— ТАНЯ! — Серёга заорал так, что эхо прокатилось по всем этажам. — ТАТЬЯНА! ВЫХОДИ!
Из спальни выскочила Таня. Халат наспех накинут, волосы спутаны, в глазах — испуг.
— Серёжа? Что случилось?
Серёга ткнул пальцем в Коляна. Палец дрожал:
— Вот! Соль принёс! Которую брал! ВЧЕРА! ВЕЧЕРОМ!
Таня посмотрела на Коляна. На Серёгу. На рассыпанную соль. Лицо стало белым, как эта самая соль.
— Серёж, я...
— Что — я? ЧТО — Я?! — Серёга сорвался окончательно. — Я на диване спал! Как собака! А ты... А он...
— Папа? — из комнаты выглянула Алёнка. Телефон в руке, глаза сонные. — Чё орёте? У меня первым уроком география!
— Алёна, в комнату! — рявкнула Таня.
— Ага, щас! — Алёнка подняла телефон. — Это ж контент! Привет, мои хорошие! С вами Алёнка, и у нас тут семейная разборка в прямом эфире!
— АЛЁНА! — заорали родители хором.
Но было поздно. По подъезду уже разносился скандал, как пожар по сухой траве.
Глава 1 - Ранее до пролога
9 мая, среда
Часть первая. Утренние сборы
Раиса Петровна проснулась без будильника – ровно в половине шестого, как всегда. Сорок лет педагогического стажа въелись в организм покрепче любых таблеток. Она лежала минуту, прислушиваясь к дому. Где-то капала вода – у Гоши опять прокладка сдохла. На седьмом кто-то ходил – тяжело, с остановками. Зинка, наверное, самогон проверяет.
День Победы. Святой день. И как всегда – её забота, чтобы всё прошло достойно.
Встала, размяла поясницу. Кости хрустнули, как старая мебель. В зеркале на неё смотрела женщина с седым пучком и мешками под глазами. "Красавица, – подумала Рая. – Мисс подъезд номер два".
На кухне первым делом – таблетка от давления. Второе – взгляд в окно. Погода радовала: солнце уже вылезло из-за девятиэтажки напротив, небо чистое, ни облачка. Значит, народ придёт. Значит, готовить надо на всех.
Рая натянула парадный халат – синий в горошек, последний подарок Виктора – и пошла будить помощниц.
В шесть утра она уже колотила в дверь Людке:
– Людмила! Открывай! Картошку чистить!
За дверью что-то упало, потом донёсся сонный голос:
– Рай, ты чё, спятила? Шесть утра!
– А в котором часу начинаем? В четыре! У нас десять кило картошки, три салата, мясо мариновать! Давай, шевелись!
Дверь приоткрылась. Людка стояла в своей фирменной ночнушке – Микки-Маус растянулся на её формах до полного безобразия. Волосы торчали во все стороны, на щеке – след от подушки.
– Слушай, может, попозже? Я вчера допоздна...
– Что делала? – Рая прищурилась. – С кем гуляла?
– Ни с кем! Сериал смотрела! "Женские судьбы", если интересно. Там такое! Главная героиня узнала, что муж с её сестрой...
– Потом расскажешь. Одевайся, пошли. И Таньку разбуди, пусть идёт.
Людка почесала бок, зевнула так, что челюсть хрустнула:
– Рай, ну десять кило – это перебор. Мы столько не съедим.
– Съедим! День Победы как-никак! Святое дело! Мой отец до Берлина дошёл!
– Знаем, знаем... Каждый год одно и то же...
К семи утра кухня у Раи превратилась в полевую кухню. Людка сидела над тазом с картошкой и ныла:
– Ну зачем столько? В прошлом году половину выкинули!
– В прошлом году дождь был. А сегодня – посмотри в окно! Солнце! Все придут!
Рая резала морковь для салата. Ножом работала, как автомат – чик-чик-чик. Руки помнили.
Таня молча шинковала капусту. После утреннего скандала два дня назад она вообще мало разговаривала. Вчера Серёга вернулся – Рая видела, как он тащил сумку. Но напряжение между ними чувствовалось даже через стену.
