— Я пойду... Извините...
— Стой! — рычу я. — Никуда не идёшь.
Она замирает в дверях, испуганно оглядывается.
— Сколько это продолжается?
— Екатерина Викторовна, я не хотела... Игорь говорил, что вы разводитесь...
— Разводимся?!
Поворачиваюсь к мужу. Он сидит на диване, опустив голову.
— Игорь, мы разводимся? Это новость и для меня.
— Не разводимся, — бормочет он. — Это я так... сказал...
— Ах, так сказал! — Ярость нарастает как цунами. — А ещё что ты ей рассказывал? Что жена тебя не понимает? Что близости нет? Что я карьеристка, которая думает только о работе?
Глава 1 - Ранее до пролога
Четверг, 11 апреля 2024 года, 23:15. Моя квартира на Соколе.
Снимки МРТ разложены на кухонном столе рядом с остывшим чаем. Маша Солнцева, семь лет. В левой части её мозга притаился клубок неправильно соединённых сосудов размером с крупную вишню. Артериовенозная мальформация — когда природа забыла проложить капилляры между артериями и венами.
Беру лупу, всматриваюсь в серые пятна на плёнке. Питается от трёх артерий. Дренируется в глубокую вену, которая впадает прямо в венозный синус. Если я задену не ту ветку — девочка может потерять речь. Если не буду оперировать вообще — умрёт от очередного приступа.
— Мам, ещё работаешь? — Данила заглядывает на кухню в пижаме.
— Завтра консилиум по Маше Солнцевой. Хочу ещё раз всё проверить.
Он садится рядом, смотрит на снимки:
— Это та девочка с судорогами?
— Да. По двадцать приступов за ночь. Родители не спят уже полгода.
— А что будет, если не оперировать?
— Кома. Смерть.
Данила кивает. Студент второго курса медицинского, он понимает такие слова.
— А риски операции?
— Высокие. Мальформация лежит в речевой зоне. Один неточный надрез — и Маша не сможет понимать слова или говорить.
— Но ты же справишься?
Складываю снимки в папку:
— Справлюсь. Потому что должна справиться.
***
Пятница, 12 апреля 2024 года, 21:30. НИИ Бурденко, конференц-зал.
— Мария Солнцева, семь лет, — говорю команде, которая будет оперировать в понедельник. — АВМ левой височной доли, четвёртый класс по международной классификации. Судороги каждый день, на лекарства не реагирует.
Владислав Михайлович Тимофеев, мой шеф уже двадцать лет, хмурится на снимки:
— Размер нидуса?
— Четыре сантиметра. Глубина залегания — два с половиной.
— В функциональной зоне?
— В самом центре зоны Вернике. Если заденем — афазия.
Анна Барышникова, мой анестезиолог и лучшая подруга, листает протокол обследования:
— Последний статус был месяц назад. Четыре часа в реанимации.
— Поэтому операция нужна срочно, — киваю. — Девочка может не дожить до лета.
Роман Величко, ассистент, поднимает руку:
— А альтернативы? Радиохирургия?
— Эффект через два года. Маша столько не протянет.
— Эмболизация?
— Питающие артерии короткие, высокий риск попадания спиралей в нормальные сосуды.
Тимофеев встаёт, подходит к экрану поближе:
— Доступ планируешь какой?
— Птериональный слева. Через сильвиеву щель к островку, оттуда к нидусу.
— Мониторинг речевых функций?
— Сергей Борисович будет следить за вызванными потенциалами. Если амплитуда упадёт больше чем наполовину — останавливаемся.
— Время операции?
— Планирую часов десять-двенадцать.
В зале тишина. Все понимают: десять часов на детском мозге в функциональной зоне — это почти предел возможного.
— Родители информированы?
— Согласие подписали три дня назад. Татьяна Сергеевна плакала, но понимает — другого выхода нет.
Тимофеев обводит взглядом команду:
— Всем ясен план? Вопросы?
Молчание.
— Тогда до встречи в понедельник. Катя, удачи.
***
Понедельник, 15 апреля 2024 года, 06:30. Дом.
Игорь уже ушёл на работу. Данила готовит завтрак. София сидит за столом с альбомом, рисует что-то цветными карандашами.
— Что рисуешь? — спрашиваю дочку.
— Девочку Машу. Как она выздоравливает после твоей операции.
На рисунке — больничная палата, девочка в кровати улыбается, рядом стоит женщина в белом халате. Подпись внизу: "Доктор Мурадова спасает Машу".
— Красиво. А контрольную по алгебре не забыла?
— Не забыла, мам.
Данила ставит передо мной тарелку:
— Поешь. Тебе сегодня нужны силы.
— Спасибо, сынок.
— Мам, а если что-то пойдёт не так?
Смотрю на него серьёзно:
— Не пойдёт. Мы готовились неделю. Команда опытная. Оборудование самое современное.
— Но вдруг...
— Данила, послушай. Я делаю такие операции пятнадцать лет. Да, риски есть. Но у Маши нет выбора. Без операции она точно умрёт.
