— Давай, давай, проходи, цесаревна, — подтолкнул меня в спину мужчина в темном костюме. Он был похож на гангстера, не иначе, но это были всего лишь условности, мои ощущения. Никто пока не причинил мне вреда. — Проходи, никто здесь тебя не съест.

— Она все-таки дочка Царева, — кашлянул его напарник, такой же хмурый, безликий и темный. — Босс за «тыканье» ей нас по голове не погладит.

— Дочка? — хохотнул первый гангстер и все-таки выволок меня как тряпичную куклу из лифта. — Да блин, как она этим всем собралась ворочать? Она хоть школу окончила?

— Мне девятнадцать, — и это было единственное, что я вообще им сказала, кроме тихого «здравствуйте», когда они приехали за мной.

Я шагнула на мягкий синий ковер, полностью скрывавший звуки шагов — даже этих амбалов. За панорамным окном на немыслимой высоте стыл зимний заснеженный город. Холл был полутемен и пуст, только справа зияла полоска яркого света из приоткрытой двери.

Вот и все. Я незаметно для амбалов утерла скатившуюся слезу. Сколько раз я твердила себе — не плакать? Не плакать! Нельзя, бабушка меня учила всегда другому! Андрей и папа сейчас в лучшем мире, не то что я… Мне даже оплакать их как следует не дали.

— Девятнадцать, — услышала я за спиной удивленное хмыканье. — Эх, как жаль пацана, он же моложе был, а какой толковый!

Я поняла, что он говорит о моем погибшем брате Андрее, и до крови закусила губу. Не плакать!

— Давай, цесаревна, иди вон туда, тебя ждут.

Выпрямив спину, я пошла к двери. В самом деле, это всего лишь формальность. Меня не съедят, не убьют и не покалечат. Наверное. Потому что хотели бы, привезли бы никак не сюда, в самый деловой центр столицы, а выкинули где-нибудь в лесу, сколько их мы проехали по дороге…

Зачем я здесь, я не знала. Я привыкла подчиняться тем старшим, которые окружали меня, и когда мне сказали «поедешь с ними», я и не думала возражать. Надо, значит, надо, я понимала, что после гибели брата и отца ко мне перешли какие-то обязательства… может быть, нужно что-то подписать, связанное с похоронами.

— Добрый вечер. Можно войти?

У окна стоял молодой мужчина лет тридцати. Он обернулся, услышав мой голос, с удивлением подался вперед, разве что не приоткрыл рот, но потом нахмурился.

— Сколько раз говорить, что уборку проводить, когда я уеду? — строго спросил он.

Подобные люди окружали моего отца. Излучающие неприязнь ко всему живому. Я старалась избегать это общество, и если до смерти отца меня никто не неволил, сейчас у меня просто не было выбора. Чеканное, как на монете, лицо, темные глаза, плотно сжатые губы, костюм скрывает тренированное и сильное тело, и только на вид — издалека — он похож на голливудскую звезду. Нет, он не улыбнется чарующе, он может только оскалиться, и тогда — беги, Маша, беги. Он тот, кто он есть — человек, рядом с которым даже воздух становится тяжелее, давит грудь не то что от страха — никто ничего не сделает со мной здесь, мы не в кино, не в давно миновавших девяностых, — но хочется, чтобы он отвернулся и забыл о моем существовании.

И все-таки я растерялась.

— Уборку? Какую уборку? Я Маша. Мария Царева, — облизала я пересохшие губы и вышла на свет.

Мужчина в изумлении заломил бровь, уставившись на меня, как на нелепую поделку в детском саду, и на его лице промелькнуло нечто человеческое.

— Твою мать, — в шоке аж присвистнул он. — Сашкина дочь?

Судя по вопросу, отца моего он знал, но отчего-то поверить не мог, что я и есть Мария Царева.

— Да. Мария Александровна Царева, — робко подтвердила я, не понимая, что со мной не так и почему лицо этого мужчины все больше мрачнеет.

— Лет тебе сколько? — сузив глаза, спросил он.

— Девятнадцать.

Мужчина, качая головой, быстро подошел ко мне, бесцеремонно, даже грубо, схватил меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. Он осматривал меня будто вещь, и это пугало не меньше, чем его тяжелый взгляд, буквально пришпиливший меня к полу.

