Веселый гармонист

                                                                       Повесть

-Вот скажи мне американец? В чем сила?

 В деньгах?

Вот и брат говорит: сила в деньгах!

Я думаю сила в правде, у кого прав

да, у того сила!

(Данила Багров кинофильм «Брат-2»)

         На улице «Колхозная» есть магазин «Дежурка», стоит он так удобно, что жители Усть-Баргузина идут к нему, как бы они даже не хотели бы идти, все равно магазин не обойдешь. На переправу ты пошел к парому, или в баню, на работу, в школу, все равно с какого-то боку ты будешь проходить мимо магазина «Дежурка».

            Лето уже было на середине своего трехмесячного пути. По солнечным песчаным улицам летел тополиный пух, ветер который иногда налетал с Байкала, шумел листвой высоких тополей, ласкал своей прохладной свежестью. Возле магазина «Дежурка» собралась толпа зевак, слышно, как играла во все меха гармошка, кто-то кричал и присвистывал….

     - Сашка Бешенный явился со своей кралей, выгнали видать с турбазы «Максимиха», они там сторожили, «святая парочка»           ,- концерт дают, за деньги,- есть, и пить на что-то надо!  - Говорила соседка Агафониха, соседке Мезгунихи.

   - Что говорить….  Работать не хотят, она ладно фронтовичка, пенсионерка            контуженная, а он молодой на двадцать лет моложе… «Любовь слепа, полюбишь и козла!» - заключила свое мнение Мезгуниха.

  -А он бич столько лет брата позорит, брат директор рыбозавода, коммунист такой большой и уважительный человек, а вот старший придумок….. – Добавила Агафониха.

            У магазина толпа смеётся.  Играет гармошка, Саша Бешенный сыплет частушками

                                                Ой, коч, не на коч, я тебя не знаю,

                                                У меня милёнок есть, я о нем страдаю…

    - Нина давай, холочкой тряси, ах молодец, води, води грудями….

            Кудрявый гармонист, немного носатый, но аккуратно подстрижен и одет, на висках седина, трясёт чубом, стоя играя на гармошке, сам приплясывает, какой-то аккуратный весь, во всем чистом. Она грузная женщина с ярко накрашенными губами, повязан белый платочек, который ее молодит, но лицо ее не молодое и отрешенное от всего, в руках ее белый платочек она кружит им у себя над головой и издает иногда из своих приоткрытых губ - Ух, ух, ух…

Капроновая белая шляпа лежит на газете, и это все лежит на крыльце магазина «Дежурка», люди смеются, смотрят на них, но бросают в шляпу мелочь.

      -Бешенный с женой явился, теперь концерты будут…. Выгнали с турбазы за воровство, теперь брату надоедать будут,- в толпе кто-то объясняет….  

                                                    Полюбила Хуйнбина и повешала портрет,

                                                    Просыпаюсь утром рана: Бина здесь, а Х…нет.

-  Ха-ха толпа смеется, кидая мелочь в шляпу. Гармонист обрадован хорошим звоном мелочи, выбегает на круг и пляшет «Яблочко».

- Смотри, играет и пляшет одновременно, но настоящий артист! – Говорят в толпе,- а на одной ноге можешь плясать и играть? – Могу,- орет гармонист,- я все могу!  – Он начинает прыгать на одной ноге. Звук монет падающих в шляпу придает уверенности и силы Саши гармонисту веселому.

    Жена не оставляет мужу пальму первенства, кричит: - давай «Гопака»! Она истинная хохлуша с Винницы, как свела их судьба, ведает один Бог. Живут как перекати-поле. Нет дома, нет даже своего угла, нет детей у них, живут они вдвоем уже лет двадцать. У Александра это не первый брак, в городе где-то живет первая жена Таня, дочка Лиза. Но получилась так, когда он заболел, а болезнь дала осложнение на голову, жена с ним рассталась. Да и не сразу заметили, что, с человеком что-то не так, но в нем особо проявилась любовь к своей одежде. Он мог каждый день стираться, сушится, гладится, но чтобы всегда на нем было чистое и свежее. Даже если нет утюга, он брюки гладил, стеля на них матрац, и ложился  сверху с Ниной, к утру на брюках были стрелки.  Александр Васильев местный житель. Его прадед и дед, всю жизнь рыбачили на Байкале. Братья его ушли, на фронт и у отца осталось, после гибели старших Сашка, и Колька, четыре девки. Сашка Бешенный пришел с Армии, работал в городе, женился. Младший, Николай все учился, закончил, институт, работал в разных уголках нашей страны, приехав в родной поселок, принят был хорошо, вскоре назначен директорам на местный Усть-Баргузинский рыбозавод. Беда была у него со здоровьем, удалена была почка. И Беда в том, что дружбы с братом не было, из-за образа жизни старшего брата Александра. Директору - Коли и его жене, абсолютно не нравилась Саши Бешенного жизнь, ни его жена, не то что, он пытался заходить брату в гости в его шикарный коттедж. Разные они, хотя оба из одного гнезда…

   Стоял у ворот с женой Саша Бешеный, стучался в ворота с глазком, но они не когда не открывались для них. В доме, что-то грохотало и падало, но веселого гармониста не пускал на порог - брат родной. Случалась, они встречались в поселке, возле магазина. Брат отворачивался, а если не успевал и Сашка ловил его за руку, то Николай всегда оправдывался, что был в командировке, а его Лида жена, боится всего и сидит на  Заложцах.  - А помнишь Коля, как у нас бутылка с карбидом взорвалась, тебя осколками от бутылки ранило, и я тебя тащил на себе до больницы? А помнишь, как ты утонул, когда мы на бонах купались, и я тебя за волосы вытащил со дна реки?

  - Нашел что вспоминать,- отвечал Николай,- все быльём поросло, когда это было?

