневалась в том, что это была песня «На краю улыбки» той самой группы, которую «заказала» в день нашей встречи. Я решилась и подняла свои глаза, в котором читалось: и что же будет дальше? Даже не видя его губ, я поняла, что он улыбается мне. Я не удержалась от ответной улыбки. Я помню, как в замедленном действии, он снимает свою чёрную маску, и я первым делом натыкаюсь на его небритые щёки, бородку и… колечко в носу. «Боже, сколько же ему лет?» – вертится в моей голове мысль, которая могла тогда испортить всё. Но я быстро отгоняю её от себя, словно муху, легонько встряхнув головой. А он уже подходит к моему столику уверенной, слегка вальяжной походкой. И я замираю, как девчонка, утыкаясь испуганным взором в кофейную пенку, будто в ней моё спасение. «Либо сейчас, либо никогда. Лиля, чёрт тебя возьми, соберись!» И как только он поравнялся с моим столиком, наши губы в унисон произнесли:

– Не хочешь прогуляться?

***

          –  Ань, я не знаю, что творю… Хоть ему и 27, но он мальчишка ещё! – виновато лепетала я в трубку: – И я дура. Я соврала ему, сказала, что мне 29, представляешь?

Да, я солгала. Я словно стыдилась того, что мне уже 36, и я разведёнка с ребёнком. Хотя последний факт ещё был под вопросом.

– И правильно, это ложь во благо! Да и зачем ему знать о тебе всё? Ты развеялась, отвлеклась, ощутила себя, наконец, девушкой! А не загнанной лошадью.

Подруга была права. Это ложь была во благо себе. И на прогулке с Кириллом я ощущала себя кем угодно, но только не загнанной лошадкой. И даже не разведёнкой. А ещё я не ощущала разницу в возрасте. Мы с Кирой были словно погодками: то ли он подстроился под мой возраст, то ли я под его. И дело было вовсе не в прожитом опыте… Удивительно, как два не похожих внешне человека могут так быстро сойтись по характеру. Мы болтали с ним не как старые знакомые, нет. Скорее это было сродни встрече двух интровертов, которым интересно друг с другом. Мы не спорили, не перебивали, не опровергали, умели слышать.

Я помню, как нам было комфортно молчать, пока мы курили. А курили мы часто, угощая друг друга сигаретами любимых марок. А ещё я щедро угощала его комплиментами: мне нравилось, как он застенчиво пожимал плечами и отводил глаза. А Кирилл был щедр на шутки, заставляя меня смеяться неприлично громко. Ему словно нравилось слушать мой смех, хотя сам он тихо улыбался. Я вспомнила себя в 27. Я была жизнерадостной, общительной и активной девушкой, полной надежд и планов. Я была готова сыграть миллион ролей, истоптать босыми ногами сотню сцен. А сейчас я была сломлена жизнью, неудавшимся браком и топтала холодную мостовую, скрываясь под маской свободной и успешной леди… Да, я играла определённую роль на прогулке с Кириллом. Но он, будто почуяв фальшь, попытался заглянуть за кулисы моей души. И помню, как мне неистово захотелось ему открыться, показать себя настоящую. И я испугалась… От одной мысли об этом, у меня задрожали руки. И, как маленькая трусиха, я просто убежала. Поспешно вызвала такси и просто уехала.

По дороге домой я отчаянно ругала себя: «Лиля, возьми себя в руки, наконец! Ты готова душевно обнажиться перед первым встречным, что с тобой, чёрт возьми, стало?! Ему это точно не нужно… У него своих проблем по горло. Пожалей себя. Пожалей мальчишку, не ломай ему психику своими откровениями…» А дома крепкую дамбу прорвало… Из успешной леди я превратилась в зарёванную, неуверенную в себе девочку. Я почувствовала острый укол прямо в сердце: это одиночество пронзило своим холодным копьём всё моё нутро. Было очень больно падать с той высоты, на которую я поднялась там, бок о бок с Кириллом. Когда он начал спрашивать о личном, я чётко и быстро осознала одно: я не готова. Не готова выдумывать на ходу, вживаться в то амплуа, в котором до этого момента мне было комфортно. Меня бы окончательно добила нелепая сцена: он сверкает пятками, услышав о том, сколько мне на самом деле лет, и что меня привело тогда в кофейню. Лучше я уйду сейчас. Красиво и благородно, наградив его очаровательной улыбкой за вечер, в котором я растворилась. Но от себя не убежишь…

***

На следующий день я кое-как взяла себя в руки. Мне предстояла встреча с адвокатом и несколько репетиций подряд. Я была рада убежать из своей конуры и не возвращаться в неё как можно дольше. Встреча с Кириллом показалась мне необыкновенным сном. Хотя воспоминания были вполне реальны: простуженный голос, случайные касания, вкус крепкого табака и цитрусовые нотки в шлейфе парфюма. Я каждую ночь прокручивала нашу прогулку перед сном, в надежде, что увижу вновь этот «сон». Но мне не снилось ни-че-го… А просыпаясь, я думала о сыне и ворохе дел, которые нужно успеть самоотверженно выполнить за 24 часа.

Настоящим подарком для меня стало то, что я, наконец, услышала голос своего мальчика. Всего лишь несколько минут и по телефону, но это придало мне невиданных сил и вдохновения. Помню, как позвонила мужу, чтобы договориться с ним о встрече перед новым слушанием, но трубку взял не он, а она – его новая пассия. Это, поначалу, выбило меня из колеи, ведь я не хотела верить в то, что он живёт не один. Подозревала, конечно, да и женское чутьё в таких случаях не подводит никогда. Мысль о том, что о моём сынишке забочусь теперь не я, а незнакомая мне женщина – ранила меня. Дрожащим голосом я попросила услышать Никиту. На удивление, она не стала сопротивляться или издеваться надо мной, как это делал бывший муж. Она просто позвала сына, и я услышала обиженный лепет: «Мамочка, это ты? Когда ты вернёшься из своей командировки, я соскучился по тебе и по Каркуше.» Каркушей он называл любимую мягкую игрушку в виде ворона, которая осталась у меня… И я разрыдалась. Беззвучно, но с таким надрывом. Первые секунды я не могла говорить. Но затем выдохнула, и сказала, что тоже безумно скучаю. Мы поговорили о том, как он себя чувствует, чем занимается, а затем я услышала:

– Я не против, чтобы он жил с вами. Только сами понимаете… Какой у вас упёртый муж. Простите, бывший муж.

– Он не упёртый. Он злой, скупой и жестокий… С ним нельзя оставлять ребёнка. Да и вы тоже бегите от него! – в трубке глубоко вздохнули, и я услышала, как Ник просит дать ему трубку: – Послушайте, помогите мне… Поговорите с ним, я ни на что не буду претендовать! Только пусть отдаст мне сына. Я не смогу без него жить.

– Лиля, я попробую. Но ничего не могу обещать. Всего доброго, нам пора к стоматологу. Я бы сказала вам адрес клиники, но мы там будем втроём.

Боже, у меня появилась надежда! В тот день я просто парила. Первым делом я позвонила Ане.

– Ой, я бы тебе посоветовала не обольщаться! Этой бабёнке просто неохота возиться с чужим ребёнком, вот и всё. Она не станет помогать тебе, в ущерб себе. Она не твоя союзница…

Но я уже не слышала слов подруги. Мне хотелось позвонить Кириллу. Зачем? Я хотела просто услышать его голос. «Мы же не обменялись номерами!» – пронеслось в моей голове, и довольная улыбка тут же сошла с моих губ. Но адрес кофейни я выучила наизусть.

Репетиция в тот день тоже прошла на ура, и молодой режиссёр, наконец, был мной доволен.

– Лилия Сергеевна, а в тебе что-то явно поменялось! В потухших глазах заиграл огонёк. И запал, что ли, появился… Надеюсь, ты его не растеряешь к премьере?

Я уверенно и гордо кивнула.

– Знаешь, что я тебе посоветую? Попробуй сблизиться со своей героиней, понять её глубже, а не поверхностно. Не обезличивай её, а сделай своей… подругой! Мне кажется в тебе есть много качеств, присущих ей. И наоборот.

Вечером я долго и дотошно разглядывала своё отражение. «О каком огоньке он говорил? Всё такие же задумчивые и печальные серые глаза… И я всегда играю с актёрским запалом. Или он имел в виду другой запал? Женский… Ладно, режиссёру куда виднее». И только потом я поняла: на репетиции, вместо своего партнёра по игре я представляла… Киру. И поэтому у меня вышло так живо, ярко и правдоподобно. Мне неистово хотелось играть, жить этой ролью и быть этой свободной, яркой и уверенной в себе леди! Я тревожно закусила нижнюю губу… Ведь я попалась в свои собственные сети. Я хотела «поиграть» с ним по уже написанному сценарию, перевоплотиться в нужную мне героиню, взять своё. А теперь сценарий словно писала сама жизнь и толкала меня на новую сцену… Я думала, что встречусь с ним лишь раз. А теперь мне хотелось увидеть его снова. Но почему? Я задавала себе этот вопрос и недоумевала. «Мы разные. Я старше него. Он не знает меня настоящую. Мы явно не подходим друг другу.» – пыталась себя «отговорить» я. Но что-то во мне шептало: Лиля, ведь тебе с ним было хорошо. Не по сценарию, не твоей героине. А по-настоящему! Ведь той прогулки не было в сценарии, это было моим желанием.

Я пила отвратный растворимый кофе на кухне, снова и снова перечитывая текст, и пыталась сопоставить факты из жизни и чувства главной героини со своими ощущениями. Очевидно, что мы с ней были разными и разные жизненные обстоятельства привели нас обеих в кофейню, где мы встретили наших юнцов. Но цель у нас была одна: почувствовать себя живой, интересной и… нужной. Это была история не про любовь с первого взгляда с разницей в возрасте, а про двух, казалось бы, полярных людей, которых столкнула жизнь в большом и густо населённом муравейнике. И дала им шанс познакомиться заново со своей личностью, разглядеть в себе новые грани. И увидеть своё отражение в другом человеке… И пускай, на первый взгляд, таком незнакомом и непонятном. Но зато вы говорите с ним на одном языке. И молчите в унисон.

Я подошла к зеркалу и снова вгляделась в своё отражение. Я словно пыталась понять, кто стоит передо мной: я или моя героиня? И тогда в моей голове прозвучал вопрос: как бы ты поступила в моей ситуации? И сразу мои губы прошептали: «Дорогая, ты не готова сейчас к новой истории любви. Дай себе время… Но кто сказал, что это будет любовь? Это может быть началом крепкой дружбы. Ведь тебе с ним было хорошо и спокойно. Ты молчала с ним, прижавшись плечом к плечу. И он от тебя не требовал ничего. И ты от него ничего не требуй. Будь собой! Да себе шанс.»