От страха мое дыхание становилось рваным, нервным. «Меня не убьют, не съедят, ничего со мной не сделают», — как мантру повторяла я мысленно, но спина холодела от накрывающей паники.

Да, я действительно выгляжу младше своих лет, а как я еще могу выглядеть, прожив шестнадцать лет с набожной бабушкой, настоятельницей монастыря? Я даже косметикой ни разу в жизни не пользовалась. Мои ровесницы ярче, бойчее, самостоятельнее, но меня устраивала моя жизнь.

— Ты школу окончила? — с сомнением спросил мужчина.

Далась им всем эта школа! Что они привязались? Я вздохнула, чем обозлила его еще сильнее.

— Маша? Да ты вообще от мира сего? Ты меня не слышишь или не понимаешь, Цесаревна? — явно кипел мужчина на то, что не рапортую ему как солдат на плацу.

— Я окончила одиннадцать классов, — удовлетворила я его любопытство.

— Так. А дальше? Институт, да хотя бы колледж? Может, поступила куда заочно? — пристально сканируя мое лицо, продолжил он задавать вопросы.

— Нет.

Уровень моего образования, кажется, вывел его из равновесия. Его челюсти сжались, вена на крупной шее вздулась, а темные, почти черные глаза вспыхнули яростью.

— Ты хотя бы въезжаешь, Цесаревна, чем тебе теперь предстоит рулить? — едва ли не зарычал он, но, к счастью, отпустил мой подбородок и отошел. Я тоже неосознанно попятилась назад. На пару шагов ближе к двери.

Кажется, до меня начало доходить, для чего я здесь. Мой отец был не только инженером от Бога. Он еще и был кандидатом экономических наук. А брат в свои семнадцать имел уже три патента и мог заменять в бизнесе отца. Вот — в бизнесе, да, конечно, я же наследница. Единственная. Но я… что я могу со всем этим делать?

— Что ты глазками хлопаешь, Маша? Что вообще у тебя в голове — цацки, шмотки, тик-ток, ноготочки? Ты хотя бы знаешь, что они оба тебе оставили?

Они оставили меня одну в целом свете. Андрея я видела пару раз в год, отца и того реже, но они любили меня, они были единственными близкими мне людьми. Бизнес?..

— Мне ничего не нужно, — упрямо поджав губы, я впервые попыталась посмотреть ему в глаза на равных.

Но тщетно. Его взгляд был словно у дикого, непримиримого зверя в схватке не на жизнь, а на смерть. Он давил, уничтожал, размазывал на месте. Мои ноги нелепо приросли к полу, я даже если бы и хотела, не смогла бы сделать и шагу.

Я даже не знала, как его имя, и если честно, не хотела узнать.

— Идиотка, — припечатал мужчина и крикнул кому-то поверх моей головы: — Вы ее что, по дороге лупили палкой? — Но это было не им, а мне. Из холла донесся смешок:

— Если ее и лупили, босс, то до нас…

Мужчина грубо схватил меня за плечо и протащил по кабинету, швырнул в кресло, такое огромное, что я в нем утонула. Я не доставала ногами до пола. Сам он сел на корточки рядом со мной и, схватившись огромными руками за подлокотники, горячо заговорил:

— Сашка, конечно, предупреждал, что ты блаженная. Ладно, Цесаревна, не ссы. Когда там тебя к бабке отправили? Сколько тебе было — два года? Три? — он помотал головой. — Неважно. Слушай, девочка, слушай меня. Ты знаешь, что тебе оставил отец? Ну, заводы, технологии, контракты, акции? Слова тебе такие хоть знакомы?

Я коротко кивнула, боясь и пискнуть что-то в ответ. Из всего происходящего я поняла только одно — этот мужчина считает меня полной дурой, и это его почему-то не устраивает.

— Хорошо… Замечательно! До скольки ты считать умеешь? Семь миллиардов долларов только… черт, чтобы ты поняла, в деньгах. Не считая стоимости помещений, оборудования…

Он резко оттолкнул кресло со мной и поднялся. Я сидела ни жива ни мертва. Что они от меня хотят? Эти деньги?