Думали, десять казней египетских – это страшно? Ан нет! Я, лично свидетель тех событий, заявляю: две студентки-исторички из будущего устроили ад круче всех богов Ра вместе взятых. И принесли с собой одиннадцать новых, усовершенствованных казней. Вместо крови в Ниле – там теперь энергетик со вкусом лотоса. Вместо нашествия жаб – нашествие их поклонников. А саранча? Они попросту их всех приручили! Фараон в панике, жрец в ступоре, а я… я уже научился прятать лучшую рыбу в саркофаге.
Позвольте представиться. Меня зовут Бастет, но можете меня звать просто Кот. И я говорящий. Раньше мне казалось, что это мое проклятье. Ан нет! Я пережил семь династий фараонов, но ничто не подготовило меня к этому. А теперь представьте: я должен следить, чтобы наследник не подарил Лере половину Нубии, а жрец не распустил храм ради улыбки Сони. Все думают, что попали студентки в прошлое по ошибке. Я-то знаю – их прислали Боги, чтобы испытать МОЕ терпение. Одна вечно цитирует какого-то Карла Маркса рабам, вторая пытается ввести восьмичасовой рабочий день для строителей пирамид. Вот как сохранить кошачье достоинство, когда они постоянно меня тискают и называют «кис-кис»?
Читайте, как мы выжили. Если выжили.

Зал Древнего Египта в Государственном историческом музее был высоким, прохладным и торжественным. Вестибюль зала охраняла колоссальная гранитная статуя фараона Рамсеса II. Высеченный из черного камня, он восседал на троне, скрестив мощные руки с жезлом и цепом – символами власти. Его лик, испещренный трещинами времени, был бесстрастен, а улыбка на устах – загадочна и вечна. У его ног лежали каменные гирлянды из лотосов и папирусов, вырезанные с ботанической точностью.

Двадцать первокурсников исторического факультета, сбившись в кучку, слушали экскурсовода, в ожидании скорой первой сессии.

Экскурсовод, высокая, строгая женщина в сером, унылом костюме, указывая на массивный гранитный саркофаг, вещала:

- Обратите внимание на иероглифическую надпись. Это обращение к богам с просьбой даровать вечную жизнь…

Лера слушала, затаив дыхание, с блокнотом в руках, куда она записывала всю важную информацию о Древнем Египте, о которой им еще не рассказывали преподаватели на парах. Соня покорно шла за своей подругой, с интересом разглядывая больше фотографии на своем телефоне, нежели древние, исторические экспонаты.

Неожиданно, внимание Сони привлек изящный парик знатной египтянки в витрине:

- Смотри! – тычет пальцем в стекло. – Ты бы такой надела? Говорят, там иногда вши водились. Настоящий аутентичный анти-люкс.

- Этот парик из натуральных волос и золотых нитей. Стоил целое состояние. Не все могли его позволить себе. – Объяснила Лера – дочь археологов, выросшая на рассказах о гробницах и фараонах. Для нее Египет – это не миф, а почти родной город.

- Точно, как у нашей преподши по Философии – тоже золото, а носить невозможно. – Не унимается Соня, поступившая на истфак скорее за компанию, нежели от большой любви к истории.

Лера улыбнулась и отошла к центральному экспонату зала – величественному саркофагу из черного базальта. Крышка была сдвинута, и внутри, в стеклянном футляре лежала мумия жреца. Рядом, на отдельном постаменте, выставлены погребальные дары.

- Чувак, а как они его тащили? Он же тонны три весит. – С недоумением пробормотал рядом Кирилл, обращаясь к своему другу Артему.

Кирилл – атлет, хоккеист, поступил на истфак «для галочки», с полным отсутствием интереса к предмету. Артем – тихий и застенчивый парень, который, казалось, даже боялся дышать на экспонаты. Но историю он любил.

- Там же рабы, наверное… Они-то и тащили эти саркофаги… - От чего-то краснея, предположил Артем.

- Силачи, однако. – Заключил Кирилл.

- Балбесы, - фыркнула Лера и отошла от них.

Соня, остановившись перед фреской, изображавшей фараона на колеснице, громко восхитилась:

- Лера, глянь, какой стройный! Фигура просто отпад!

- Это канон, Соня. – Хмыкнула Лера в ответ, подходя к подруге и остановившись напротив фрески. - В Древнем Египте не было понятия об индивидуальном портрете в нашем смысле. Все изображались идеализированно. Понимаешь?