– Тань, а твой придёт? – Людка покосилась на неё. В глазах плясали чертики.
– Придёт. – Таня не подняла головы. – Куда денется.
– А чё такой кислый ходит? Обиделся, что ли?
– Людк, отвали. – Это прозвучало так, что Людка даже рот закрыла.
– Не ругайтесь! – Рая стукнула ножом по доске. – Праздник же! Давайте лучше про мясо. Кто покупает?
– Серёга обещал. С Колей поедут.
Людка хихикнула – противно так, по-бабьи. Рая бросила на неё тяжёлый взгляд:
– Что смешного?
– Да так... Коля с Серёгой... В одной машине... После того, что было...
– Ничего не было! – Таня воткнула нож в капусту с такой силой, что доска треснула.
– Ой, ну конечно! Все всё видели!
– Что видели? – Таня повернулась к ней. Глаза сухие, но в них что-то опасное. – Что конкретно видели, Людмила Сергеевна?
Людка сдулась:
– Да я так... К слову...
– Вот и молчи. Язык-то придержи. А то ведь и я кое-что знаю. Про твоего благоверного. Который в Ульяновске.
Людка открыла рот. Закрыла. Картофелина выпала из рук, плюхнулась в таз. Брызги во все стороны.
– Так, хватит! – Рая хлопнула ладонью по столу. – Обе заткнулись! Работаем молча!
Но молчание вышло тяжёлое, как перед грозой.
Часть вторая. Подготовка
К десяти утра двор превратился в муравейник. Гоша таскал столы из подвала, ругался вполголоса:
– Опять, блядь, доску спиздили! Я ж только зимой чинил!
– Гош, не выражайся! – крикнула сверху Зина. – Не по-праздничному!
– А чё по-праздничному? Спасибо сказать ворам?
Гоша вытер пот со лба, оглядел двор. Столы кривые, лавки шатаются, но ничего – скатертью прикроем, сойдёт. Он поставил последний стол, распрямился. Спина заныла – годы берут своё. Пятьдесят девять, хрен ли. А всё туда же – столы таскает, как молодой.
Из подъезда вышла Зина. Платье на ней – красное, с розами, декольте такое, что сиськи вот-вот вывалятся. Губы намазаны, как у проститутки с вокзала.
– Зин, ты это... прикройся маленько. Не на танцы идёшь.
– А что такого? – Зина покрутилась, платье взлетело. – Ещё ого-го! Пусть мужики смотрят!
– На тебя только алкаши и пялятся.
– Это мы ещё посмотрим! Слышала, новенький тоже придёт? Сан Саныч?
Гоша поморщился. Этот Сан Саныч всем бабам покоя не даёт. Пришёл неделю назад – и понеслось. Людка духами обливается, Рая новый халат купила, даже Светка с восьмого блузку погладила.
– И чё? Придёт и придёт.
– Ревнуешь? – Зина подмигнула. – Не боись, Гошенька. Ты у нас тоже ничего. Особенно когда трезвый.
К полудню привезли мясо. Серёга с Колей выгружали молча. Серёга – весь напряжённый, очки то и дело поправляет, футболку в джинсы заправил, как пионер. Колян – наоборот, расслабленный, в майке-алкоголичке, уже поддатый.
– Серёг, ты чё дуешься? Праздник же!
Серёга даже не посмотрел в его сторону. Взял пакет, понёс к мангалу.
– Не, ну ты скажи, если чё не так! Мы ж соседи! Корешки!
Серёга остановился. Медленно повернулся. Поправил очки – движение такое механическое, заученное:
– Корешки? Серьёзно?
– А чё? Нормально жили!
– Жили. До позавчера.
– Слушай, я ж извинился! Пьяный был! Не помню ничего!
– Удобно. Выпил – и не помнишь. А я вот помню. Всё помню.
Из подъезда вышла Светка. После скандала с мужем ходила гордая, как генерал после победы. Сарафан новый, в цветочек, губы накрашены, ресницы – как веер.
– О, мужики! Мясо привезли? Молодцы! Коль, поможешь мангал поставить?