В тот вечер я страстно захотела настоящего крепкого американо, и простого человеческого общения. Но одной идти мне было страшновато... И знаете, что я сделала? Взяла с собой её – главную героиню. Свою новую подругу. Ведь она точно будет жать на тормоза там, где я буду медлить. Эх, будь что будет!

Часть третья. Из его уст

Я запомнил её улицу и номер дома, как рецептуру дальгона-кофе[1], хотя в последнее время не готовил его. Она оставила мне адрес рукописным текстом на клочке салфетки, и это было хоть и романтично, но крайне опасно. Я мог потерять его или пролить воду, поэтому я просто его запомнил. «Надеюсь, я не перепутаю дома». Но до этого моя память меня ещё не подводила.

На пол пути я понял, что своим шагом я буду добираться до её дома как минимум полчаса, а заставлять ждать Лилю мне крайне не хотелось. «И как я припрусь с пустыми руками? Мне нужно что-нибудь купить… Хотя постой! Мы же не будем сидеть у неё дома, а сразу поедем в арт-кафе? И мне нужно будет оплатить такси! Я же джентльмен…» И тут я наткнулся на своё отражение в витрине и взор мой помрачнел: «Она что, не могла найти кого-то более достойного для своего ужина?» Я не сразу признал в отражении себя: испуганное вытянутое и посеревшее лицо, впалые глаза и тяжёлые мешки под ними, будто это были мешки с кофейными зёрнами, ей-богу. Учитывая сколько я пью кофе, это могло быть правдой! Не знаю, сколько я так стоял и пялился на себя в витрину, пока меня обходили недовольные прохожие, но очнулся я от пронизывающего до костей питерского ветра. «Наверное, самого бОльшего идиота эта культурная столица ещё не видывала, потому что я стою здесь как истукан, теряя время, свой шанс и возможность!» Я быстро забежал в местную «булошную» (да, уже никого не удивить питерской сдобой, но я не мог прийти с пустыми руками) и вызвал такси прямо до её дома.

Лиля почти сразу открыла мне дверь, я даже не успел прилизать свои потрёпанные космы:

– Привет, как ты добрался? Не замёрз?

Я не помню, что я промямлил в ответ, но мой взгляд предательски блуждал по её фигуре, обтянутой элегантным чёрным платьем в пол с длинными свободными рукавами и скромным вырезом. На шее и груди блестела интересная серебряная цепочка, которая туго обтягивала её тонкую шею, скользила вниз по груди и подчёркивала стройную талию. Лиля была босая, и я отметил её маленькие аккуратные ступни. Волосы были собраны в элегантную высокую причёску.

– Ты… прекрасно выглядишь. – неловко выдавил я и бросил взгляд на свою одежду, – Мне теперь неудобно идти с тобой в кафе в таком прикиде.

– Не волнуйся, я сейчас переоденусь! Просто я недавно пришла с репетиции. Ты пока располагайся на кухне, я заварила нам горячий пуэр! Ах да, ванная вон там!

Я неуклюже снял свою кожаную куртку и кое как повесил её, потому что у неё была оторвана петелька. «Как всегда, вовремя.» Схватив рюкзак, я прошёл по длинному узкому коридору на светлую кухню, где достал крафтовые пакеты с ароматными булочками. С корицей и маком. Но я тут же пожалел об этом, потому что такие как Лиля не едят по вечерам сдобу. «Нужно было купить винограда с яблоками или авокадо с зеленью, на крайний случай! Ну что за дурень?» Недовольный собой, я поморщил нос и сел на стул, дожидаясь хозяйку квартиры. Но мне не сиделось на месте, я постоянно ёрзал и перекладывал булочки, лишь бы занять свои беспокойные руки. «Точно, я руки не помыл!» В ванной комнате меня окутало ароматное облако и это меня успокоило… Густой и многослойный сладкий запах ванили, пачули и цветов окружил меня со всех сторон. Я закрыл глаза и вдохнул его полной грудью. «Интересно, а от неё пахнет так же вкусно?» Но отражение в зеркале вернуло меня с небес на землю: «Так, закатай губу!» Я придирчиво осмотрел себя в отражении и, набрав полные ладони ледяной воды, ополоснул лицо и зачесал свои волосы назад. «Ну, допустим несколько часов усталости я смыл, но этой физиономии уже ничего не поможет.» Я бросил взгляд на дурацкую выцветшую толстовку и одним движением снял её, оставшись в одной белой футболке. Нервно поправив волосы, я понюхал подмышки: «Хм, бывало и хуже». Последний раз оценив свой вешний вид, я решил туго завязать свои волосы в хвост, а толстовку повязал на пояс.

– Мило смотришься! – она сидела на стуле, поджав под себя ноги и с большим аппетитом уплетала булочку с корицей. Её белокурые локоны были распущены, а чёрное платье сменилось на белый кашемировый свитер с высоким горлышком и светлые джинсы-клёш. И она была по-прежнему босая. Это было чертовски мило.

– Ты… – я словно потерял дар речи – Ты не злишься, что я… купил эти булочки?

– А почему я должна злиться? – она искренне удивилась. Я стушевался и не нашёл ничего лучше, чем сказать то, что я купил их так мало. Её смех прекрасным образом разрядил обстановку, и я тоже позволил себе улыбнуться.

Лиля щедро налила мне пуэра в пузатую чашку и отдала мне булочку с маком. Я соврал, что не голодный, хотя сегодня я пил только голый кофе на работе.

– А какой это тип пуэра: Шен или Шу?

– Честно признаюсь, ты застал меня врасплох этим вопросом. – засмущалась Лиля. – Я не знаю, мне друзья его привезли из поездки в Китай. А какое у них различие?

И тут я решил сумничать, деловито рассказывая про условия выращивания чая, его цвет, про технологию производства и вкус. Я отпил немного, чтобы продегустировать и определить тип.

– Надо же, я удивлена! Я думала, что ты разбираешься только в сортах кофе. Сколько же в человеке разных граней… – казалось, Лиля действительно была восхищена. Или мне так хотелось думать… «Она же актриса.» Но я вовсе не гордился собой, я хотел завести непринуждённую беседу, чтобы молча не таращиться на неё. «Интересно, а она с макияжем или без?» Я хотел отвлечь себя, в первую очередь. – Честно говоря, я бы не отказалась от чашечки кофе… А ты?

– Я с удовольствием сварю тебе кофе, если хочешь. – не задумываясь, сказал я и с улыбкой добавил: – Но сам не буду, иначе у меня будет кофейное опьянение.

– Ой, мне не удобно… Ты и так весь день на ногах! Давай я сама…

– Пустяки! Да и работа в кофейне и варка кофе в турке в домашней обстановке – разные вещи! Это что-то сродни медитации, я действительно получаю от этого удовольствие.

Я не соврал Лиле –  я на самом деле любил варить кофе дома или в гостях. За спиной нет голодных и оголтелых посетителей, ничего не шипит и не пыхтит под рукой, время не торопит и можно просто расслабиться и растворится в этом чудесном моменте. И я был вовсе не против, если бы Лиля составила мне компанию.

– Декаф[2] подойдёт? Отлично, иначе я не усну.

Когда я стоял к ней спиной, полностью вовлечённый в столь сакральный процесс, как варка кофе, я завидовал сам себе: «Только недавно я мечтал о ней, а теперь я стою и варю кофе на её кухне. Чёрт подери, я счастливчик!» В ту минуту ничто и никто не могло омрачить этот момент. Я чувствовал, как она внимательно следит за каждым моим движеньем, как любопытная кошка и это мне льстило.

– Я пока нарежу сыр, обожаю пить кофе с сыром бри или камамбер…

– Я помогу!

– А кофе не убежит?

– Не беспокойся, я профессионал.

Я никогда не пил кофе с сыром, но мне захотелось попробовать. «Тоже мне, эстет!» Но чего не сделаешь ради Лили.

– Хочешь пойти покурить, когда закончишь с кофе?

– В парадную?

– Боже упаси, иначе у моей пожилой соседки случится приступ астмы! На лоджию.

–  Тогда захвати мою куртку. Там холодно. И она всё равно безжалостна прокурена.

– А ты?

–  За меня не переживай. У меня есть толстовка.

На лоджии мы присели на маленькие табуретки друг напротив друга. Нас разделял кофейный столик, на котором покоилась чистая пепельница. «Мне нравилось курить с ней плечом к плечу, но и так тоже сойдёт» Ей шла моя большая потёртая куртка: нежность и простота Лили сочетались с кожаной брутальностью, создавая образ этакой прима-балерины-бунтарки, которая выбежала покурить между танцами. Я то и дело ловил себя на том, что рассматриваю её и ничего не мог с собой поделать. А она в тот момент была такой молчаливой, задумчивой и привычно хрупкой, что мне не хотелось нарушать её покой. «О чём она думает? О чём она молчит? Интересно, она оставит свой ароматный след на моей куртке? Почему именно я?» Эти минуты молчания я не променял бы ни на что… Ни на бестолковую болтовню, ни на дурацкие шутки, ни на громкий смех, ни на обоюдную лесть. Мне кажется, что люди могут быть максимально близки именно в такие мгновенья. Если у вас нет того, с кем можно просто так помолчать, без повода, то я желаю вам найти такого человека. Наедине с собой я часто молчу, особенно, когда курю. В голове будто всё проясняется или наоборот: заволакивает туманом настолько, что не видно конца и края. Просто пустота и тишина… Казалось, что мы оба бродим по туманным лабиринтам разума и нам вовсе не страшно, нам просто хорошо.

Но внезапно сигарета предательски обожгла мне пальцы, и мы встрепенулись, как птахи на проводах.

– Сильно обжёгся? – взволнованно спросила она.

– Не, на работе и то сильнее обжигаюсь… – отмахнулся я и затушил тлеющий уголёк. –  А ты живёшь одна?

– Конечно. Иначе я бы не стала тебя приглашать.

–  Ну, мало ли, может быть у тебя есть собака или кошка? – она улыбнулась и покачала головой:

– Я люблю животных, но эта квартира не моя. В этом районе Петербурга практически нельзя снять квартиру с питомцами. Вот и приходится… Куковать одной.

– Ну, ты уже не одна. Тебе есть с кем разделить чашечку кофе и сигарету. С питомцами ты бы так не смогла. Пойдём на кухню, а то ты замёрзнешь.

За чашечкой декаф я осмелился задать ей вопрос о том, откуда она. Оказалось, что Лиля приехала учиться в Санкт-Петербург на архитектора в СПбГАСУ из Великого Новгорода. Но ушла со второго курса, потому что поняла, что это не её стезя, а возвращаться домой не захотела, так как её очаровала северная Венеция. Именно здесь она захотела воплотить свою мечту детства – стать актрисой театра и кино.