- Нет, - мотнула девушка, продолжая с восхищением рассматривать мужское тело.

- В реальности он, вероятно, был не выше метра шестидесяти, с огромным пузом и с больными, желтыми зубами.

Соня разочарованно надула губы.

- Зачем мне такие подробности? Пусть будет стройным и с белоснежными, ровными зубами.

- А теперь давайте пройдем к погребальной части зала. - Повел студентов экскурсовод дальше, прямо по коридору.

Группа подошла к витрине с изящными фаянсовыми фигурками – к погребальным статуэткам.

Соня отошла в сторону, достала телефон и что-то пробормотала себе под нос. Вернувшись, возмущенно прошептала Лере:

- Ничего не ловит! Совсем! Прямо как в гробнице! На нас обрушилось древнее проклятье – проклятие нулевых палочек.

В наступившей мертвой тишине шепот Сони прозвучал довольно громко. Даже экскурсовод на секунду запнулась.

Соня, ощутив неловкость от строгого взгляда экскурсовода, сделала вид, что у нее начался приступ кашля.

Лера, не отрывая взгляда от древних экспонатов, улыбнулась:

- Это боги тебе дают знак.

- Кхм-кхм. Какой?

- Чтобы ты меньше глазела на свой телефон.

- Обратите внимание, - продолжал говорить экскурсовод. - «Солнечная ладья вечности». Ее модель изготовлена из темного эбенового дерева. Парус, что вы видите, из тончайшего золотого листа, а на носу и корме ладьи стоят крошечные фигурки гребцов с самоцветами вместо глаз. В центре находится шатер, а в нем миниатюрная статуэтка бога Ра с головой сокола…

- Представляешь, - завороженно прошептала Лера, подходя к ладье ближе, - египтяне верили, что каждую ночь солнце путешествует по подземному миру, чтобы утром возродиться снова. Эта ладья – символ надежды на вечное обновление.

- Звучит поэтично, - пробормотала Соня, прислонившись лбом к витрине. – Как круиз в один конец, но с гарантией возврата.

Лера, не в силах совладать с порывом, прикоснулась кончиками пальцев к холодному стеклу витрины, прямо напротив золотого паруса. Она закрыла глаза, пытаясь представить этот путь: темные воды, песнь гребцов, свет бога Ра, разгоняющий тьму…

В этот самый момент произошло что-то необъяснимое, иррациональное. Золотой парус ладьи внутри витрины вспыхнул ослепительным светом – светом самого солнца. Он хлынул через стекло, окутал руки девушек, а затем и все тело теплой, золотистой дымкой.

- Лера, что происходит?! – успела выдохнуть Соня.

Зал вокруг них поплыл, расплылся, как краска на мокром папирусе. Величественные статуи, витрины с артефактами, одногруппники и экскурсовод – все превратилось в размытые пятна света. Воздух зазвенел, наполнившись запахом речной воды, цветущего лотоса и раскаленного на солнце известняка. Пол под ногами перестал быть твердым. Он стал зыбким, как песок. Девушки почувствовали, как проваливаются вниз, но не падают, а плывут в этой густой, золотой субстанции. Они падали не в бездну, а сквозь слои времени. Мимо них проносились, как в ускоренном кино, тени людей в белых льняных одеждах, силуэты пальм, отблески на воде широкой реки.

Последнее, что они увидели, - это крошечная ладья, которая вдруг ожила и плавно качнулась на невидимых волнах. И вдруг тишина.

Затем золотой свет поглотил все.

***

Сознание возвращалось медленно, будто всплывая со дна глубокого, теплого озера. Золотая пелена перед глазами медленно рассеялась, но ослепление осталось.

Первым пришло ощущение жара. Не просто летней духоты, а всепоглощающего, физического давления. Воздух был густым и обжигающим, каждый глоток пах пылью, специями и чем-то незнакомым – сладковатым и тяжелым. Лера почувствовала под ладонями не холодный музейный паркет, а шершавую, налитую жаром поверхность камня. Открыла глаза, и мир перевернулся.

Над ней было не музейное сводчатое небо с золотыми звездами, а бескрайний купол пронзительной, почти фиолетовой синевы. Без единого облачка. Без следа самолетов. Только ослепительное, белое солнце, висевшее почти в зените и заливающее все вокруг безжалостным светом.

- Соня? – хрипло выдохнула Лера. Ее голос звучал слабо.