– Конечно, Свет! Щас сделаем!
Колян кинулся к мангалу. Серёга посмотрел на них, покачал головой и ушёл. Молча. Даже спиной выражал презрение.
К двум часам столы накрыли. Белые скатерти – Рая берегла их специально для праздников. Тарелки, стаканы, вилки-ложки. На отдельном столике – портреты ветеранов. Рая поставила фото своего отца в военной форме. Красивый был мужик. До Берлина дошёл, два ранения, три медали.
– Красота! – Людка вытерла лоб. – Может, по маленькой? Для аппетита?
– Рано! Сначала официальная часть!
– Какая ещё официальная часть?
– Как какая? Минута молчания! Речь! Тост за ветеранов! Я всё продумала!
Людка закатила глаза, но спорить не стала. С Раей спорить – себе дороже.
Из подъезда медленно вышла бабка Нюра. Палочкой стучит, ноги едва переставляет. Света под руку ведёт, улыбается сладко:
– Осторожненько, Анна Фёдоровна! Вот так, молодец!
– Анна Фёдоровна! – Рая засуетилась. – Как хорошо, что пришли! Садитесь вот сюда, в тенёчек!
Бабка села на лавку, огляделась мутными глазами:
– А Юра не приходил?
– Какой Юра? – шёпотом спросила Людка.
– Не знаю. – Света пожала плечами. – Всё время его зовёт. Может, сын был?
– У неё нет детей. – Рая понизила голос. – Я её дело знаю. Всю жизнь одна.
Бабка повернула голову, посмотрела на них. Взгляд вдруг стал острым, совсем не старческим:
– Чего шепчетесь? Думаете, глухая? Слышу я всё!
К трём часам собрались почти все. Даже участковый заглянул – в форме, выбритый, важный.
– Граждане, без нарушений общественного порядка! Я на соседней улице буду, если что – звоните!
– Ром, останься! – Зина похлопала по лавке рядом с собой. – Выпьем за дедов!
– Не могу, служба!
Участковый покосился на подъезд. В окне первого этажа мелькнул силуэт. Наташка небось притаилась, ждёт.
– Я это... поехал! Праздничного вам настроения!
И дёрнул с места так, что пыль столбом.
– Струсил! – Зина хмыкнула. – Боится, что Ирка с битой придёт!
– Не каркай! – одёрнула Рая. – Ещё не хватало!
Часть третья. Начало праздника
В четыре часа Рая встала, постучала ложкой по стакану:
– Внимание! Дорогие соседи! Сегодня великий праздник...
– Рай, давай покороче! – крикнул снизу Колян. – Выпить охота!
– Николай, придержи коней! Это святое дело! Итак, сегодня мы отмечаем...
И тут калитка скрипнула. Во двор вошёл ОН.
Сан Саныч. Александр Николаевич Комаров собственной персоной.
Метр восемьдесят пять в кроссовках. Плечи – в дверь не пройдёт. Седина в висках, но не старческая – благородная такая. Джинсы, белая рубашка, рукава закатаны. И улыбка. Спокойная, уверенная.
– Добрый день! Можно присоединиться к празднику?
Бабы как по команде выпрямились. Зина грудь выпятила так, что роза на платье затрещала. Людка волосы поправила. Даже Таня от своих мрачных мыслей отвлеклась.
– Конечно! – Зина вскочила. – Сан Саныч! Вот сюда садитесь, рядом со мной!
– Нет, сюда! – Людка похлопала по лавке. – Тут удобнее! И тень!
– Александр Николаевич сядет где захочет! – отрезала Рая. – Так, продолжаю речь...
Но её уже никто не слушал. Все пялились на новенького. Мужик и правда был хорош – не красавец киношный, но есть в нём что-то. Сила спокойная. Уверенность.
Сан Саныч огляделся, выбрал место. Сел рядом с бабкой Нюрой:
– Позволите составить компанию?
Бабка подняла на него глаза. Лицо дрогнуло. Губы зашевелились:
– Юра? Юрочка, это ты?
Сан Саныч замер. На секунду. Но Рая заметила – она всё замечала.