– Представляешь, я даже родителям не сказала, что ушла из института, они бы меня поедом съели… А я больше не могла насиловать себя ненавистной учёбой, да и со второго курса уже было бы куда сложнее из-за профильных предметов. Я сразу нашла себе работу, сняла крошечную комнатушку практически без окон и начала готовиться к поступлению в театральные вузы города. Но, увы и ах, не поступила ни в один! То фактура не та, то голосок слишком детский, то ростом не удалась… Друзья в один голос твердили: езжай в Москву, там точно поступишь! А я вцепилась мёртвой хваткой в Петербург и никуда больше не захотела уезжать… Тут я себя почувствовала живой, понимаешь? У меня было столько сил, храбрости, мотивации и энтузиазма, я даже не думала, что я так могу! Я сразу пошла в театральные кружки, и там меня приняли как родную: обогрели, откормили, отпоили, дали работу, а потом и долгожданные роли… Я столько прекрасных людей там встретила. А на одном из моих выступлений я повстречала… – Лиля осеклась. Она не хотела дальше говорить. По её лицу словно проскользнул страх, а потом заметное недовольство. Я не стал настаивать, просто взял свою чашку и отпил горького пуэра, выжидающе смотря на неё. Она поджала губы, сглотнула и продолжила, как ни в чём не бывало: – Я повстречала начинающего режиссёра, который мечтал тогда об авторском театре. Он отметил мою игру, фактуру, голос, рост и сказал, что у меня настоящий талант. Он отметил всё то, из-за чего меня не приняли в театральные вузы и сказал, что они идиоты, если не заметили во мне божественную искру.

– Ого, тебе повезло.

– Можно и так сказать. Просто у него есть режиссёрское чутьё и он действительно талантливый человек. Я ему очень благодарна.

– Ты тоже талантливая.

– Но ты ещё не видел меня на сцене.

– Пригласишь меня на своё выступление?

Лиля улыбнулась и пообещала это сделать в скором времени. Из глубины квартиры донёсся слабый звук, похожий на звонок мобильника. Я остался на кухне один и решил осмотреться. «Вылизанная» кухня в светло-голубых тонах походила на картинку из какого-то женского журнала: всё было на своих местах и по своим полочкам, даже кухонное полотенце было в тон кухонному гарнитуру и аккуратно лежало сложенным в углу. «М-да, видела бы она мою кухню, то сразу разочаровалась бы во мне.» Я встал, чтобы размять косточки и подошёл к окну, за которым уже лил дождь и виднелись понурые питерские крыши. И тут мой взгляд наткнулся на дверцу холодильника, на котором меж двух магнитов, висел детский рисунок. На белоснежной бумаге неумело, но старательно была нарисована женская фигура в ярком длинном платье на каком-то деревянном плоту. В одной руке у неё был букет то ли красных роз, то ли пионов, а другой она кому-то махала. И в левом верхнем боку (там дети обычно рисуют солнце) была какая-то красная тюль с кисточками.  А в нижнем правом боку надпись гласила: «От Н-ты любимой М-ке»

– Кир, ты готов?

– К чему? – вздрогнул я.

– Ну, к ужину. В арт-кафе.

– А! Давно готов!

Она посмотрела на стрелки часов над кухонным столом и прикусила губу.

– Может, ну его? Это арт-кафе? Мы всё равно опоздали на кавер-группу.

– Как скажешь… Мне и тут хорошо, если честно. Но… я не навязываюсь.

– А давай сбегаем в магазинчик? Тут неподалеку, мы быстро.

Я охотно согласился, но подметил то, что она была чем-то взволнована. Я посчитал, что она просто расстроилась из-за того, что мы не попали в арт-кафе. Когда мы вышли с ней под одним зонтом на улицу, я решил во что бы то ни стало поднять Лиле настроение:

– А хочешь, я тебе сыграю на гитаре и спою? Я, правда, уже давно не играл, но пальцы то помнят.

– У меня нет гитары… Но есть укулеле, на котором я не умею играть. Подарок от поклонников на одну из премьер.

– Я могу тебя научить, там ничего сложного, это как мини-гитара.

«На самом деле я не умел играть на укулеле. Но чего не сделаешь ради…»

Какого же было моё удивление, когда мы уверенной походкой направлялись в винный магазин.

– Что ты обычно пьёшь? – спросила она.

– Ну, всё, что угодно кроме вина, шампанского и вермута. Потом голова трещит… А мы будем что-то отмечать?

– Можно и так выразиться. Купишь немного сыра, фруктов или конфет?

Я не мог ей отказать. Я просто молча наблюдал за тем, как она взяла бутылку красного вина и коньяк, пытаясь угадать, что у неё на уме. Словно после того звонка что-то в ней изменилось. Или просто поменялись планы? Одно меня успокаивало: что я до сих пор нахожусь рядом с ней.

По пути к ней домой мы шли молча и курили, каждый размышляя о своём. Я тайком ловил сладкий аромат её волос вкупе с дорогим парфюмом, стараясь не сильно прижиматься. Всё-таки я ценил личное пространство, хоть меня и тянуло к ней. А ещё я гадал о том, что же ждёт меня этим вечером, она была так непредсказуема для меня и загадочна, что мне хотелось разгадать её всё больше и больше.

На кухне мы вместе накрыли небольшой стол из того что было, а бокалами служили чайные чашки. Это вернуло меня в подростковые годы, когда мы собирались у кого-то дома или в общежитии и распивали из подручных средств, так как бокалов никогда не хватало на большую компанию. А у Лили не нашлось даже двух рюмок, потому что, по её словам, она не пила вовсе. Это удивило меня вдвойне:

– Так что же это за веский повод такой? За который ты решила выпить?

– За мою новую жизнь и… свободу. – тихо, но горделиво произнесла она и отпила немного вина. Я тоже пригубил коньяк и продолжил сверлить её взглядом.

– Утолишь моё мужское любопытство?

Она взяла большой кусок красного яблока, нарезанного мною, жадно вдохнула его аромат и откусила, пытливо смотря на меня. Я с улыбкой ждал, когда она прожуёт.

– Знаешь… Мне кажется, что ты сбежишь, узнав обо мне всю правду. – она произнесла это так серьёзно и с такой горечью в голосе, что я поперхнулся.

– Ты что, тайный агент ФБР, киллер или девушка в бегах? – со смехом ответил я, но она продолжала смотреть на меня строго и одновременно опасливо. Улыбка сползла с моих губ, и я немного отпил коньяка. – Лиль, я тебя не сдам. Я знаю, что мы знакомы всего ничего, но мне правда можно доверять. – о последних сказанных словах я мигом пожалел. Крепкий алкоголь ударил мне в голову, и я произнёс это с неким вызовом и пафосом. Я не должен был выпытывать у неё то, о чём она не хотела говорить. Я только открыл рот, чтобы сказать об этом, но она меня опередила:

– Кир, я замужем. – я продолжал молча смотреть на неё стеклянными глазами и успел только поморщить лоб, как она поспешила меня «успокоить»: – Не волнуйся, я нахожусь в процессе развода! Всё хорошо… Точнее, не совсем. Просто я должна была тебе об этом сказать. И сейчас звонил мой адвокат с новостями, которые выбили меня немного из колеи. Прости… Если ты захочешь уйти, я пойму.

– Подожди… – я поднял руку, пытаясь осмыслить всё сказанное Лилей: – А почему я должен уйти? Меня что, должно напугать то, что ты в разводе? Или то, что у тебя сейчас проблемы? Ну, бывают в жизни огорчения, кто-то женится, кто-то разводится… Сейчас я хочу остаться здесь и выслушать тебя. И помочь чем, смогу.

Я поймал её благодарную улыбку и почувствовал, как внутри меня что-то потеплело. Будто моя льдина в груди начала оттаивать. «Добро пожаловать, оттепель.» В тот момент мне захотелось заключить её в свои объятия и просто помолчать, вдыхая её аромат. Чёрт возьми, я так давно этого не делал с кем либо, что внутри меня что-то надломилось и больно заныло. «Это лёд, наконец, тронулся или…?» А Лиля сидела молча напротив и грустно улыбалась. И мне приходилось только строить гипотезы о том, о чём она думает. Но вдруг она посерьёзнела и с вызовом посмотрела на меня:

– Потанцуешь со мной? Прямо сейчас?

Мне не оставалась ничего, как согласиться, хоть танцевать я не умел. Но моё сердце забилось с такой скоростью, что я испугался, что она услышит его бешеный стук. Когда наши ладони соприкоснулись, и я подошёл к ней так близко, что услышал её дыхание, она начала медленно вести за собой. Её голова была почти на уровне моей груди, а нежная ладошка была такой маленькой в моей ручище, что я растерялся как школьник. Кстати, танцевал я в последний раз с одноклассницей в выпускном классе. Я отчётливо вспомнил и прожил заново это чувство: неуклюжее стеснение и мальчишескую неловкость. К слову, одноклассница мне нравилась, а я, болван, так и не осмелился ей в этом признаться. Наверное, даже к лучшему… И вот я танцую нечто, похожее на вальс на кухне с Лилей, слышу, как она считает вслух, и мы стараемся двигаться в унисон счёту, легонько задевая стулья и стол. Я молюсь всем Богам, дабы не наступить ей на босую ногу, задрав голову, чтобы не сталкиваться с ней взглядом. Предательски чувствую, как запотели мои ладони, и левая рука то и дело соскальзывает с её осиной талии. Я в миг протрезвел и сосредоточился на танце и движениях, попутно вспоминая свой школьный вальс. Я хочу ей понравиться, хочу прижаться к ней, хочу поцеловать… Но не осмеливаюсь даже взглянуть на неё. «Ты не достоин этого, держись на расстоянии, не позорься». Я бы танцевал так всю ночь напролёт, но мы набираем обороты и лихо врезаемся в стул, Лиля взрывается от смеха и отпускает мою руку, я выдыхаю…

– Всё-таки спустя столько лет мои ноги помнят! – я отпиваю из чашки немного коньяка и смотрю на её раскрасневшееся счастливое лицо. Она обмахивается ладошками и тянется к сыру:

– И всё-таки для вальса нужно куда больше места! Иди пока в гостиную, а я переоденусь, жуть как жарко в этом свитере.

В просторной гостиной горел приглушённый свет от двух напольных торшеров и было очень уютно. Я расположился в углу большого дивана, покрытого пятнистым пледом и прислушался: из глубины квартиры заиграла красивая знакомая мелодия. «Кажется, это Людовико Эйнауди[3]? Хм, у неё отличный вкус». И я немного расслабился. «Интересно, какой у неё бывший муж? Он высокий или низкий? Бородатый или нет? И почему они разводятся?» Мой взгляд гулял по комнате в поисках фотографий, но на полках стояли статуэтки, книги, свечи и сухоцветы… Я и сам не знаю, для чего мне это было нужно? Думать о ком-то другом кроме Лили в этот вечер было преступлением.