   -Это брат твои отговорки, а стакан чаю брату подать не хочешь, забыл, что отец перед смертью говорил: «Держитесь вместе братья, вы на земле кровь родная, и в беде помогайте друг другу» ….

- Давай «Цыганочку» с выходом. Из-за печки горячей давай,- кричит толпа, -     Поехали, Нина, «Цыганочку» ….

  - Ну ,  хватит,- скулит жена Нина,- я устала, пошли на берег уху варить.

  - Все, баста друзья мои: всем спасибо, завтра концерт продолжим! Он собирает мелочь, набросанную в шляпу, доволен, на «красненькую» бутылочку есть, и на булку хлеба… Рыбы они на берегу реки «Баргузин» наловят, или рыбаки с моря придут и дадут, ведь он Александр еще раньше на бригаде рыбачил, его помнят.

   Гармошка подмышкой у веселого гармониста, он берет под руку жену, та переваливается с боку на бок, как важная гусыня  телепается рядом с мужем.

- Брата приглашать? Пусть поможет, потанцуете? - Кричат из толпы.   - Брата не надо трогать, он человек серьёзный, ему в Москве концерты ставят, отвечает Саша Бешеный, не замечая насмешку.

  Дуют ли ветры, льет ли дождь, у Сашки Бешеного «камчатка» на реке, или как, он говорит - «табор». У реки возле колхозного пирса стоят старые колхозные кладовые, вот там и таганчик у них с Ниной, и кастрюлька припрятанная.  А бригады к пирсу подойдут рыбу сдавать после улова, Сашу Бешенного не обидят, всегда на уху дадут свежих омулей и хариусов. Бутылочка есть, уха варится, вечер добрый и теплый, и жизнь хороша, и жить хорошо.

   Ночь опускается на землю незаметно. Яркий, жаркий, костер слепил глаза. Было видно раскрасневшиеся лица Саши Бешенного и его жены Нины, звёздный купол ночного неба был им крышей. Еще где-то, у «Святого Носа» на западе алела полоска заката, завтрашний день обещал быть ветряный.

  К костру подошел сторож конторы колхоза «Байкалец», с детства знакомый святой парочке, Петька Селиванов. Контора находилась через дорогу напротив «Колхозного пирса».

  -Привет, друзья, целый месяц вас не было, на чужих просторах хлеб зарабатывали?

   -Привет Петро, да хотели заработать, на базе туристов в Махсимихи, да черт дернул пару банок тушёнки в долг у повара взять, он на нас и свалил, когда проверять его кухню стали. Да не чего скоро у Нины пенсия и жильё снимем, и покушать что будет. Пойдем к старику Воронину в баню жить. У него баня большая, полог широкий, он один живет и баню совсем не топит. А нас пустит мы ему и копеечку, и баньку раз в неделю протопим, мы прошлый зимой  зимовали в ней  хорошо….

   -А к брату не пробовали? Чай у него квадратов на десять человек хватит?

  -О чем ты говоришь Петро? Брат вечно всегда в работе, а Лиде не до нас, тени своей боится, персональный водитель Николая, еврей Оська, и в магазин ходит и белье стирает, и спит в кухне, Лида всего боится да и болеет часто.

 -Хе-хе, член семейки значит Оська? А теперь то, что будет делать ваша Лида?  Николая твоего брата в больницу увезли, у него ведь одна почка? Капут  говорят директору, и эту почку отнимать надо, лежит на аппарате забыл, как аппарат называется, кровь чистит.

   -Да ты что мелешь Петька? – Подскочил с бревна Саша Бешенный. – А когда положили?   - Неделю как на «скорой» увезли, а диализ делать срочно, вот и слово вспомнил, диализ.

   -Ой, ой - огорчился Сашка Бешенный – Нина рассветает и пойдем к брату, мы и не зашли когда приехали….   Ой, ой братка, как мне жалко его. Да у него одна почка, а одна удалена, по молодости на рыбалке на льду застудил, всю жизнь мучается. А мы и не слышали, что он болен, сразу бы пошли к нему.

  -Куда пойдем Александр? – Возражает жена Нина,- опять нас выгонят, и в ограду не пустит Лидка? Да и чем ты поможешь, у нас нет денег, машин, завода. Так посочувствовать? Хоть бы раз чаем напоила  родня….

    -Ты Нина не чего не понимаешь…. Ведь он директор рыбозавода, лицо ответственное в министерстве, а мы к нему, дай попить, дай поесть, у него авторитет, люди кругом на него смотрят.

  -Но, и что, и брата признавать не надо? - Перебил Петро Селиванов.

   -Я не знаю, каким это надо быть, чтобы брату родному кусок хлеба не дать? - Не унимался сторож Селиванов, - а ты брат, брат, кровь родная! Иди ему почку свою отдай, у тебя две спиртом промытые? Говорят у родственников и совместимость хорошая, не надо донора подбирать и ждать годами.

    -Ой, скорей бы рассвело, да узнать у Лидки, что с братом?

  Тонкой полоской на востоке, там, где берет, свое начало река Баргузин забрезжил рассвет. Ночь стала приоткрывать свою плотную крышку, которой закрывала чернотой купол неба. На противоположной стороне реки, еще горели звезды, отражаясь в черной воде Байкала, а на востоке все больше светлел горизонт, запели в тополях птицы, воробьи зачирикали, за наличниками.

  - Собирайся Нина, пошли к брату, я уже не могу, мне душу разрывает эта новость - это братишка мой, повторял, ходя вдоль кострища, как маятник – веселый гармонист.

 - Да ты че в своем уме, такую рань припремся даже чаю не попив, нет, я не пойду! Да неужели ты не забыл, как они нас той осенью даже в ворота не пустили, снег летел, с небес мы замерзли, а они? - Сопротивлялась жена гармониста – Нина.