Рядом кто-то застонал. Соня лежала на спине, прикрыв лицо рукой.

Состояние девушек было состоянием полного когнитивного разлома. Мозг отказывался складывать картинку. Шок был настолько глубоким, что даже паники не возникало – только ошеломляющая, леденящая пустота. Они сидели на огромном блоке из желтого известняка на окраине того, что можно было назвать городом.

- Что… где это? – Соня села, и ее лицо исказилось от ужаса и непонимания. – Это не музей…

- Нет, это не музей, - еле шевеля губами, проговорила Лера.

Перед девушками, как застывшая панорама из учебника, раскинулся Древний Египет.

Слева от них, внизу, извивалась и уходила за горизонт великая река Нил. Она была не голубой, как на картах или на картинках учебников, а цвета жидкой бирюзы и охры, широкая, мутная и могущественная. Ее поверхность слепила миллиардами солнечных зайчиков. По Нилу скользили десятки лодок из папируса – одни с простыми треугольными парусами, с загнутыми носами, похожие на гигантские банановые листья, другие, более солидные, груженные камнями, которые медленно тянули на веревках люди по берегу.

Справа и позади Леры и Сони, до самого горизонта, простиралось море песка – золотисто-охристые дюны, словно застывшие волны, вздымались к небу. Воздух над пустыней дрожал, создавая миражи прозрачных озер.

Прямо перед ними, спускаясь к реке, теснились строения. Это были не дома в привычном понимании, а глинобитные хижины с плоскими крышами, на некоторых сушился тростник или лежали глиняные горшки. Стены были цвета песка, почти сливаясь с землей. Узкие, извилистые улочки были земляными, и по ним сновали люди. А у самой кромки воды буйствовала жизнь – ярко-зеленые заросли папируса и тростника, стройные финиковые пальмы и кроны акаций давали скудную тень. Это был единственный островок цвета в кромешной желтизне и синеве.

Лера и Соня смотрели, не в силах оторвать глаз, как работает гигантский живой организм. Их слух, привыкший к приглушенному гулу мегаполиса и тихой музыке музея, атаковала калифорния древнего города: гул тысячи голосов, резкие окрики, плач детей, мычание скота где-то в загоне, удары медных инструментов о камень – тук-тук-тук – ритмичный, как сердцебиение этого мира. Воздух – густой коктейль из ароматов: едкий запах пота и человеческих тел, сладковатый дым от горящего кизяка и древесного угля, пряный дух растертых трав, тяжелый животный запах ослов и быков, свежий аромат речной воды и цветущего лотоса, удушающая пыль.

- Лера… - Соня сжала ее руку, и ее пальца были ледяными, несмотря на нестерпимую жару. – Это… Это что такое? Что все это значит? Мы… мы умерли? – ее голос сорвался.

Лера перевела взгляд на себя, на свои руки, на блузу, на джинсы, на сапоги – все это было насмешкой над окружающим миром. Они были чужаками. Яркими, неуместными, как инопланетяне.

Люди же вокруг них были смуглыми, стройными, одетые в простые белые льняные одеяния: мужчины – в набедренные повязки, женщины – в прямые платья – рубахи, а дети и вовсе бегали совсем нагими.

В тростниковом навесе гончар крутил ногой простой деревянный круг, и в его руках из бесформенного комка глины рождался изящный кувшин. У подножия плато сотни людей трудились на возведении чего-то грандиозного. Это была каменоломня и подъем к будущему строению. Надсмотрщик в белой набедренной повязке и с коротким кнутом в руке отбивал ритм, выкрикивая команды. На илистых полях у реки крестьяне, согнувшись в три погибели, орудовали деревянными мотыгами. Другие направляли воду по сложной системе канавок и запруд на поля с ячменем и полбой.

- Они… Они настоящие, - прошептала Соня. Ее лицо побелело. – Мы не в виртуальной реальности?

Лера почувствовала, как по ее спине пробежал ледяной мурашек. Ее научный ум, который всегда искал логику, нашел ее. И это было ужасающе. Все детали – техника строительства, тип судов, форма одежды, инструменты – сходились в одну точку.

- Позднее царство. – Еле слышно проговорила Лера. – Примерно 14 век до нашей эры.

- Что?

- Мы… в прошлом. – Ее слова прозвучали как приговор. – Соня, мы в Древнем Египте. По-настоящему.

Шок начал медленно, как лава, перетекать в животный, всепоглощающий ужас.