– Я тебе сейчас покажу кое-что! – Лиля появилась в дверях с маленьким альбомом в руках. Её волосы были собраны в высокий пучок, а вместо свитера был шёлковый кофейный топ на тонких бретелях, который подчёркивал молочный цвет её кожи. Она вплотную села рядом со мной, и я тут же ощутил волнение. «Да соберись же ты, тряпка!» Я уткнулся взглядом в чёрно-белые фотографии, но то и дело рассматривал мочки ушей, изящную шею и ровную линию ключиц. Я насчитал у неё пять маленьких родинок на шее и три больших: на плече, за ухом и на сгибе локтя. Она так по-детски жмурилась и морщила нос, когда смеялась. Лиля листала свои детские фотографии, в шутку называя себя «веснушчатым Антошкой». В детстве у неё были рыжеватые кудряшки, которые пушистым одуваном обрамляли её светлое курносое лицо. Она много улыбалась и стреляла своими огромными глазами, её позы были очень пластичны и артистичны. С самого детства она была настоящей актрисой. В ней было столько харизмы и притягательности, что на фото, что в жизни, я не уставал любоваться ею. В какой-то момент мы сидели так близко, что я пожалел о том, что не могу касаться её оголённого предплечья. Мне хотелось положить голову ей на плечо и закрыть глаза, наслаждаясь её запахом, дыханьем и голосом. Всё в ней в тот момент было прекрасно…

– А на этой фотографии я как вылитый Никитка! Ой…

– Кто? – я словно проснулся от сладкой неги, которая разлилась по всему моему телу. Но когда я взглянул на неё, на ней не было лица: – Это твой брат?

– Нет… Это… – она будто боролась с надвигающимся страхом, дыхание её участилось, а мышцы лица напряглись, она почти не моргала. Я взволнованно переспросил, но она тихо ответила: – Мой сын.

Молчание стальной тучей повисло в воздухе. Мне казалось, что приглушённая мелодия из глубины квартиры стала оглушительно громкой. Заныли виски. Мне нужно было время, чтобы принять новую информацию. Не буду лукавить, но я был не мало удивлён. Прошло несколько долгих минут прежде, чем я заговорил:

– Это та самая страшная правда, которую я должен был узнать о тебе?

Лиля выдержала театральную паузу и повернулась ко мне, в её глазах застыли отчаянье и страх:

– Да. Но это ещё не всё… Я не уверена, захочешь ли ты знать всю правду…

– Я хотел бы знать всё. Если я по-прежнему здесь, я заинтересован в этом.

– Хорошо, принеси мне пожалуйста немного вина. – обречённо сказала она и захлопнула альбом.

Её история поразила меня до глубины души и пробудила во мне животную ярость: её бывший отобрал сына и оставил практически ни с чем. И это в благодарность за годы брака, преданности и уважения к нему. Я всё задавался вопросом: «Любит ли она его по-прежнему?» Но услышав всю историю, я окончательно убедился в том, что таких ублюдков любить невозможно. Она сидела передо мной, такая беззащитная, нежная, испуганная, взволнованная и растерянная, что с каждой минутой мне хотелось её защищать, отстаивать её право на женское счастье и материнство. Но с другой стороны, чем я мог ей помочь? Провинциальный идиот с кучей амбиций, загонов и собственных проблем, с «богатой» историей за плечами, но без гроша в кармане. Зачем вообще я ей нужен? Но я не пожалел ни секунды о том, что оказался в этот вечер рядом с Лилей. Её откровенность и доверие ко мне были бесценны. Когда она закончила свой эмоциональный монолог и с опаской посмотрела на меня, готовая обессиленно заплакать, я молча взял из её рук чашку, поставил на стол и обнял. Она охотно ответила на мои объятия, обхватив мою спину обеими руками и уткнувшись лицом в моё плечо. А я не моргая смотрел в окно, за которым бушевала непогода, одолеваемый вопросом: «Что делать то теперь?»

– Прости… – еле слышно прошептала она, и я прижал её ещё сильнее к себе, почти сгрёб в охапку. Мы сидели так, укутанные молчаньем и раздумьями почти целую вечность, пока я отчётливо не произнёс:

– Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе, Лиль. Если будет нужно, я его убью.

– Ты что, дурак?! – она нервно отстранилась от меня и взглянула на моё озлобленное каменное лицо. Мне кажется, в тот момент она испугалась за меня. Я поспешил её успокоить и притянул её к себе. Мы расположились полулёжа на диване, она положила мне голову на грудь и закрыла глаза, тяжело дыша. А я продолжал сверлить глазами потолок, размышляя о том, как несправедлива к Лиле судьба. Хотя судьба, может быть, ни в чём не виновата, но её бывший – истинное зло, которое мне хотелось вырвать из её жизни с корнем, как надоедливый сорняк.

– Не вздумай, слышишь? Я рассказала тебе об этом не для того, чтобы ты совершал необдуманные поступки! Кира, это мои проблемы, и я сама…

– Всё будет хорошо. Ты мне веришь? – я со всей уверенностью и серьёзностью посмотрел на неё. Она была так близко, я видел, как её взволнованные глаза бегают по моему лицу, будто ища в нём правду. Или укрытие. А я смотрел на неё впервые так открыто и прямо за целый вечер. Её приоткрытые губы поджались в немом согласии, и она обратно легла на мою грудь. Я позволил себе обнять её за плечи, и она закрыла глаза, доверясь мне и надвигающейся ночи окончательно.

***

Я бы подумал, что мне это всё приснилось, если бы не увидел на утро спящую Лилю на моей груди. Её причёска немного растрепалась за ночь и несколько прядей выбилось из тугого пучка на макушке. Я аккуратно убрал их, открыв её мирно спящее лицо. Ещё вчера оно было во власти страха и волнения, а сейчас выражает полную ангельскую безмятежность. Я бы любовался ею вечно, но моё тело затекло настолько, что я не ощущал спину и руку. Я рисковал разбудить Лилю, но мне нужно было выбраться из-под её хрупкого тела. Она недовольно поморщилась, когда я предпринял первую попытку сползти с дивана, но затем просто перевернулась на другой бок и продолжила мирно спать. «Победа!»

Осознание всего произошедшего вчера вечером настигло меня на кухне. Это нестерпимо больно, когда тебя бьют обухом наотмашь по голове после нежных поглаживаний. Я сидел потерянный и сонный, пытаясь собрать весь пазл воедино. «Нужно сварить кофейку и взбодриться». Это было самой верной мыслью. Тем более Лиля будет рада чашке кофе, а не вина, в постель. То есть, к дивану. «Главное, не на диван».

В шкафчике со специями я наткнулся на какие-то документы. «Кто хранит доки в специях? А, точно, она же творческий человек, ей можно». Но пробежавшись глазами по первой странице я понял, что это сценарий какой-то пьесы. Мне стало жутко интересно, и я присел с ним за стол, пока закипало ароматное кофе. Но после двух первых страниц меня заколотила мелкая дрожь… Я не мог поверить своим глазам. Нет, это был уже не обух топора, а настоящая секира, которая располовинила мой череп пополам. Я стиснул зубы и рывком поднялся, комкая сценарий в руках. Мне хотелось порвать его, сжечь или выбросить в окно, но лишь бы это всё оказалось неправдой!

Лиля всё ещё спала, когда я появился в дверях, злобный и оглушённый как разбуженный зимой медведь. Я просто стоял и буравил её спину взглядом, не в силах разбудить. Кофе давно убежал и в нос ударил запах гари и горечи. Но эта горечь была несопоставима с моей…

– Кира? Который час? И почему пахнет так… противно? – казалось, она, ещё не проснулась, потирая глаза и зевая.

– Это что? – я не узнал свой собственный голос. Он был низким и полным гнева.

– Что? – Лиля взглянула на меня с полным недоумением, но затем заметила сценарий в моих руках. И ничего не ответила.

– Ты играла со мной, да? По этому дурацкому сценарию?

– Подожди, давай поговорим, ты не так…

– Там всё: и наше знакомство в кофейне, и твоя подпись на чёртовой салфетке, и твой флирт со мной, и все твои сладкие речи! Ты просто… использовала меня, как подопытного кролика? Играла в успешную дамочку с богатым бэкграундом…

– Не говори так! Прочитай его целиком, и ты поймёшь, что это не так! Дай сюда, я тебе покажу… – она вскочила и сделала шаг ко мне, но я резко задрал руку, сжимая в ней сценарий.

– Ты издеваешься? Мне хватило первых страниц, чтобы понять то, что ты – не настоящая! – я бросил мятые листы на пол и они рассыпались у её босых ног. Она лишь отшатнулась и закрыла рот рукой, будто сдерживая позыв рвоты. Меня тоже затошнило, но от самого себя…

Я развернулся, схватил куртку и рюкзак, кое как обулся и выбежал в парадную, хлопнув дверью. Лиля просто молча и растерянно наблюдала за мной, не пытаясь меня остановить. Наверное, в тот момент я напоминал разъярённого зверя, но внутри меня разрывало от негодования, злобы, отчаянья и боли. «Ну, конечно! Теперь то пазл сложился! Вот почему она выбрала именно МЕНЯ! Она же не всерьёз, хотела поиграть и выкинуть, как ненужную игрушку! Как переработанный материал! Она мне даже свой номер не оставила... А квартира эта арендована на сутки, не более. Какой же я придурок, что на это повёлся, Боже…» Я тяжело шагал, впопыхах хлопая себя по карманам в поисках спасительной пачки сигарет, но быстро понял, что оставил их у Лили. Как и большую часть себя.

В тот же день я уволился из кофейни и решил уезжать из Питера. Для меня это была последняя капля, которая переполнила меня. И я захлебнулся горячим кофе и талой водой после личной «оттепели».

Часть третья. Из её уст. ФИНАЛ

– Ань, я дура… Я просто не понимаю, как так вышло. – шептали мокрые от слёз губы.

Вопрос был риторический, так как даже квалицированный кризисный психолог (в лице лучшей подруги) не смог бы на него ответить. Я сидела, поджав под себя босые ноги, зарёванная и растрепанная. На той самой кухне, на которой недавно мы с ним танцевали, как дети.

– Лиль, я тебе уже в который раз твержу: тут нет твоей вины, поняла? Ты не отвечаешь за чужие чувства и поступки! И сейчас, ну никак, не можешь на них повлиять…

– Почему я не убрала этот дурацкий сценарий в комод? – я словно не слышала слов подруги. – Я сама всё испортила Ань, поделом мне…

Я очнулась только тогда, когда меня со всей силы тряханули за плечи. Спасибо, что не дали пощёчину. «А ведь Анька может!»