- Ты не чего Нина не понимаешь. Он не виноват, Лидка это, наша местная цаца. Но ладно чай сварим и пойдем, пусть даже Лидка одна дома, спросим, где лежит и как мне почку свою ему отдать, наверно врачей надо? Мы с Лидкой обговорим, как и что делать,- надо спасать братишку Колю.

  - Но ты дурак, и в самом деле дурак полнейший, свою почку, хоть и брату? Вот придурок! Твой брат об тебя всю жизнь ноги вытирает, знать не хочет, а ты почку ему… Ты знаешь, сколько она стоит? - Возмутился сторож Селиванов.

  -Да ты что Селиван, брату не продают, так отдам!  Ведь живут же с одной почкой, и я проживу, отец живой был, так  бы сказал…. А то, что ко мне мало внимания у него, - это работа, он директор такого крупного предприятия в стране, что без него люди делать будут? Они его любят, говорят «справедливый и толковый директор».

  -Да ты пойми, ее почку из тебя извлечь надо, а это операция,  неужели не боишься? - Жена Нина возразила, пытаясь его запугать трудностями.

 - Как-то людям делают и живут люди, а операций я с детства  не боюсь, зубы плоскогубцами себе сам выдёргиваю, почку ерунда!

  - Жилье проси тогда у брата, живете, как перекати поле, и все «на берегу под лодкой», -  наставлял Селиванов.

 - Нет, не имею я права так делать, что скажут люди? Вот если он сам покумекает своей головой, тогда другое дело, глядя в костер, ответил Александр.

     Чайник закипал на таганке костра, Сашка Бешенный снял его и кинул щепотку заварки. Солнце еще не появилось на востоке, где отсвета блестела река. Воздух был свеж и легок, пахло мятой и полынью, потянул вдоль реки ветерок, он шевелил вымпела и закопчённые чернотой от солярки флаги кораблей стоящих в своей дреме у причала.

- Верховой попер, - сказал Селиванов, - но я пошел к себе, а ты Сашка не дури тебе самому почка нужна, столько водки и вина ты пьешь?

  Они сидели, пили чай из эмалированных не первой свежести солдатских железных кружек, что составляли вместе с чайником всю их житейскую посуду.

 - Пошли Нина сказал Александр, и она, уже не споря, не сопротивляясь, пошла чуть в заде, держа в руке большую хозяйственную сумку в которой лежали все их пожитки.

 А летнее солнце поднималась над землей. Уже весело:   вовсю пели птицы, побежали по центральному тракту машины, спешащие на паром, ветерок играл листвой высоких тополей насаженных когда-то вдоль улиц,  ставни домов по улице были еще закрыты, была, суббота и люди спали.

 Они подошли к красивому двух этажному дому, что стоял возле рыбозавода, а точнее на его территории завода. Он был огорожен бетонной оградой, но одна сторона этой усадьбы выходила на берег реки и упиралась в берег, где можно было спускать лодку, или подходить  к берегу реки.  Директор первые года своего руководства жил   в простой трехкомнатной квартире. Но шло  время, Коля, брат директор, зарабатывал авторитет, и на собрании решили: партком, руководство   вместе  профсоюзам, построить силами завода  благоустроенное жилье в прибрежной полосе, выдающему руководителю всех времен и народов, Николаю Гордеевичу Васильеву, за счет завода на территории завода. Вот и развернулась ударная стройка. Здесь работали: тарные, жестянобаночные, чищальные цеха, маленький цех плотников, и бетонщиков. Кто хотел хорошо заработать правдами и не правдами стремились попасть на строительство  директорского катеджа.

  А директор вносил и вносил изменения в проект, расширяя и благоустраивая свое детище. Расходы измененялись, вносились за счет рыбозавода. Так были внесены в проект: «прогулочные аллеи» с освещением, с кедрами уже большими выкапаных в тайге и пересаженных вдоль алей, крытый бассейн, после пристройка к бане, гостевой домик для охраны, где жил   член семьи водитель, охранник, денщик и приказчик Осип Плюмбиман.

    Народ роптал, но как-то слабо…. Были «Отчаянные», но их быстро вычисляли и увольняли под всякими предлогами…. Поумней, молчали, сами просились, на директорскую стройку. Когда пошел слух, что на стройке платят на много больше, чем на самом рыбозаводе.

  В те времена Голос партии с новым генеральным секретарем с Юрием Андроповым, взялись за укрепления дисциплины, на рабочих местах. Кто опаздывал на работу, уходил рано с работы, или занимался чем не надо, безжаласно наказывались…. Вот тогда и на директорской стройке уволили двоих мужиков, они выпили в хозяйском доме, и остались ночевать. Сторож их к утру сдал милиции, за что получил хорошую премию.

   По набережной улице, где во всю уже гулял легкий летний ветерок, зеленая травка на тротуаре была еще в росе, а желтый байкальский песок, на дороге еще не нагрелся солнцем, веселый гармонист Сашка бешенный, стучался в железные с глазком ворота.

   Долго стучался старший брат, к младшему брату непрерывно нажимая на кнопку звонка.  Где-то там, далеко в глубине двора лаяли собаки, кто-то стучал глухо, как будто что-то пряча, или закрывая какие-то крышки. Сашка с Ниной уже готовы были бросить все и уйти, как маленькую створку в воротах открыли, и в квадратном окошечке появилась заспанная физиономия Оськи-охранника.            Открыв окошечка, он долго рассматривал пришедших, как будто видел их в первый раз, крякнул и спросил:- Что вам нужно добрые люди, что вы так рано явились и  зачем?

   Александр не смущаясь, не разводя с  Оськой приветственных речей, спросил:

   -Что с братом Оська? Что с ним, мне сказали он в больнице?