Он кивает, понимая.
София отрывается от рисунка:
— А можно мне сегодня прийти в больницу? Посмотреть на Машу?
— Нет, доченька. Она будет спать после операции. А ты учись хорошо. Это тоже важно.
***
08:00. НИИ Бурденко, предоперационная.
Маша лежит на каталке. Рядом — родители. Алексей Викторович, инженер, держится молодцом, но руки дрожат. Татьяна Сергеевна плачет, пытается скрыть слёзы от дочери.
— Маша, привет, — приседаю рядом с каталкой. — Помнишь меня?
— Помню. Вы тётя-доктор, которая лечит головку.
— Правильно. Скоро мы с тобой поиграем в одну игру. Ты будешь спать, а я буду лечить твою головку. Хорошо?
— А будет больно?
— Нет, солнышко. Ты будешь спать и ничего не почувствуешь. А когда проснёшься — головка болеть не будет.
Маша кивает доверчиво.
Поворачиваюсь к родителям:
— Алексей Викторович, Татьяна Сергеевна, мы всё обсудили. Операция продлится около десяти часов. Я буду выходить каждые два часа и рассказывать, как дела.
— Доктор, — шепчет мать, — вы спасёте нашу девочку?
— Сделаю всё, что в человеческих силах.
***
08:30. Операционная №3.
Маша уже спит. Анна ввела наркоз мягко — сначала маска с весёлым газом, потом укол в руку. Девочка заснула с улыбкой.
— Параметры стабильные, — докладывает Анна. — Пульс 85, давление 105 на 60, кислород 99 процентов.
Сергей Борисович Макаров, нейрофизиолог, настраивает аппаратуру мониторинга:
— Электроды установлены. Базовые SSEP записаны: амплитуда с левого полушария 4,4 микровольта, латентность 19,8 миллисекунды. Всё в пределах возрастной нормы.
Голову Маши фиксируем в специальном держателе — металлическая рамка с тремя винтами. Поворачиваем влево на тридцать градусов, чтобы левая височная область была доступна.
Включаю навигационную систему. На экране появляется трёхмерная модель мозга Маши, построенная по вчерашним снимкам. Мальформация выделена красным цветом.
— Обработка поля.
Галина Петровна, операционная сестра, тщательно смазывает кожу головы антисептиком. Накрываем стерильными простынями. Остаётся только левая височная область.
Беру маркер, рисую линию разреза — дугообразно от уха к теменной области. Одиннадцать сантиметров.
— Готовы? — спрашиваю команду.
— Готовы, — отвечают хором.
— Начинаем.
08:45. Беру скальпель.
Первый разрез провожу уверенно — через кожу и подкожную клетчатку. Выступает кровь, Роман сразу прижигает мелкие сосуды коагулятором. Знакомый запах — не приятный, но привычный.
Рассекаю височную мышцу, отделяю её от кости. Показывается белая поверхность черепа. Ровная, гладкая — природная защита мозга.
— Трепанация.
Высверливаю четыре отверстия специальной дрелью. Звук неприятный, но Маша спит и не слышит. Потом соединяю отверстия тонкой пилкой. Вырезаю участок кости — овальное окошко размером семь на пять сантиметров.
Под костью — твёрдая мозговая оболочка. Серая, плотная, пульсирует в такт искусственному дыханию.
— Пульсация ровная, — комментирую для протокола. — Признаков отёка нет.
Разрезаю оболочку в форме звезды. Четыре лепестка отвожу в стороны и прикрепляю к краям раны.
И вот он — мозг семилетней Маши. Левое полушарие, височная доля. Серовато-розовый, покрытый сетью тонких сосудов. Бороздки и извилины образуют сложный рельеф.
— Микроскоп.
Роман подкатывает операционный микроскоп. Увеличение в двадцать раз превращает поверхность мозга в подробную карту со всеми деталями.
Мальформации на поверхности не видно — она глубоко внутри. По навигации — на глубине двух с половиной сантиметров. Нужно добираться, не повредив здоровые участки.
— Ищем сильвиеву щель, — объявляю команде.
Нахожу границу между височной и лобной долями — глубокую борозду, которая идёт от основания мозга к вершине. Это мой путь к цели.
Беру микроинструменты — пинцет и ножницы толщиной с волос. Начинаю осторожно раздвигать края борозды.
— Ликвор.
Из глубины вытекает прозрачная жидкость — спинномозговая жидкость. Значит, повышенного давления нет.
Углубляюсь по борозде миллиметр за миллиметром. Каждое движение проверяю по навигации. До цели ещё полтора сантиметра.
— Нейромониторинг как дела?
— SSEP стабильны, — отвечает Макаров. — Амплитуда 4,3, латентность без изменений. Речевые центры в норме.
Продвигаюсь дальше. Серое вещество мозга аккуратно раздвигаю тупыми инструментами. Важно не порвать волокна — каждое из них может быть связано с речью, памятью, движениями.
Вижу крупную артерию — ствол средней мозговой артерии. От неё отходят ветки поменьше. Одна из них, патологически расширенная, уходит вглубь. Это питающий сосуд мальформации.