– Ты о Никитке подумала, а? – Аня несокрушимой скалой нависла надо мной, и я, нервно сглотнув, кивнула. – Ты ему, в первую очередь нужна, понимаешь? И что там адвокат сказал вчера? Он тебе звонил?

– Да, звонил. Ты сядь, пожалуйста… Он сказал, что бывший хочет увезти Никиту за границу… Но без моего разрешения он этого сделать не сможет, я должна буду подписать согласие на вывоз ребёнка. Он хочет оставить мне квартиру с машиной и половину своего капитала, лишь бы я подписала это чёртово согласие.

– Вот скотина то, а! – Аня всплеснула руками: – Купить тебя хочет, гад! Ещё и сына увезти чёрт знает куда… Нет, это так оставлять нельзя, нужно идти до конца!
         – А на что я буду сына кормить, Ань? На что буду жить сама? Сейчас совершенно не хлебное время для театра… Я сейчас даже съёмную однушку в Красногвардейском не потяну, а Никита ходит в спортивные секции и по репетиторам… А после развода ему точно понадобится ещё и хороший психолог.

– И что ты предлагаешь?! Отдать сына этому козлу? Так просто?!

– Но он обещал мне, что привезёт Никиту ко мне на несколько месяцев, пока они будут устраиваться на новом месте. Ведь это хороший компромисс, разве нет? Хоть что-то!

– Лиля, очнись уже, подпишешь согласие – не увидишь сына больше никогда! Он же этого и добивается!

Я снова погрузилась в коматозное состояние, пока подруга с особым остервенением доказывала мне, непутёвой и глупой женщине, что я могу совершить свою главную ошибку в жизни. Вторую по счёту. Ведь первой ошибкой было выходить замуж так опрометчиво, не разобравшись в человеке… Но хороший друг или опытный психолог вам скажут: детка, это опыт! Без него в жизни никак. Москва не сразу строилась, первые блины всегда комом… И мне действительно было некого винить: ни себя, ни бывшего. Ведь от этого брака у меня остался сын. «Или… и его у меня отберут?!»

Моя голова гудела, а глаза опухли от слёз. В это утро всё смешалось в одну гремучую смесь: горечь, досада, страх, боль, безысходность, беспомощность. Не было сил, чтобы даже встать со стула, не то, чтобы бороться с акулой в виде бюрократической машины, за которой так виртуозно прятался мой бывший муж.

– Ань, я, наверное, плохая мать? – я была мастерицей риторических вопросов. – Ведь у достойных матерей не отбирают детей, правда?

– Лилия Владимировна, вы – дура! Только и всего. – как можно мягче заключила подруга и громко выдохнула: – Доверчивая, чистая и нежная лань. Просто ты никогда не сталкивалась с подобными хищниками вроде своего бывшего, но ничего. Мы его приструним! И пожалуйста, используй эту возможность для личностного роста! Поверь, тебя закалит эта борьба. И это того стоит, потому что на кону – твой сын! Твой единственный и любимый Никитос! Ну, вытри слёзы со своего аристократичного личика и, - вперёд!

– Знаешь, за что я тебя люблю? За вот такие мотивационные речи. Я почти поверила в себя… – с грустной улыбкой сказала я и шмыгнула носом.

– А это у меня в крови, дорогая, я и не таких ещё поднимала с колен… А про того мальчишку забудь. Сбежал – скатертью ему дорога! Мы таких нежных и обидчивых знаешь где видали?! Тебе сейчас должно быть не до него. Да и не по-мужски это, Лиль, ну согласись?

– Не знаю. – пожав плечами, я бросила взгляд на его толстовку. – Мне казалось, что это я его задела, резанула по живому.

– Ой, я тебя умоляю… Ты не умеешь препарировать мужиков, хотя иногда следовало бы. Я надеюсь, ты в него не успела втрескаться?

– Нет. – солгала я. – Мне просто с ним было хорошо. И спокойно. Я на время забылась. На время поверила в себя. В свою женскую… привлекательность. Нужность. Ха, какое дурацкое слово: нужность…

Так оно и было. Я встретила его в одном из лучших своих вечерних платьев. На что я рассчитывала? Наверное, на блеск в его глазах, на нотки восхищения в голосе, на мальчишескую растерянность. И я увидела, как он звонко оторопел, одновременно засмущавшись. Он долго топтался в дверях, не решаясь войти. «И правда, как мальчишка!» Конечно, я не была на репетиции в тот вечер, да и на них я хожу исключительно в джинсах и футболках.

Я до последнего не знала, чего ожидать от этого вечера и чем он может закончится… До его прихода я репетировала свою роль, сидя на кухне, и протяжный звонок в дверь застал меня врасплох. И я не нашла ничего лучше, как наспех запихнуть сценарий в первый попавшийся шкафчик. «Не будет же он хозяйничать на моей кухне?» Я вовсе не рассчитывала, что он останется на ночь, даже на гостевом диване. Но у жизни на нас оказались совсем иные планы…

Я помню, как нашу романтическую идиллию нарушил телефонный звонок моего адвоката. Голос в трубке сухо произнёс: «У меня для тебя есть новости, присядь.» У меня резко скрутило живот, и застучало в висках. От услышанного меня и вовсе затошнило… Съеденные с аппетитом булочки встали колом, и я с усилием сглотнула. В тот момент я почувствовала себя настолько жалкой и ничтожной, что мне захотелось съёжиться и заплакать. Но я не могла допустить, чтобы Кирилл увидел меня в таком состоянии. Я бы упала в собственных глазах. Это было очередное испытание, к которому меня отнюдь не подготовила жизнь, но я должна была с ним справиться. Ради Никиты. Но я не нашла ничего лучше, как напиться в тот вечер. Как испуганный подросток, как слабая женщина. «Осторожнее, так начинается женский алкоголизм!» - с долей издёвки поговаривал мой муженёк, когда я изредка выпивала бокал вина за ужином в его компании. Зато он предпочитал пить основательно. В барах или клубах. Я не разделяла его пристрастий, поэтому предпочитала довольствоваться красным сухим, пускай и в гордом одиночестве. Но в тот вечер я не могла себе позволить пить в соло, да и бокал вина не спас бы удручающее положение. И когда приятная тяжесть разлилась по моему телу, а голова перестала ныть от роя мыслей, я совсем потеряла контроль… Хотя, его и не было вовсе. Я просто доверилась наитию. «Будь что будет!» - подумала я, когда открывала ему дверь. А когда я окончательно прокололась, держа альбом с фотографиями в руках, я услышала с каким грохотом рассыпался мой карточный домик…

Наверное, никогда не стоит начинать знакомство со лжи. Даже во благо самой себе. А я не просто лгала, а выдавала себя за другого человека. Значит, поделом мне? Старой, разведённой, безнадёжной матери-одиночке? «Поделом!»

***

Спектакль с моим участием должен был состояться ровно через две недели после того, как Кирилл захлопнул дверь и исчез из моей жизни. Сначала я отказалась от игры в нём. Мне было противно играть ту роль, из-за которой я потеряла человека, с которым мне было так хорошо… С кем я могла побыть самой собой.

– А кем я тебя заменю?! Ты в своём уме, у нас премьера на носу! – режиссёр был в бешенстве, и я его прекрасно понимала.

– Я не могу играть, Петь…Я не хочу врать зрителю, фальшивить, лезть вон из кожи. Это не моя роль. – я впервые сказала правду. И не ждала, что меня погладят за это по головке.

– Тьфу… Ты же прекрасно с ней до этого справлялась? Я видел прогресс, видел твой творческий запал! Что случилось-то, Лиль? Нет, ты мне объясни!

И я, как загипнотизированная, повторяла то же самое, не в силах взглянуть ему в глаза. Я подводила своего режиссёра, свою труппу, саму себя. Снова и снова. «Боже, как же мне тошно от самой себя!» Я поступала так непрофессионально и безбожно… Но играть уверенную в себе львицу и сердцеедку было выше моих сил. Я была загнанным ягнёнком, ну или ланью, как вам будет угодно.

Когда Пётр узнал о новом повороте в моем бракоразводном процессе, он сменил гнев на милость. Надо сказать, что наш режиссер был холостым и бездетным мужчиной, но было в нём и сострадание, и жажда справедливости, и желание рвать и метать за «своих»:

– Лиль, я всё понимаю… Ты не в состоянии сейчас играть, и я заставлять тебя не буду. Сейчас на кону твой сын, и ты должна сосредоточиться только на нём! Только я ума не приложу, почему ты сразу ко мне не обратилась? Я что, Карабас-Барабас, страшный и злобный дядька? Я ж за своих - горой!

А я словно разучилась к кому-то обращаться за помощью. Особенно, к мужчинам.

– А что ты сделаешь, Петь? Даже мой адвокат тут бессилен. Либо я подписываю согласие на вывоз ребёнка, либо остаюсь ни с чем.

– А ты забыла, кто у нас постоянный гость театра? Он как пару лет сидит на первых рядах со своей супругой. Истинный поклонник современного театрального искусства, я тебе скажу.

– Начальник конной полиции? – растерянно пролепетала я, силясь вспомнить лица в первых рядах.

– Да, но он не мой товарищ и уж тем более не поклонник твоей проникновенной игры! Ты что, про нашего уважаемого юриста забыла?

– Петя, мой адвокат уже с дюжиной юристов проконсультировался, к брачному договору не докопаться… Мой бывший так его обыграл, что ничего нельзя сделать.

– Тю, ты Смольянинова не знаешь! Он мне помог с такими безнадёжными делами, и театр благодаря его профессионализму держится! Он уж точно отыщет лазейку, найдёт малейшую не состыковку в любом договоре. Я уверен, что твой бывший увалень составил его либо на коленке, либо кому-то на лапу дал… Что, между прочим, уже взяточничество и подделка деловых бумаг. А это уже карается законом! Вы когда его составляли? А, ну правильно, когда у него уже любовница была прикормлена, и он искал пути отступления! Захотел малой кровью отделаться и тебя лишить всего? Ха, не на ту напал!

Я смотрела на режиссера, чуть не плача. От гордости и благодарности. Я была горда, что знакома с такими людьми, и благодарна судьбе за это. Я видела и ощущала столько уверенности и напористости в движениях и словах Петра, что мне захотелось идти до конца. И если придётся, я собственноручно сожгу этот проклятый брачный договор, который подписала, почти не глядя. Ведь уговоры мужа мне были дороже голоса рассудка и здравого смысла. «Это чистая формальность!» – лепетал мой благоверный, – «Моя фирма сейчас терпит убытки, со дня на день я могу разориться. Это единственная возможность всё сохранить! И обезопасить наши средства.»

– Я сыграю в спектакле, Петь. – тихо, но уверенно произнесла я.

– Стоп! Мне не нужно это, я хочу защитить и отстоять интересы своих актёров! Я не позволю разрушить твою жизнь на моих глазах…

– Нет, я хочу выйти на сцену и сыграть как в последний раз. Я достойна этой роли. Не хочу быть жертвой или слабачкой. Сейчас не время… сдаваться без боя. Тем более, мне нужны деньги. На что я буду жить с сыном первое время?