  - Но, но ты полегче родственник…. Мне невелено не кому, не чего, говорить. Есть жена, есть секретарь на работе, а я что, просто водитель, идите в контору там спрашивайте.

  - Ося, Осип, ты же знаешь я брат родной, да не уж-то, об родной кровушке знать не желаю, да я для брата свою почку решил отдать, лишь бы он жил. Я как узнал, сна у меня всю ночь не было, скажи Ося: как он? Что с ним? Где он?

   - Тебе я Александр не чего пока не скажу. Лида в городе с Николаем в больнице, если что тебя, где искать?

    -Да на берегу я там, у колхозного пирса, где старые кладовые…. Или возле магазина бываю «Дежурки», а что?

   -Если что, мы с Лидой тебя найдем, сегодня я за ней в больницу еду в город она решит все.- Сказал Оська и закрыл окошечка.

 Они постояли еще у железной украшенной кованым рисунком двери, и Сашка  бешенный сказал:

 - Как жаль брата не остаться бы мне Нина сиротой? А что делать, пусть берет мою почку, я потерплю.

 И снова запречетала Нина,- Сашка дурак, тебе себя не жалко, как ты-то жить будешь? Ведь что я с тобой, а помру, ведь я почти старуха. Нет у нас своего угла, одна моя пенсия по инвалидности. Проси у брата за почку жильё, нам бы с тобой «четвертушку», или комнатку в бараке.  Негде в старости нам с тобой голову приклонить.

  Утренний  байкальский ветер,  который свежо обдувал их  посидевшие головы, трепал Сашкин чуб, подкидывал, конци белого платочка Нины, шумела в кронах тополей листва, а в синем небе  щебетали и носились стрелами ласточки.

   - Ладно тебе, попрошу ради тебя! Я Лидке скажу, и брату скажу, ни чего нам не надо, помогите с жильем, хотябы «четвертушку»? Пошли к магазину, денег подзаработаем?- Он поправил за спиной гармошку.  Концерт состоялся славный…. В этот день отряд, сформированный в группу туристов с турбазы  «Максимиха» шел по №4 туристическому маршруту - через паром. Конечно у парома, в этом магазине, что назывался «у базара», Сашка с Ниной давали концерт. Концерт получился с приставкой «гало».

     Туристы, увидев Сашу с Ниной, которые еще недавно работали у них на турбазе сторожами и так полюбились отдыхающим, что они бросились обнимать, Сашу, Нину как своих родственников, задавать вопросы, звать с собой в поход. Но получив честные объяснения Александра, не поверили навету, и как бы в помощь стали бросать в Сашкину шляпу, не мелочь, а тройки, пятерки, десятки. Люди хлопали по плечу Александра, гладили Нину говоря: « обождите, через пять дней мы вернемся? и наведем справедливость с администрацией турбазы».

    А солнце светило во всю свою яркость. Голубою дорогою лежала речка. Бурлил, устраивая у себя под кормой водопад маленький катерок парома. Шли люди: на переправу, базарчик, что стоял возле переправы, кто-то спешил в позную, отведать вкусного национального блюда моей Бурятии!

   Разомлевшие от жары, уставшие от танцев, они зашли в позную пообедать…. В боковом кармане  старого пиджака веселого гармониста выглядывала запечатанная бутылка портвейна. Сегодня они заработали хорошо  аж пятнадцать  советских рублей….

 - Бери Нина побольше, порции четыре и пойдем  на наше место….

  Они пришли туда, где ночевали, выложили в свою кастрюльку «позы»  кто их называет и «бузы», и его жена Нина стала накрывать сколоченный из рыбных ящиков стол.  Стол их получился богатый от закусок: на нем была  вчерашняя рыба, жаренная на рожнах, свежих омулей им дали вчера рыбаки, накрошенная и когда-то посоленная черемша, которую принес вчера сторож Селиванов. Их любимые «позы» почти восемь штук, уложенные в закопченную кастрюлю, черный хлеб и портвейн! Три семерки «777», «Три топора», чай горячий стоял на костре, подвешенный на таганке, хоть и без молока, но крутой.

  -Царски стол Нина! Ты посмотри, как нам повезло. Наши знакомые через пять дней вернутся и наведут порядок на этой Турбазе, ты слышала, один говорил  «Я в министерстве  работаю, я наведу порядок»! Как ты думаешь ,помогут?

  - Ты как ребенок,- гнусавила в нос Нина, - ты всем веришь? Они вон за паром отошли и забыли тебя. Кто станет взаимоотношения портить, если ещё после собирается приехать на эту турбазу отдыхать. Пообещать хоть что можно….

    А вечер уже наступал на пятки дню. Солнце кланялось к закату. Жара полуденного дня спала, и только на берегу реки песок был теплый. Опуская свои руки в воду, Сашка кричал Нине, которая накрывала стол:

  -Нина давай купаться, вода в реке, вода в реке, «парное молоко», сразу и сполоснемся?

  Сторож Селиванов уже пришел на свою работу, сторожить контору колхоза «Байкалец», смотрел с крыльца канторы, как двое родственников лебедей, в черных и белых панталонах плескались в водах Баргузин реки. Фыркая и натираясь хозяйственным мылом, помогая друг другу, люди, счастливые смеясь и играя, неунывающая парочка, долго еще сушилась на берегу у костра, прежде чем сесть за праздничный свой стол.

     К столу был приглашен сторож Селиванов, он был хорошим другом, который так часто помогал им, что Александр сказал:

- Мне за этим столом без Петьки Селиванова « кусок хлеба в горло не пойдет»!

   А вечер плыл…. Перистые облака застилали весь высокий купол неба. Только в  «лапотках», где   синело море, стояла горящее красное солнце. Оно садилась, подпирая своим горящим диском мыс «Изголовье», отбрасывало сваи огненные лучи на гольцы, покрытые  белыми шапками еще нерастаявшего снега.