– Нет, бабушка. Я Александр.
– А... – бабка погрустнела. – Похож очень. Садись, милый.
Рая откашлялась:
– Так вот! Предлагаю выпить за наших ветеранов! За тех, кто не дожил! За Победу!
– За Победу! – подхватили все.
Выпили. Кто водку, кто вино. Зина достала свою фирменную – самогон тройной очистки, на травах.
– Во! – Колян крякнул. – Зинаида, ты волшебница! Как слеза младенца!
– Ещё бы! Рецепт семейный! Дед учил!
Закусили. Потом ещё выпили. Потом Колян полез с анекдотами:
– Значит, идёт мужик с войны...
– Коля, не надо. – Таня подняла голову. В голосе – усталость.
– Да ладно! Приличный анекдот! Про ветерана!
Серёга встал. Резко, стул чуть не упал:
– Я домой. Голова болит.
– Серёг, ты чё? – Колян удивился искренне. – Только начали!
– Сказал – домой.
Серёга посмотрел на Таню. Ждал чего-то. Таня молчала, ковыряла вилкой салат.
– Ты идёшь?
– Я... я ещё посижу. С соседями... Праздник же...
Серёга хмыкнул. Звук получился какой-то горький. Развернулся и ушёл. Спина прямая, как палка. Только плечи чуть ссутулились.
– Ну и ну! – Колян присвистнул. – Обиделся, что ли? Тань, а чё с ним?
– Не твоё дело. – Таня налила себе вина. Большой бокал, до краёв.
Сан Саныч наблюдал за всем молча. Иногда улыбался. На вопросы отвечал коротко – да, из Питера. Нет, не женат. Да, на пенсии. Работал в органах.
– А дети есть? – Светка наклонилась к нему. В вырезе блузки мелькнуло кружево лифчика.
Сан Саныч помолчал. Потом ответил:
– Есть дочь. Где-то.
– Как это – где-то?
– Потерялись мы с ней. Давно. Ищу её.
Неловкая тишина. Прервала её Зина:
– Ладно, не будем о грустном! Сан Саныч, давайте выпьем! За знакомство!
– Давайте.
Часть четвёртая. Вечерний разгул
К семи вечера компания поредела. Серёга ушёл первым. Потом бабку Нюру увела Света – старушка устала. Семейные с детьми тоже разошлись – ужин, уроки на завтра.
Остались самые стойкие. Колян – уже в хлам, но держится. Зина со своей бутылкой. Людка с телефоном – всё снимает, на память. Таня – молчаливая, но упорно пьёт вино. Гоша притащил старый магнитофон, врубил "Катюшу". И Сан Саныч – трезвый как стёклышко, хотя выпил не меньше других.
– Танцевать! – Зина вскочила. – Давайте танцевать! Праздник же!
– Давай! – Колян поднялся, пошатнулся. – Танюх, пойдём! Потанцуем!
– Не хочу.
– Да ладно тебе! Чё как монашка сидишь!
Колян плюхнулся рядом с ней. Близко. Слишком близко.
– Не подходи.
– Тань, ну чё ты? Мы ж соседи! Друзья!
– Друзья... – Таня хмыкнула. Горько так. – Серёга тоже так думал.
– А чё Серёга? Серёга сам виноват! Забил на тебя!
Таня повернулась к нему. Глаза блестят – то ли от вина, то ли от слёз:
– А тебе какое дело?
– Да просто... жалко. Красивая женщина. А он...
– Иди ты.
Таня встала. Качнулась – вино ударило в голову.
– Пойду домой.
– Подожди! – Колян вскочил. – Я провожу! Темнеет уже!
– Сама дойду.
– Не, я как джентльмен! Должен даму до дверей!
Людка навострила уши. Телефон включила на запись – авось что интересное будет. Рая тоже насторожилась. А Сан Саныч вдруг встал:
– Коля прав. Темнеет. Я тоже пойду. Мне в ту же сторону.
Плавно так встал. Как большой кот.
– Сан Саныч! Куда же вы? Мы ещё посидим!