Пётр с восхищением взглянул на меня:

– Знай, Лиля, я никогда не считал тебя таковой, но уважаю твоё решение. Эта роль – твоя! Бегом на репетицию! Без раздумий!

***

Когда за дело взялся один из лучших юристов Санкт-Петербурга (по словам Петра), дело пошло куда живее. Мой бывший даже предпринял несколько неудачных попыток связаться со мной, через адвоката, конечно же. Но я была непреклонна.

– Лилия Владимировна, он готов дать вам пообщаться с сыном, если вы этого хотите.

– Неужели. По телефону?

– Да, иначе, увы, никак…

– К чему мне эти подачки? Пообщаюсь с сыном лично, когда получу свои права на него.

А окончательно я воспряла духом, когда бывший позвонил мне с незнакомого номера. Нагло и бесцеремонно. Собственно, как и ворвался в мою жизнь когда-то…

– Ты мне скажи: зачем тебе это? Ты же прекрасно понимаешь, что Нику будет лучше со мной! Больше возможностей, перспектив! Он сам хочет уехать, я не тащу его насильно!

– Насилие – твоё второе имя. – громко и решительно заключила я. – И не звони мне больше, поговорим в суде, когда вскроются все твои махинации с брачным договором.

– Ах, вот как ты заговорила?! – мгновенно закипел он в трубку: – Тогда я выставлю тебя алкоголичкой и неспособной заработать ни копейки…

Я отключилась, не в силах слушать бред сумасшедшего. Аня мне тогда сказала:

– Ты бы могла записать его угрозы и в суде это было бы идеальное доказательство того, что он – козлина! И суд бы точно принял это во внимание.

– Я и без того знаю, что он козёл. Зачем мне доказывать это кому-то? – абсолютно спокойно ответила я.

До премьеры спектакля оставалась пара дней. А суд был назначен на следующий день после. Как символично… Отыграть свободную, яркую, сильную женщину на сцене, чтобы вернуться в свою жестокую обыденность: я еле-еле сводила концы с концами. Но я твёрдо решила, что с первого же аванса куплю сыну подарок. Хочу передать ему лично в руки, когда увижу его нежное и родное лицо…

Я надеялась, что увижу в первых рядах господина Смольянинова с его прекрасной супругой. Ведь после спектакля я хотела отблагодарить его со сцены, как подобает настоящей актрисе. Он сыграл ключевую роль в моей борьбе. Хоть и суд был только впереди, но я была уверена в том, что брачный договор будет признан недействительным, и я получу своё по праву: и опеку над сыном, и своё имущество, и своё честное имя. Но ещё… я надеялась увидеть Кирилла. Да, это было крайне глупо… Я помню его разочарованные глаза, когда он уходил, нет, сбегал из моей квартиры с позором. Ведь он был уверен тогда в том, что я его использовала. Как же красиво всё началось, и как страшно закончилось… Я могла думать о нём только по ночам, тряпичной куклой валяясь в «гастрольной» квартире, без сна и покоя, пялясь в потолок. Но зато – в его толстовке. А днями я мысленно была с Никитой, бегала на репетиции в театр и на встречи с адвокатом и юристами. Меня окружало столько мужчин, готовых мне помочь, протянуть руку абсолютно безвозмездно, а его рядом не было. Хотя именно в нём я так остро нуждалась. Нуждалась в его крепких объятиях, дурацких шутках, мимолётных взглядах, аккуратных касаниях, его запахе, в его поддержке. Последнего мне крайне не хватало. Не хватало мужского плеча, на которое можно просто положить голову, закрыть глаза и выдохнуть. Я хотела просто знать, что я – не одна. Именно с Кириллом я снова обретала это тёплое чувство. А ведь будучи замужем, я порой ощущала нестерпимое одиночество, которое подступало к горлу, как лезвие ножа. И в последние три года я чувствовала это лезвие всё ближе и ближе, пока оно окончательно не полоснуло по горлу… Как раз-таки в тот момент у моего мужа и появилась она. Но сейчас не об этом.

Иногда, когда силы кончались, я обнимала себя руками и плакала, то и дело прокручивая в голове ту отвратительную утреннюю сцену на кухне. Я страстно хотела её переписать, перечеркнуть, переиграть… Я представляла, что было бы, если бы он не обнаружил сценарий. Наверное, он бы разбудил меня, держа поднос со свежесваренным кофе и булочками с корицей. И, проснувшись, я бы вдохнула полной грудью этот дивный дуэт ароматов и у меня непременно бы засосало под ложечкой. Наверняка, он бы сбегал в Булошную № 1, которая была в двух шагах от квартиры, по пути выкурив пару сигарет. Или не будил бы меня вовсе, а просто тихо наблюдал за мной, спящей. И думал: как же ему повезло… Ведь я не просто ответила ему взаимностью, я распахнула душу. Да, он бы обязательно пришёл на спектакль, увидел бы меня в той самой роли роковой женщины, узнал бы наш первый диалог в кофейне, но он увидел бы финал истории, и понял то, что я с ним не играла! Как жаль, что он так и не узнает… Мне было больно от того, что я смогла сделать ему… больно. И как бы Аня ни доказывала мне, что он поступил не как настоящий мужчина, а как обиженный мальчик, я так вовсе не считала. Я много раз вспоминала его слова: «Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе, Лиль. Если будет нужно, я его убью». И моё сердце сжималось ещё сильнее, и билось вдребезги… Его слова вонзились в мою память как татуировка, как гравировка на сердце. Я запомнила интонацию его голоса и с какой злобой он это произнёс. Мои руки ещё отчётливо помнили его широкие округлые плечи, а ноздри – его аромат. От него пахло кофейными зёрнами, сладким сиропом, табаком и цитрусовым дезодорантом. Что-ж, яркая палитра для неискушённого парфюмера. Его толстовка ещё хранила эти ароматы. От него пахло чем-то родным и до боли знакомым… И я так скучала по этому запаху, скучала по нему. «А он скучал? Хотя бы на мгновенье?» Я бы многое отдала, чтобы это узнать…

Кирилл был готов биться за меня ночью, но на утро… исчез. «Пожалел ли он о своём поступке? Ну хотя бы на секундочку…» Я не могла этого знать. Но куда уж мне, я даже не знала, в Питере ли он. Я не решалась прийти в ту самую кофейню, в которой всё началось. Было стыдно смотреть ему в глаза. Но я ждала его почти каждый день. В театре, в парадной того самого дома, нервно куря, в Булошной, куда он заходил, в мыслях. Мы не обменялись номерами, потому что в сценарии этого не было, но я хотела оставить свой номер на утро… Но он ушёл. Да и он не позвонил бы после такого. И мне оставалось лишь надеяться на случайную встречу… Но мой давний знакомый однажды сказал стихами: в Питере не встречаются случайно дважды, никогда. Этот город может свести лишь однажды, вот в чём беда. И как же чертовски он был прав! Мы встретились с Кириллом и всё зависело лишь от нас, город сделал своё благородное дело. И было бессмысленно надеяться на то, что в миллионах прохожих я отыщу его серьёзные карие глаза. Но я тогда даже не подозревала, какой сценарий мне подготовила сама судьба…

***

В день премьеры я выкладывалась на сцене как могла, и для меня это был ещё один шанс хотя бы ненадолго почувствовать себя рядом с Кириллом. Пускай с закрытыми глазами, пускай лишь в моих мыслях. Когда я устремляла свой взгляд в зрительный зал моё сердце колотилось так, что я боялась, что мой пиджак будет подпрыгивать на груди. Но я не имела права блуждать глазами по залу, это было крайне непрофессионально. Я могла только ждать… И когда, наконец, последняя сцена была отыграна и зал взорвался аплодисментами, меня затрясло. «А вдруг он сейчас поднимется на сцену с букетом тигровых лилий? А я его узнаю?» - пронеслось в моей голове, и я устремила пытливый взгляд в зрительский зал. Но от волнения и ослепительного света прожекторов все лица были предательски размыты. И трясущимися руками я принимала букет за букетом от благодарных зрителей, но… среди них не было Кирилла. Было глупо надеяться на вторую встречу, пускай и не случайную. И меня захлестнула волна эмоций: от обиды на себя до злости на обстоятельства. И к тому моменту, когда Пётр произносил свою режиссёрскую речь в микрофон, слёзы текли по моим загримированным щекам:

– Я хочу сказать, что перед вами не просто восхитительная актриса, перед вами боец и просто сильная женщина, которую я всегда буду уважать! Которой я буду восхищаться! И как режиссер, и как друг, и как мужчина. Несмотря на суровые испытания, которые преподнесла ей судьба, она не сломалась, а наоборот – закалилась! Она не сдалась, она вышла на сцену и сыграла эту роль, прекрасно и безукоризненно!

И зал, то ли заметив мои слёзы, то ли восхитившись речью Петра – взорвался новыми овациями и аплодисментами в мою честь. И я, растерянная и разкрасневшаяся от волнения, взяла два букета и подошла к микрофону, готовясь сказать слова благодарности Петру и господину Смольянинову, но смогла лишь вымолвить тихое «Спасибо». И заплакать в полную силу. Завтра меня ждёт суд, и как бы я ни была уверена в его исходе – меня съедали изнутри сомнения и страх.

В гримёрке я привела себя в порядок и немного успокоилась. Рядом шептал бокал игристого, вокруг сновала моя труппа и бесконечно поздравляла меня, обнимая за плечи. Все были на небывалом подьёме и воодушевлении, а я словно наблюдала за ними со стороны, не в силах влиться в эту шумную весёлую компанию. Время близилось к одиннадцати часам вечера, пора ехать домой, чтобы подготовиться к заседанию суда.

– Лиль, там тебя девушка какая-то ищет, с ребёнком. Говорит, что это срочно. Выйдешь?

– Что? Какая девушка? – на автомате я поднялась и вышла из гримёрки в узенький коридор. И чуть не упала в обморок, но вовремя прислонилась к стене. На меня смотрел мой Никита. Худенький, испуганный и заплаканный. «Прямо как я».

– Извините, Лиля, я вам весь вечер звонила, а вы не брали трубку! Я просто не знала, что мне делать… У нас такая беда, простите! – она тараторила без остановки, а я не слышала её, я обнимала Никиту и смеялась. Вдыхала аромат его волос и утыкалась носом в веснушчатую шею. – Слава уехал в командировку и попал в аварию, он в больнице сейчас, мне срочно нужно к нему. А Никиту не с кем оставить!

– Мамочка, ты такая красивая, я так по тебе скучал… – лепетал сынок, а я смеялась сквозь слёзы, целуя его в горячие щёки.