 Они расселись за свой сколоченный из ящиков стол, сели на чурочки и бревнышко, и Александр наполнил железные кружки, пахучим и зовущим портвейном.

- Нашему великому Бурятскому Богу «Бурхану», спасибо за все, что даешь нам грешным»!

    И каждый вылил из своей кружки на речной песок, капельку драгоценной жидкости - портвейна. Потом каждый выпил и стали они, молча закусывать «Позами».

      Рокот Автомобиля и визг тормозов возле конторы колхоза «Байкалец», заставили: встать и поспешить, к своему охраняемому объекту, сторожа Селиванова Петра. Было видно, что Селиванов сначала был спокоен, но потом стал ругаться с кем-то и матерные слова доносились даже до «табора», где горел костер, где седели счастливые Саша и Нина. Машина была директора рыбозавода - белая «Волга» с водителем  Оськой, на месте директора возле водителя сидела жена директора Лидка Шраберман.   Смачно ругаясь с Селивановым, она вышла из машины с маленькой сумочкой и направилась к костру, где за столом сидели Нина и Саша ее родственники по мужу.

  Она подошла, с минуту смотрела  на костер, на стол, на раскрасневшихся после купанья и портвейна родственников и начала:

  -Все веселишься? А брат твой умирает….. Тебе все весело…. Гармонь и пойло…. Твой брат завет тебя распухшими губами, Санечка…. Помоги, не дай умереть, через неделю аппарат отключат, а ты гуляешь вот радость?

    - Лида, Лида, да ты что, я не знал, мы были у вас! Мне вчера только сказал Петруха Селиванов, я утром и пошел к вам! Водитель ваш Оська сказал, что ты в городе, в больнице?

  - Оська сказал, что  ты не дашь брату помереть, а отдашь ему свою почку?

     -Да….
      -Да  Лида, Да я и приходил, чтобы сказать тебе это, сам ночь не спал братишку жалко, вот хоть сейчас забирай мою почку, всеравно  жить будем!

Подошел сторож Петро Селиванов он с разворота к Лидке начал разговор.

- Что Лидка родню вспомнили? А когда они эти последние годы у старика Воронина в бане жили, не ёкнуло сердце брата? Или ты там всем правишь? Давно ты по улицам  девкой, бегала, соплями своими захлебывалась, а теперь посмотри «Царица», жена дирекроу рыбозавода союзного значения! Прислугу при себе держишь….

  -А ты вообще кто таков? Чего ты к чужим людям лезешь, у самого сын из тюрьмы не выходит, а ты все людей учишь, как им жить!

- Да вы обманщики, почему ты не работаешь? Когда советский закон в тюрьму отправит за тунеядство. Да нет, вам все можно - жена директора! И его Сашку вашего  брата обманите? Ты чё не знаешь жить ему негде, вот на берегу, да по баням с бабенкой своей пробирается! А ты Сашка не буть  дураком  сразу возьми расписку у них за свою почку, требуй жилье, пусть вас на половину своего дворца пустят. Оська еврей там живет, а брат родной на берегу под лодкой!

  Сокрушал друг Сашкиного детства, Петька Селиванов. Он знал и Лидку, и Сашку и Колку еще с тех после военных времен, когда они юнышеми бегали в клуб на танцы…. Как разделяет время людей…. Когда-то он запросто целовался с Лидкой, хотя она и дружила с Колькой.  Но Николай уезжал на учебу «охранял»  Лидку Петька. Он даже помнил ее тепло грудей, когда  забирался под   её кофточку, когда провожал он  с  танцев. А теперь?

    Она не когда не поздоровается с ним, не встретится с ним на одной тропинке, отвернет, не желая вспоминать молодость. И вот они теперь смотрели друг на друга. Она стала совсем другая: полная, с расплывшимися ногами. Когда-то, она была стройная, и талия ее, и ноги и все остальное, а через тридцать лет, куда это всё делось? Петро посмотрел ей в лицо, оно было дряхлым, с ярко накрашенными губами, чуть расплывшаяся, но какое-то уверенное, сильное, грозное, имеющая там, где-то в груди повелительную силу. А глаза её зеленные, в которые любил заглядывать Петро, заволокло какой-то жизненной пеленою, они не блестели….  Конечно,  замуж она вышла за Николая.

    -Ты кто такой? Ты что себе позволяешь? Мы сами разберемся без сопливых…. Каждая шваль будет мне советы давать? Поехали Александр, врачи ждут!

  -Я один не поеду не оставлю Нину одну, - сказал  в пылу перепалки этих двух в прошлом близких людей Александр.

 - Да конечно куда ты без своей мадонны, и расходы на вас двоих придется оформлять…. Чулунбеки  гребные!

 -Ты Сашка не куда не езди без договора на бумаге, и мне отдашь на хранение его, а то всё забудется после у таких людей. А жить вам где-то надо? Что сделаешь, не смогли вы даже себе на конуру заработать, а Нина вообще контуженая,  фронтовичка, и ни кому, ни чего не надо?

   Они собирались не долго. Повелительная родственница не дала им взять не хозяйственную их сумку, не узел с платьями и рубашкой Александра. Грозная невестка запретила даже брать гармошку, но Александр опять уперся:

   -Без гармошки не поеду? Пришлось и гармонь брать в салон «Волги». Они тронулись. Сашка отказался ехать с Селивановым оформлять договор к местному юристу к Ивану Агафонову, хотя Петька настаивал и ругал Александра, на что тот отвечал ему:

- Но как это, он же брат мне, кровь родная, я с ним поговорю в больнице.

