Он закрыл дверь кабинета на ключ, щёлкнул замком сейфа и достал оттуда бланк. Чистый, почти стерильный лист «Протокола допроса» лёг перед ней на стол, как обвинительный акт. Его пальцы привычно сжали ручку, голос стал ровным, безжизненным – отработанный годами механизм.

– Фамилия? – спросил он, даже не глядя на неё.

Тишина.

– Имя? Отчество? – продолжал он, методично выстукивая каждое слово, будто забивая гвозди.

Она молчала.

– Дата и место рождения? Постоянное место жительства? – Его рука уже выводила первую строчку, когда она наконец ответила.

– Университет… – её голос был едва слышен, словно не из этой реальности. – Факультет психологии…

Ручка дрогнула, оставив на бумаге длинный, неровный след. Он поднял глаза.

Не медицинский. Не психиатрия. Психология.

Значит, не обманула. Не та, за кого её не так давно держал.

Он резко встал, шагнул к ней, схватил за плечи. Она не сопротивлялась – будто кукла с пустыми глазами. Он наклонился, губы почти коснулись её уха, и прошептал так, чтобы не услышали даже стены:

– Ни в чём не признавайся.

Она не дышала.

Тогда он добавил, просто чтобы проверить:

– Меня подведёшь.

И вот – реакция. Её тело дрогнуло, пальцы вцепились в его рукава. В глазах, ещё секунду назад пустых, вспыхнул настоящий, животный страх. Но не за себя.

За него.*

И он… сорвался.

Капитан полиции, оперативник с безупречным стажем, в своём же кабинете, где на стене висел кодекс и портрет министра, прижался губами к её коже – туда, где за ухом пульсировала тонкая вена.

Она пахла солью от слёз и чем-то хрупким, что вот-вот разобьётся.

А потом… потом были её покусанные губы, которые он разжал своими. Холодные щёки, которые согревал дыханием. И тихий, почти невнятный шёпот:

– Не надо... Вы навредите себе.

Но было уже поздно.