– Извините, дамы. Завтра рано вставать. Пробежка.
Пошли втроём. Таня впереди, нетвёрдым шагом. За ней Колян – шатается, но упорно идёт. Сан Саныч замыкает – страхует, чтобы никто не упал.
В подъезде темно – лампочку опять кто-то выкрутил. Колян включил фонарик в телефоне:
– Вот суки! Вчера только вкрутил!
Поднялись на третий. Таня достала ключи. Руки не слушаются – ключи выпали, звякнули об пол.
– Я подниму! – Колян кинулся вниз. Стукнулся лбом о косяк. – Ай, блядь!
– Вы в порядке? – Сан Саныч подхватил его.
– Да, да... Танюх, держи!
Колян поднял ключи, протянул. Их пальцы встретились. Колян не отпускал:
– Тань...
– Пусти.
– Тань, можно я зайду? На минутку? Соли взять... У меня кончилась...
Сан Саныч кашлянул:
– Николай, может, завтра? Поздно уже.
– Да какое завтра! Соль нужна сейчас! Борщ варю!
– В десять вечера?
– А что? Я ночью готовлю! Тань, а?
Таня посмотрела на него. Потом на Сан Саныча. Потом опять на Колю. В глазах что-то мелькнуло – не то решимость, не то отчаяние.
– Заходи. Соль в шкафу.
Открыла дверь. Колян ввалился следом. Сан Саныч постоял секунду, покачал головой и пошёл наверх, к себе.
А с пятого этажа за всем наблюдала Людка. Прилипла к глазку, как пиявка. И шептала в телефон:
– Девятнадцать сорок семь. Колян зашёл к Тане. Серёги нет дома. Сан Саныч ушёл к себе. Интересненько...
В квартире Тани было темно. Только из кухни полоска света.
– Где соль? – спросил Колян.
– В шкафу. Верхняя полка.
Таня прошла на кухню, открыла шкаф. Встала на цыпочки – не достаёт.
– Я помогу.
Колян подошёл сзади. Близко. Потянулся к полке. Таня повернулась – и они оказались лицом к лицу. Совсем близко. Пахнуло водкой, потом, одеколоном дешёвым.
– Коля, отойди.
– Тань... Ты красивая.
– Отойди, сказала.
– Серёга – дурак. Не ценит тебя.
– Коля...
И он её поцеловал. Неуклюже, пьяно, губы промахнулись, попали в щёку. Таня замерла. Секунду. Две. А потом...
Обняла его за шею. Притянула к себе. И ответила на поцелуй. Жадно, отчаянно, как будто это последний поцелуй в жизни.
Соль с грохотом упала на пол. Рассыпалась белой горкой.
– К чёрту... – выдохнул Колян.
– К чёрту, – повторила Таня.
И потянула его в спальню.
А в соседней квартире Серёга лежал на диване и смотрел в потолок. Телевизор бубнил про парад, про ветеранов, про подвиг народа. В спальне спала Алёнка – завтра в школу.
Он встал, подошёл к окну. Во дворе ещё сидели – Зина что-то пела, Людка хлопала в ладоши.
Потом прислушался. За стенкой было тихо. Слишком тихо.
Серёга пошёл на кухню. Полез за батарею – там, в щели между стеной и трубой, стояла бутылка. Заначка. Налил полстакана. Выпил залпом. Водка обожгла горло, покатилась вниз.
– С праздником, – сказал сам себе. – С Днём Победы, блядь.
И пошёл укладываться на диван. В спальню не хотелось. Там пахло Таней – духами, шампунем, ещё чем-то неуловимым. Женским.
А этажом выше Людка строчила в телефон: "22:15. Колян всё ещё у Тани. Свет погас. Серёга не выходил. Сан Саныч тоже. ВОТ ЭТО ДА!!!"
Подумала и добавила: "Завтра будет скандал. Готовлю попкорн".
И легла спать, довольная как слон. Вот это праздник! Вот это новости! Завтра весь подъезд гудеть будет.
Она ещё не знала, что утром действительно будет скандал. Но совсем не такой, как она ожидала. И виноват в нём будет совсем не Колян...