    Кажется, даже вечер в этот час хмурил брови. Солнце уже закатилась за мыс «Изголовья»,  не показывая своих закатных лучей спрятавшихся за свинцовую ширму плотных дождевых облаков, на что Водитель директорской  «Волги» Оська сказал, включая огни ближнего света автомобиля:  --   Хорошо, дождик будет  в ночь, до города по прохладцу доедем!  На что Лидка ответила: - «Не говори гоп, пока  не перепрыгнул»!

     Они выехали, когда уже ночь полностью накрыла землю. Свет автомобильных фар ровно освещал дорогу, которая звалась « Баргузинским трактом». Далеко  освещая дорогу светом фар, директорская «волга» мчалась в ночной прохладе не чувствуя подъемы и спуски.  Вперед, туда, где еще   теплеласи жизнь Сашкиного брата Николая.  В салоне,   убаюканные гулом и шумом мчащейся машины, в тепле, прижавшись к друг другу, заснули Нина и ее муж Александр. Лидка привычная к дорогам и длинным разъездам, иногда повторяла Иосифу водителю – Ну и дал же нам Бог родственничков, не клок волос, а почку возьмем?  И это была её благодарность, хорошо, что бедные люди не услышали ее - они спали.

   В четыре утра они въезжали в республиканскую столицу, преодолев двести шесдесят  три километра убежав от дождя и сомнений. Остановились на стоянке возле поликлиники, им оставалась ждать до девяти утра, когда придут врачи: пройти собеседование, сдать анализы, только потом навестить больного.

      Маленькие капли дождя, сорвались с хмурого городского неба, одна две ударились в смотровое стекло, застучали воробьиными ногами по капоту автомобиля. Дождь занимался. Уже не боясь и не стесняясь, он тарабанил шумно, бился об асфальт, вздувая феалетовые пузыри, смывая дорожную пыль с «Волги».

  -Если твоя почка Сашка не подойдет, обратно поедите на автобусе?   Заявила Лидка, смотря в окошко на дождь….

   -Да ты что Лида, как это не подойдет? Быть такого не может! Мы родные братья, мама одна, папа один, и нет, ни какого сомненья!

  -Я не это имела, что ты подумал, а вдруг он – Умер?  Нет, вы не бойтесь я на дорогу вам денег дам, просто дел у меня тут своих много. – Она подмигнула Оське, который обняв, руль дремал. Если что, ты и сам можешь продать в банк донорских органов свою почку, и купить себе и жильё и машину, я бы в этом деле вам помогла, за десять процентов?

-  Да ты что говоришь, Лида, кроме как брату родному я больше не кому не собираюсь отдавать свою почку. И не продать, а так как бы тебе попонятней объяснить,  поделится  братски. В Макаринено,  у нас живет  бабушка Курьдюкова Анисия, она с одной почкой уже прожила восемьдесят шесть лет и еще жива…. Вот и я думаю, что и мы с братом можем еще пожить, попрошу его, чтобы домик, или четвертушечку нам с Ниной купил, когда выздоровит? А может к себе во флигелек пустит? Старость приходит, а нам с   Ниной, не  где жить совсем. У  Воронина в бане жили, а помрет старик и просится на жилье  не  у кого?

    - Ты сам дурак, оставил первой жене благоустроиную квартиру в городе? На, живи! Я бы руками и зубами вцепилась, но не отдала бы своего места, дурак есть дурак! Уже не стесняясь, вела разговор Лидка в салоне автомобиля. Дите там твое осталась, она уже и забыла кто ты?

  -Нет, я в больнице лежал, Жена  Таня так сама решила, я на ребенка повлияю плохо.  Алименты платил,  восемнадцать лет, Лизе уже двадцать три! Да и что говорить вот с Ниной мы уже двадцать лет  живем…..

  - Ага, живете…. Песни поете, да народ смешите? Стыдно рядом стоять….   Возмущалась Лидка….

   - Да мы Лида, ни к кому не лезем со своим уставам, она у меня человек золотой, я ее уважаю и люблю за это.

  -Любит он, контуженную!  Дозволяет тебе все, что ты хочешь: пить, плясать, ночевать по баням, спать, где попало. Вы оба склонны к бродяжничеству, вроде не цыгане?

- Ты права…. Скучно нам на одном месте, вот старость впереди идет мы, и присесть хочем, да Нина? – Обратился он к подруге жизни. И вообще Лида ты кормить нас думаешь?

  Они умолкли, как листья в кронах , когда вдруг внезапно порывы ветра сменяются тишиной,  уставшего ветра. В восемь часов утра открылись двери центрального входа республиканской больницы.  Лидка, Александру велела в холе больницы сидеть тихо, сама поднялась по чистой мраморной лестнице на второй этаж к « профессору», так сказала она. Её небыло  долго более часа. Она появилась стремительно, подхватила подруку задремавшего  Александра.

- Пошли, пошли проффесор  хочет говорить с тобой, и подписать бумаги надо….

 Они поднялись на второй этаж,   шли по коридору, где много дверей кабинетов и вошли в кабинет, где висела золотая табличка на дверях «Проффесор-уролог Ю.В. Бадмаев»

  За столом обложенный со всех сторон бумагами, письменными приборами, компьютером, сидел в белом халате, коренастый, средних лет мужчина. В лице он был добрый и,  какой-то свой. Он сразу вселил в Александра уверенность и простату общения.

-Здравствуйте! - сказал Бадмаев, - вы родной брат Николая Гордеевича Васильева?

- Да, родной братишка, только я старший, два года у нас разница. Но, как Николай скажите мне честно?

- Плохо дело, нужна донорская почка. И тянуть уже нельзя. Вот мне жена Николая Гордеевича сказала, что вы готовы, с братом, поделится почкой? Вы твердо решили? Придется подписать документы, пройти обследования в экстренном порядке, и если все нормально по анализам, и приживаемости на той недели экстренно оперировать. У вас паспорт с собой?- Спросил он….