— Индоцианин зелёный, — прошу Анну.
Она вводит в вену Маше контрастное вещество. Через несколько секунд включаю режим флуоресценции. На экране видно, как контраст заполняет сосуды мозга.
— Вижу патологический кровоток, — объявляю команде. — Кровь идёт по расширенной артерии, проскакивает через нидус и сразу в вену. Время прохождения меньше секунды вместо нормальных пяти.
Это подтверждает диагноз — классическая артериовенозная мальформация.
Продолжаю движение по ходу питающей артерии. Ткань мозга раздвигается легко — здесь нет плотных спаек.
— Внимание, — предупреждает Макаров. — SSEP с левого полушария: амплитуда упала с 4,3 до 3,9 микровольт. Латентность пока в норме, но лучше притормозить.
Замираю. Критический порог — падение амплитуды на пятьдесят процентов. До него ещё далеко, но лучше быть осторожной.
— Меняю направление подхода.
Отхожу чуть в сторону, ищу обходной путь. Это дольше, но безопаснее для речевых функций.
— Сигнал восстановился, — сообщает нейрофизиолог через пять минут. — Амплитуда 4,2, латентность в норме.
И вот она — цель операции. Клубок патологических сосудов размером с крупную сливу. Красно-синий, пульсирующий. Артерии и вены переплелись в неправильный узел, минуя нормальное капиллярное русло.
— Нидус мальформации визуализирован, — объявляю всем.
10:20 на часах. Началась самая ответственная часть — удаление.
Нужно аккуратно отделить весь патологический клубок от здорового мозга. Найти все питающие артерии, перекрыть их. Найти все дренирующие вены, перекрыть и их. А потом удалить нидус целиком.
— Первая питающая артерия.
Накладываю микроскопическую титановую клипсу. Звук едва слышный — щелчок металла. Часть мальформации сразу темнеет.
— Вторая артерия.
Ещё одна клипса. Кровоток в нидусе замедляется.
— Третья.
Мальформация почти обескровлена. Теперь можно безопасно её выделять.
Работа кропотливая. Каждый миллиметр нужно проверить, каждый сосудик найти и перекрыть. Микроножницами отсекаю мальформацию от окружающей ткани. Клубок медленно отделяется от мозга.
— Как дела с мониторингом?
— SSEP стабильны на уровне 4,1-4,3 микровольт, — отвечает Макаров. — Речевые центры не страдают.
Смотрю на свои руки — никакого тремора. Пальцы держат инструменты твёрдо. Но внутри что-то сжимается: понимаю, что самое трудное ещё впереди. Удалить мальформацию — это только полдела. Маша должна проснуться и заговорить. Только тогда я пойму — получилось или нет.
Продолжаю выделение. Ещё одна клипса на дренирующую вену. Ещё одна. Нидус постепенно теряет связь с нормальными сосудами.
— Последняя дренирующая вена, — объявляю команде.
Накладываю финальную клипсу. Мальформация полностью изолирована от кровотока.
— Удаляю нидус.
Аккуратно извлекаю весь клубок патологических сосудов. Он выходит единым блоком — это хороший знак. Значит, ничего не осталось.
— Повторная флуоресценция, — прошу Анну.
Ещё одна порция контраста. Включаю режим визуализации. На экране — только нормальные сосуды, идущие ровными руслами. Никаких патологических соединений, никаких участков быстрого сброса крови.
— Чисто, — объявляю команде. — Навигация подтверждает: мальформация удалена полностью.
Осматриваю операционное поле. На месте клубка — небольшая полость, которая заполнится ликвором. Кровотечения нет. Окружающие ткани не повреждены.
— SSEP?
— Стабильны. Амплитуда 4,4 микровольт, латентность в норме, — докладывает Макаров. — Функции сохранены.
12:15 на часах. Четыре часа чистой работы. Самое сложное сделано.
— Начинаю закрытие.
Промываю полость физиологическим раствором. Устанавливаю гемостатические препараты. Проверяю — нет ли кровотечения из мелких сосудов.
Ушиваю твёрдую мозговую оболочку. Устанавливаю костный лоскут на место, фиксирую его титановыми пластинками. Послойно зашиваю мышцы, подкожную клетчатку, кожу.
— Операция завершена, — объявляю команде.
Маша спит под наркозом. Мальформация удалена. Но я знаю: настоящий результат покажут следующие часы. Проснётся ли она? Будет ли говорить? Поймёт ли, как её зовут?
Снимаю перчатки, смотрю на часы. 13:40. Пять часов операции. В коридоре ждут родители.
Иду к ним с хорошими новостями. Но внутри всё ещё сжимается тревога — ведь в нейрохирургии никогда нельзя быть уверенным до конца.
Маша Солнцева спит в послеоперационной палате.
От автора
Приглашаю на свою страницу👉 https://bookriver.ru/author/anastasiya-lemann?pid=GI2TQMJUGU
Уже много загрузила своих историй. Подпишись , чтобы не пропустить мои новинки!