– Он хоть живой? – не глядя на неё, наконец, спросила я.

– Да, живой, но мне срочно нужно к нему! Простите…

– Езжайте, я останусь с сыном.

Славой был мой бывший муж, который так спешил из другого города в Санкт-Петербург, что превысил скорость и чуть не сбил на смерть пешехода на зебре. Выкрутил руль в сторону и влетел в светофор, который едва не протаранил машину. Мне не было дела до него, главное, что он никого не убил. Главное – мой Никита был рядом со мной! И я слышу его голос не по телефону, а вживую. Я жалела лишь об одном: «Я не успела купить сыну подарок!»

***

        – Лиль, это меня наказали… За то, что так с тобой поступил, что сына хотел отнять. – я не сразу узнала охрипший голос Славы в трубке. – Хорошо, что он с тобой сейчас. Мне так даже спокойнее…

        – Ты же в Бога не веришь. – ехидно ответила я. – Неужели тебя только таким образом можно вразумить?

        – Не знаю… Но я многое понял, Лиль. Осознал всё. Я ж человека чуть не убил. И сам едва не погиб. Пора мне остановиться… Сбавить обороты.

       – Сочувствую, Вячеслав. Карма, она такая. Ты можешь убежать, конечно, а она тебя непременно догонит. Что будем дальше делать? Суд перенесли…

      – Да какой суд… Мне бы на ноги встать, для начала. И за границу я точно не смогу полететь ближайший год. Врачи дают неутешительные прогнозы, Лиль.

      – Правда? И какие? – с издёвкой ответила я, но сдержала победоносную улыбку. «Так тебе и надо, гад! Прости Господи».

По прогнозам врачей - мой бывший не сможет ходить, сильная травма позвоночника. Был бы не пристегнут – погиб бы. От этого осознания я на секунду оцепенела, но потом быстро вспомнила о его деяниях, и меня отпустило. Поделом. Порой не знаешь, какой сценарий прописала нам сама судьба и какая сцена ждёт нас за поворотом. Но готовыми нужно быть ко всему. Мой бывший муж - сильный, властный, красивый, богатый, уверенный в себе, блеял мне теперь в трубку про раскаяние и осознание своих ужасных поступков. И выглядело это весьма жалко. Но я была благодарна ему за то, что он оставил мне Никиту. Навсегда. Сейчас ему не до него, а его пассия не осталась с Никитой даже на день. Это было выше её сил.

Прошёл год.

Я по-прежнему играла в театре Петра и стала востребованной актрисой первого плана. Я не стала жить в большой квартире, в которой когда-то жила с бывшим мужем. Мы решили её продать. Вырученные деньги я отложила, а часть вложила в благородное дело своей подруги Ани. Она всегда мечтала о своём кризисном центре для женщин. И мне эта идея показалась просто замечательной, учитывая то, что я пережила. Я сняла для себя и Никиты небольшую квартирку на Васильевском острове и жизнь моя наладилась. Только Кирилла в ней больше не было.

Однажды, я набралась смелости, и зашла в ту кофейню недалеко от Адмиралтейской набережной. Но его там не было. В последующие разы тоже. «Уволился… Но уехал ли?» Я просила дать мне подсказку у Питера. Просила второго шанса, но разве гордый и холодный Санкт-Петербург кому-то даёт вторые шансы?

        – Лиля, мне нужна твоя помощь! – обратилась ко мне Аня с горящими глазами: – Нам нужно, чтобы ты дала интервью для моего кризисного центра! Расскажешь свою вдохновляющую историю! Девочки послушают, восхитятся, поверят в свои силы… Им очень нужен чей-то живой пример!

         – Ань, но… от меня же ничего не зависело! Если бы не авария, он бы до последнего бился со мной за ребёнка! Из меня так себе пример…

         – Очень даже хороший! Это пример того, что нужно верить в лучшее даже в самой безнадёжной ситуации и всё решится! За тебя вступилась сама жизнь и поставила этого козла на место! Он хоть сможет ходить или останется инвалидом?

Мой бывший муж встал на ноги. Благодаря усилиям врачей или любви своей новой жены – я не знаю. Но главное, что он не остался моральным инвалидом. Он исправно платил алименты, участвовал в жизни сына и больше не отравлял мне жизнь. «Почему сразу нельзя было так поступить, а?» Видимо, его долгом было попить как можно больше крови перед тем, как расцепить свои когтистые лапы. «Кто этих мужиков поймёт?»

Когда миновали ещё полгода, я почти забыла, как я была счастлива то недолгое время с Кириллом. Память – очень обманчивая вещь. «С глаз долой, из сердца вон?» Я позабыла его черты, тембр его голоса и манеру шутить. Он стал размытым и призрачным, будто… его и вовсе не существовало. Словно я сама себе его выдумала, чтобы не сойти с ума от одиночества и безнадёги. Что-ж, память – ещё и страшная штука. Что-то забывается сразу, а что-то врезается настолько глубоко, что пускает корни… Мне не хватало его запаха. И крепкого мужского плеча. Оставалась только его толстовка, которая уже давно потеряла свой аромат.

Как-то раз я забрала Никиту с плавания, и он выпросил у меня какао с маршмеллоу. Мы остановились у первой попавшейся кофейни. Я сделала заказ, и мы сели за дальний столик у окна, болтая о том, как прошло занятие. И до меня донёсся до боли знакомый запах: кофе, табак, сироп и цитрусовый дезодорант. Я подняла глаза, пробежала ими по пустому залу, обернулась… Никого, похожего на Кирилла. Но моё обоняние точно меня не подводило. «Он был здесь?! Или я схожу с ума?»

На следующий день я вернулась. Я не спала всю ночь, пытаясь осознать: готова ли я к встрече или нет. Оказалось, что нет… За стойкой был незнакомый парень-бариста, а у окошка сидел мужчина в очках и дотошно изучал какие-то бумаги. Я подошла к стойке и всмотрелась в баристу: «не он!» Перевела взгляд на мужчину и… «Тоже не он!» Моё сердце гулко ударилось об рёбра. «Я точно схожу с ума…» Я заказала капучино и села в зале, разочарованная и потерянная. Казалось, что все мои ожидания и надежды были растоптаны. Но часто ли мы сдаёмся за шаг до победы? Я вот слишком часто. И тут я услышала за своей спиной:

– Кирилл, приезжай в кофейню, нужно возвращать почти всю поставку! Это не то, что нам нужно… Ты вообще видел цифры?

Я вздрогнула, когда услышала его имя и прислушалась, в надежде на то, что услышу в трубке знакомый голос. Но было слишком тихо, что бы хоть что-то разобрать… Незнакомец хотел, чтобы некий Кирилл явился в кофейню с минуты на минуту. «Это он?!» Я, как трусиха, выбежала на улицу и села в машину, решив дождаться Кирилла там. Мне так хотелось набрать Ане и поделиться с ней своими чувствами и опасениями, но я боялась, что она скажет мне, что я дура. «А я и есть настоящая дура…» Но упускать свой шанс я не собиралась. Я нервно стучала кончиками пальцев по рулю и, прикусив губу, жадно вглядывалась в каждого прохожего. «Нет, не он, и это не он! А в друг, он вообще не появится?» В тот момент я твёрдо решила для себя: если это не мой Кирилл, а совершенно другой человек, то я закрываю эту книгу навсегда. И убираю на дальнюю полку без сожалений. Жить как на пороховой бочке я была не готова… Я просто изводила себя.

И, наконец, почти через двадцать минут, к кофейне приближался парень. Высокий, широкоплечий, гладко выбритый, с удлинёнными каштановыми волосами и… с костылём. Да, он хромал! Но издалека он так напомнил мне Кирилла… Я не удержалась и позвонила подруге:

– Ань, я его нашла! – кричала я в трубку, не сдерживаясь.

– Кого? – испуганно спросила Аня.

– Кирилла! Кажется, это был он! Но я…не уверена до конца, понимаешь? Как мне быть?

– Так, успокойся! Ты о том мальчишке? О Господи, Лиля, я думала, что он давно позади… Сколько лет прошло?

– Полтора года, но это ничего не значит, Ань! Я каждый вечер вспоминала его и надеялась на эту встречу! А теперь… Я даже выйти к нему не могу! Затаилась в машине, как трусиха… Мне страшно, что это снова повторится! Что он уйдёт, увидев меня… Что мне делать, Ань?

–  Так, где ты находишься? Я сейчас приеду! Мне страшно, что ты сейчас за рулём…

–  Не надо приезжать… Я поеду… домой. Мне нужно успокоиться. Давай дома встретимся? У меня.

Через час мы сидели на моей кухне. Я, поджав под себя ноги и устремив потерянный взгляд в окно, а она – нависнув надо мной скалой. Прямо как в то утро… когда всё закончилось.

– Я была так близко… к нему. Я так долго ждала этой встречи. Но когда я представила, что сейчас выйду и встречусь с ним лицом к лицу – меня затрясло. Мне кажется он не простил меня…А может быть и вовсе – забыл меня. А я тут… напридумывала себе невесть что! Фу, меня тошнит от самой себя!

– Лиличка, ну как ты это проверишь, если не встретишься с ним, а? – по-матерински спросила Аня и, подсев ко мне на диван, обняла меня. – Ты у меня, конечно, такая трусишка! И я понимаю, что тебе страшно, учитывая то, как вы расстались. Но! Первый шаг он должен сделать сам! Как ни крути. Не бегай за ним.

– А как он сделает первый шаг? Он же… – и тут меня осенило. Он не сделает первый шаг. Потому что не хочет. Он знал, где меня найти, но не стал искать… И от этого осознания мне стало горько и больно. Я посмотрела на Аню и, зажмурившись, разрыдалась на её плече, как маленькая девочка. В тот вечер я решила не просто положить книгу на дальнюю полку, я решила её сжечь. Вместе со своими ожиданиями и надеждами. «Поделом!»

***

Спустя две недели я почти оправилась. Было тяжело первые дни и ночи, когда потрясание от осознания собственной глупости и наивности душило меня. «Уж лучше ножом по горлу, чем так! Быстрей бы отмучилась.» Когда мне позвонил незнакомый номер, я почти сразу ответила. Я больше не боялась незнакомых номеров.

– Лиля? – голос по ту сторону показался мне знакомым, но…

– Да, это я. А кто это?

– Это… Кирилл. Помнишь?

Я встала как вкопанная посреди оживлённого проспекта. В горле резко пересохло, а руки задрожали. А он смущённо продолжил:

– Прости, надо было тебе написать… Я что-то не подумал.

– Нет, нет! Всё нормально! Я просто… не ожидала. А… откуда у тебя мой номер?

– Достал через знакомых. У меня теперь есть свои личные связи. –  он засмеялся, и я почувствовала, как начинаю оттаивать. Я так давно не слышала его голос и смех, что мне показалось, что я слышу его во сне. Я улыбнулась, но не подала виду:

– Вот как! А почему ты мне раньше не позвонил? Обижался так долго?