  -Да, да паспорт всегда со мной.  Он вытащил с бокового внутреннего кармана паспорт, предварительно расстегнув булавку из нутрии.

  Проффесор долго и внимательно рассматривал красный Советский паспорт, почему-то спросил:  - А почему он у вас такой мятый?

- Да все дороги! Да переезды….

  Лидка сидела здесь же молчала, иногда кивала головой поддакивая, улыбалась проффесору.

 -Я еще раз хочу вас спросить: Вы точно решили стать донорам своему родному брату?

- Да, да, если бы я раньше знал, что братишки так плохо , я бы еще раньше к вам прибежал, что тут думать, родная кровь. Да и кто роднее ему, нас двое осталась, тяти и мамы нет уже давно.

-Хорошо, - сказал, проффесор глядя на Лиду,- Давайте оформлять документы, и ложится на обследование. Думаю, к концу недели мы спасем вашего брата, и мужа.

  Оформление документов заняло время на весь день. Оська выгнал Нину, жену Александра из машины «Волга». Ссылаясь, что от неё чем-то воняет, отправил ее на лавочку к больнице. Нина  давно хотела есть. Хорошо, что у них в  сумки была булка черного хлеба, она отломила горбушку и стала есть. Потом какой-то прохожий подал ей пустую бутылку, и подсказал, где в больнице набрать питьевой воды. Она ждала мужа. Лидка так и не покормила их.            Уже завечерело, солнце небыло видно из-за  домов-многоэтажек, но вечерний луч солнца, как будто специально выбрал щелку между домами, и пригрел Нину, которая съев всю булку черствого черного хлеба,  запив теплой водой, задремала на лавочке. Она была привычна ко всему.

  Наконец на крыльцо краевой больницы, прямо вылетела родственница Лидка, не довольная вся взъерошенная, чем-то растроеная. Она подбежала к «Волге», и начала рассказывать Водителю Оське, как Сашка зауперался, что его гармошку велели сдать в гардероб при больнице , твердя, «вдруг её украдут, и тогда и он умрет от горя».

  - Вот придурок, весь день оформляли документы, все подписал, на всё согласился, а гармошку дырявую ни-ни не кому…. Пришлось врачу расписку писать,  « ох и парочка, гусь и гагарочка»!  А  где, эта фронтовая подруга?

  -Вон дремлет на лавочке, солнышко пригрело! Куда бы ее нам деть, ведь мы с тобой на заимке ночуем?

 Он подмигнул многозначительно Лидке. Давай ее на «стрелку» отвезем, на баргузинский тракт, на попутках доберется до берега Усть-Баргузина. Дашь ей рублей пять, кому она нужна « старая колоша».

 Они позвали Нинку в машину, и сказали, обманув её ,-«Поедем домой». На «Стрелке»,  где начинается баргузинский тракт, они высадили её.

 -Нам Нина надо заехать по делам, в аптеку, оформить лекарства для Александра. Вот тебе пять рублей, «Голосуй», машины идут, и ты уедешь на Устье, а месяц тут жить, ждать Александра, это и нам не по карману…. Доедешь, ты девка боевая, глуховата немного, но это не помеха!

   Они весело смеялись с Оськой…. Оська даже предложил, какай-то свой поралоновй матрасик.

  -Ну, бывай,- сказали они, и умчались, развернувшись в другую сторону.

   Сумерки первые дети ночи. На город готовилась прийти ночь. Сумерки проникали в каждую щель, заполняя своим темным телом  углы, крытой остановки, кустов и деревьев, стоящих за остановкой, скрывали лица прохожих, и их силуэты, превращая в безлицых зомби. Вдруг вспыхнули огни на столбах, и ей на сердце стало легче. А ночь уже полностью накрыла большой город. Звезд небыло видно от яркого света огней на столбах, и герлянтовой цепью миллионов  огоньков засветился город. Она стояла на остановки, мимо проезжали разные машины. Она вытягивала вперед свою руку, прося, остановится, но  некто не останавливался. Подошел какой-то пьяный мужик и спросил ее,  « Ты,  куда девка на ночь собралась?»

 Она не стала ему ни чего объяснять, а только взяла и отошла вдоль дороги от него подальше. Машины проходили все реже. Ночь уже полностью лежала на городе, и время она не знала у неё небыло часов. Сашка их пропил лет десять назад, когда сильно болел с похмелья, и она пожалела его, она всегда жалела мужа. Купить  новые часы? Зачем? Сашка пропьет….

  Наконец в заде её завизжали тормоза. Дядечка лет пятидесяти остановился, разглядывая,  её  спросил: -   Вам  куда?

- В Усть – Баргузин!

  -Далеко я ближе еду, довезу, если натурой оплатишь? Ночь темна, а бабу охота хоть какую, вдовец я!

   Она отвернулась и отошла от него, не сказав ни слова. Он еще постоял,  плюнул в открытое стекло и поехал дальше.

 Только он отъехал, из кустов плотно насаженной акации вдоль трасы, вышли два человека. Они шли, молча прямо на нее.  Один зашел ей за спину, а тот, что стоял  перед ней, вытащил нож. Нож блестел в свете столборога фонаря, да и хлопцы, были какие-то замученные и грязные.

  -Гони  бабка кошелек, а то на небеса отправим! Он походил на цыгана черные блестящие его глаза всю обшаривали Нину.

 -Она успела сказать :  - Хлопцы да вы что, зачем вам грех брать на душу, вы молодые вам жить, да жить еще, вот мой кошелек в нем пять рублей, если вам надо возьмите!

  Они, даже обрадовались, забрав у нее кошелек. Тот, что был с ножом, посчитал.- Здесь,  пять рублей двадцать две копейки. Пятерка нам, а двадцать две копейки тебе на хлеб….  Пожалели грабители…. Они также внезапно скрылись в дебрях акации.