– Там такая долгая история, ты мне не поверишь! Давай встретимся? Ты не против?

– Не против… А когда?

– Да хоть сегодня. Приедешь ко мне в кофейню? Я скину локацию.

Я вежливо отказалась. Мне нужно было прийти в себя и подготовиться к этой встрече. Мы договорились встретиться через день. И первой об этой встрече узнала Аня, которая тут же спустила меня с небес на землю:

– Так, стоп, а как же твои слова: к чёрту его! К чёрту все мои ожидания! Он меня не достоин! Или это не ты говорила, а?

– Я не знаю, во мне всё перевернулось! Я услышала его голос и… всё забыла. Он разом перечеркнул всё плохое, что было в моей жизни после его ухода. И я снова как… порхающая пташка.

– Так, подруга! Я слышу предательские нотки в твоём голосе! Ты что, готова прыгнуть к нему на шею вот так?! Без разговора и вопросов? Ты забыла, сколько он тебе не писал и не звонил? Не вздумай нырять в этот омут с головой!

Аня была права. И я не забыла. Я помнила всё: и своё разочарование, и своё очарование. Но волна радости и вдохновения захлестнула меня настолько, что я готова была дать ему второй шанс. Дать нам обоим.

На встречу я пришла с опозданием в несколько минут, как и посоветовала Аня. Но каждая минута давалась мне с та-а-аким трудом. Я зашла в уже знакомую кофейню и увидела Кирилла за стойкой. Но эффекта дежа-вю не было: он был без своей бороды и пирсинга. Такой молодой, что я даже смутилась. А вместо маски на его лице красовалась широкая улыбка.

– Чего желаете? – спросил он.

– А можно что-нибудь на ваш вкус? – ответила я и улыбнулась.  Мы повторили нашу первую сцену знакомства в кофейне, но на этот раз кофе варил не он, а стажёр. Под чутким наблюдением, Кирилла, конечно же.

– Это что, твоя кофейня? – удивлённо спросила я, когда мы сели за дальний столик.

– Ну, наша. Мы открыли её с друзьями. Около полугода назад. Я поднабрался опыта и… решился.

– Ты такой молодец! – с долей восхищения ответила я и осмотрелась. Я чувствовала, что он не сводит с меня глаз.

– Ты тоже. Я видел твоё интервью. На Ютубе оно набирает просмотры.

– О Боже, ты об интервью кризисному центру? Я так ужасно там выгляжу! – я закрыла лицо руками и засмеялась. – Я всю ночь не спала, и волновалась перед камерой, как статистка!

– Вовсе нет. Чудесно выглядишь. Совсем не изменилась.

И тут я похолодела: в интервью я упомянула свой настоящий возраст. Кажется, Кирилл заметил моё замешательство и улыбнулся. Я заметила ямочку на его подбородке, которая скрывалась раньше за густой бородой.

– Ты, наверное, думаешь, куда подевалась моя борода? Без неё я совсем юно выгляжу, придётся отращивать её заново.

– Нет, тебе и так… очень хорошо. Тебе и не дашь больше двадцати пяти!

– Я тебе тоже соврал… Насчёт возраста. – Кирилл виновато потупил взор. – Мне не 27. В этом году исполнится 24. Я хотел… хоть в чём тебе соответствовать. Прости.

– Но… за что ты просишь прощения? Ты ни в чём не виноват. Это ты меня…

– Нет! Не смей извиняться. Это я должен. Я поступил тогда… ужасно. Не по-мужски. Я должен был остаться рядом с тобой.

В кофейне повисла неловкая пауза. Я впервые прямо и открыто смотрела на него, рисуя глазами его густые брови домиком, серьёзные карие глаза, аккуратный нос с горбинкой, в котором когда-то красовалось колечко, небритые щёки, сжатые покусанные губы. Он так изменился с нашей последней встречи и не изменился вовсе. Всё такой же: смущённый, внимательный, выжидающий и… родной. Такой же мальчишка. «Боже, Лиля, ему всего 23 года, а тебе…»

– А почему ты… – я осеклась, не решаясь задать вопрос.

– Спрашивай всё, что угодно. Я на всё готов ответить.

Я уронила свой взгляд на его трость. И он заметил это:

– Почему я хромаю? Один придурок чуть не сбил меня на пешеходном переходе. Полтора года назад. Я чудом уцелел.

– Что?! – я подскочила на месте: – И ты мне не позвонил?! Вот блин… У тебя же не было моего телефона… Мне так жаль, Кир!

– Не волнуйся за меня. Да, задело меня не хило, но… сижу сейчас перед тобой: живой!

– Я просто ненавижу этих лихачей в Питере! Как только научилась водить, я сразу поняла, что с ними даже на дороге нужно быть осторожнее…

– А это не в Питере произошло.

– А где?

И он назвал город, в котором мой муж ровно полтора года назад сбил человека. На пешеходном переходе. Моё сердце гулко застучало, и я впилась стеклянными глазами в Кирилла. А затем перевела их на трость рядом с ним. А потом снова на него. Улыбка сползла с его губ, и он вопросительно посмотрел на меня.

– Кир, а когда это было? Вечером, да? Недалеко от железнодорожного вокзала?

Он кивнул и нахмурился. Я чуть не потеряла сознание. «Разве так бывает?! Разве могут быть в жизни такие совпадения?!»

– Кир, прости. Это был мой… бывший муж. – еле-еле выдавила из себя я и почувствовала, как глаза защипало от слёз. И в один миг в мыслях пронеслось всё: и осознание того, что мне дала эта авария, и то, что Кирилл мог погибнуть, и нереальность происходящего. Я не верила, что это случилось со мной. Что это случилось с нами. Я очнулась от прикосновений: Кирилл сидел передо мной на корточках и сжимал мои руки. В его обеспокоенных глазах отражалось всё: шок, боль, волнение и… радость.

– Всё позади. Я жив и здоров, видишь? Хочешь, уйдём отсюда?

Я кивнула, понимая, как жалко выгляжу со стороны. Мы сели на заднее сиденье в машину, и я выдохнула. Я всё ещё не могла поверить в услышанное, меня колотила мелкая дрожь. Но первым заговорил Кирилл:

– Знаешь, а у меня вся жизнь изменилась. Вмиг. После той аварии. Я за голову взялся, начал осмыслять всё, что было в моей жизни до. И как я жил бездумно, по инерции. Словно чучело, мёртвый внутри. Я ж ни к чему не стремился, ни о чём не думал! А ты не поверишь… Но я тогда с вокзала домой спешил, за вещами. Хотел в Питер вернуться, чтобы встретиться с тобой. Ду-у-урак. Надо было сразу ехать! Я тогда выбежал на переход и не увидел ничего, кроме ослепляющего света, который стремительно приближался… И нет, вся жизнь перед глазами не пронеслась. Я только подумал: неужели я не успею тебя увидеть? И сказать тебе всё, что хотел? И ты запомнишь меня уродом, который тебя бросил…

– Не говори так! – я повернулась к нему и со всей смелостью посмотрела ему в глаза: – Я запомнила тебя другим! Настоящим! Каким ты был в тот вечер! Каким ты был наедине со мной.

Он решительно взял меня за руку и легонько потянул на себя. Я поддалась, и мы прижались друг к другу, а я жадно вдохнула его аромат: кофейный, табачный, сладкий, цитрусовый. И у меня закружилась голова…

– Получается, я тогда тебе не соврал? – прошептал он. – Я выполнил, то, что обещал. Чуть не убил его.

– Но какой ценой! – я высвободилась из его объятий и сердито посмотрела на него: – Не говори так! Ты мне нужен живым, слышишь?

Он улыбнулся мне глазами и приблизился ко мне настолько близко, что я почувствовала его дыханье на мокрых щеках. Этот поцелуй, наш первый и такой долгожданный, был со вкусом кофе и табака. Я потеряла счёт времени окончательно, а он сжимал меня всё сильнее, с натиском целуя мои онемевшие губы, прерываясь лишь на короткие вдохи. А я водила руками по его колючим щекам, горячей шее, плечам… Мне хотелось, чтобы наш первый поцелуй длился вечно.

– Почему ты мне раньше не позвонил?

– Я долго восстанавливался после аварии… Мою ногу по частям собирали, бедро было раздроблено, ведь весь удар пришёлся на него. Я не мог явиться к тебе в таком состоянии.

– Ты серьёзно?! Я бы выходила тебя! Была бы рядом, помогала. И финансово, и морально… Ты мне небезразличен,как и твоя судьба.

– Лиль, я бы не взял с тебя ни копейки. Твой бывший муж взял часть расходов на себя. Он же виновник аварии… Хотя я тоже выбежал перед ним, не посмотрев по сторонам. А он скорость превысил в несколько раз. Стечение обстоятельств…

– Но если бы не это стечение обстоятельств… Он бы мог выиграть суд. Но я бы всё отдала, чтобы отмотать время назад. Чтобы не было этой злополучной аварии… Лишь бы ты не пострадал!

– Всё уже случилось. Я ни о чём не жалею. Кажется, нас кто-то любит там, наверху. Мои желания так никогда быстро не исполнялись. Я хотел тебя защитить – я защитил! Ты хотела быть с сыном – и получила это. Судьба. От неё, похоже не уйдёшь…

– А где ты достал мой номер? – после недолгого молчания спросила я. – Что за личные связи, м?

– Спроси у своей подруги. – с загадочной улыбкой ответил Кирилл.

Я обомлела, когда узнала, что моя подруга пришла к нему в кофейню и просто «выпотрошила» его за считанные минуты. Но меня она не сдала. Аня просто спросила его, хочет ли он объяснится со мной или нет. И он решительно согласился. Он признался Ане, что ему было стыдно передо мной, и он никак не мог найти предлог для встречи. Всё тянул…

– А чем всё-таки закончилась та история? Сценарий которой я нашёл… Я столько раз перематывал её в своей голове.

– А ты приходи на спектакль! Сам всё увидишь… Не хочу рассказывать то, что можно показать.

Мы не хотели расставаться больше ни на минуту. Столько времени было потеряно. По нашей собственной глупости. Но меня ждал Никита, а Кирилла – незавершенные дела в кофейне. Мы пообещали друг другу списываться до нашей следующей встречи. Первым делом, я позвонила Ане, чтобы поблагодарить её и отругать одновременно. Она узнала адрес его кофейни и пришла лично, чтобы увидеть воочию того, о ком так долго болело моё сердце. А потом я написала своему знакомому поэту: «Ты оказался не прав!» Он недоумённо ответил: «В чём же, Лиличка?» А я ответила со счастливой улыбкой: «Питер сводит людей дважды! И совершенно случайно, можешь себе представить?»