 И она пошла пешком, подальше от этого места, что называется «Стрелкой». «Уже, наверное, за полночь, сколько пройду; лягу, отдохну, дальше пойду». И она шла, знала, что впереди двести шесдесят три километра, до Усть-Баргузина.

    А по обе стороны дороги возвышались черные горы. Они лежали, вытянув свои колючие хребты, в которых кое, где меж деревьев-иголок проблёски  звезды.  Полотно асфальтовой дороги чернело, и только слабая желтая обочина разделяла границы, по которой она арентировалась, чтобы не сбиться с пути. Дорога поднималась все вверх, впереди был перевал, на котором даже летом иногда выпадал снег.  Откосы  дорог становилась все круче, с поваленными деревьями, голыми камнями скал. Впереди «Тещин язык», где дорога поворачивает в противоположное направление, делая петлю, и каждый водитель автобусник извещает пассажиров,  «Вот проедем тещин язык, дорога легче на спуск пойдет». Она слышала, как падают там, в низу сухие деревья, когда-то охваченные лесным пожаром, как гулко аукал филин, или удод, шелест листьев и ветвей кедрача, все эти звуки заполняли летнюю июльскую ночь. Пахла травами и смолой.

 Вдруг из-за высокой горы все осветилось бледным металлическим светом. Рассыпая серебро по макушкам деревьев, заглядывая своим лунным светом в темные места зарощего ольховника, появилась она королева ночи –полнолицая луна.

 Она обрадовалась, все стало видно, и блестящий асфальт, и деревья и пни, стоящие вдоль дороги, все стало различимо, понятно и не таким уже пугающим.

   Она сравнила свои чувства с теми чувствами, которые ей пришлось пережить на фронте. Когда ее молодую восемнадцатилетнюю девчонку, накрыл гаубичный немецкий снаряд. Когда она вытаскивала на плащ - палатке раненого в живот бойца Тимохина  Андрея. Столб земли до неба взметнул снаряд, и она видит его и помнит каждый, день. Исчезли сразу все звуки, свист пуль, автоматных очередей. Немая  замедленного действия картина, и земля тонны земли,  пахнущей порохом, возвращающейся с неба, и тишина.

 Их откапали разведчики, среди них был ее муж, первый муж, который и сам погиб через месяц. Набрав, в рот воздуха сразу спросила: Тимохин жив?

    Ей  ответил врач-майор: - Жив, жив голубушка, теперь уже прооперирован, да и хорошо, что спирту перед боем выпил , спасло от заражения. Тебе вот теперь выбираться надо, у вас и выкидыш и контузия. Все поплыло вокруг нее, и двоякое чувство: жив боец, но нет ребеночка, тогда в госпитале она и полюбила полную луну, садилась на кровать и ночами смотрела на нее,  все, пытаясь понять, куда уходят люди, только луна молчала, озаряя своим холодным светом то, что небыло видно в темноте.

 Потом её комиссовали, глухота и заикание, наградили медалью  «За Отвагу». Предписание дали ехать в Сибирь Улан-Удэ на стекольный завод. Её любимая Винница село «Белый камень» были еще заняты немецкими  войсками. А она комсомолка, трудилась, дали ей общежития, подлечивали. Было до Александра еще два мужа. Да только один смертно обзывался «Глухарка», «Бандерша», «Хохлушка долбанная», поколачивал. Она полгода потерпела и разошлась с ним.  Третий вообще  два месяца прожил с ней, напился, лег в постель, а утром был уже холодный, сказали врачи - рвотой захлебнулся. В пятидесятом она стала падать в пселептические припадки. Хорошо если кто рядом с ней, и знают, что делать, когда припадок этот придет, а на работе станки, паровозы туда- сюда катаются. Дали ей вторую группу бессрочную, а с общежития попросили. Зря ходила, она по инстанциям, до первого секретаря обкома партии дошла. Везде одно: нет жилья, но и что вы инвалид-фронтовик,  у нас в стране все такие, и все награды имеют.

     И послал ей Господь Александра. Красивого,  Веселого гармониста. Он тоже тогда развелся с женой и жил на железнодорожном вокзале, и она ночевала там. Александр был нежен, чувствителен, заботился о ней, не испугался ее падучей болезни получиной  войной.  Он ни когда не оскорблял ее, не подымал руку, все Ниночка, Ниночка, утенок мой сладенький, я  все сделаю, все для тебя переверну…. Она и оттаяла. Ушли куда-то припадки, она пополнела, что любил Александр, таки уж много лет живут. Выпивает Александр, и тогда выпивал, но ей дорог был он,  он любил ее.

  Он привез ее в свой родной поселок. Жили они у Александровых родителей, старики еще были живы. Работать пошли на рыбозавод, директором тогда в пятидесятых был Намолов. Она в чищальном цеху, чистила рыбу, он рыбачил в бригаде. Казалось, живи да живи, но одним за другим умерли мать и отец. Младший брат с Владивостока перебрался в родительский дом тоже.

  Как-то раз Александр загулял, и попросил у брата в займы. Тот пообещал дать, но с условием, если Александр подпишет бумагу о вступление в наследство. Александр подписал, взял у брата пять рублей и еще погулял маленько. Младшему брату к тому времени дали квартиру, и стал он директором рыбозавода. А через полгода Александра с Ниной выселяла милиция из родительского дома, прямо на улицу. Александр кричал пьяный, караул…., Нина плакала на взрыв, один сосед дедушка Воронин сочувствовал и пустил жить их к себе в баню по-соседски. Стали разбираться в прокуратуре Баргузинской. Брат представил документ, что Сашка подписал за пять рублей?  Всего-то, он отказывается от своей доли в наследстве, в пользу младшего брата Николая, поэтому отцовский листвяжный дом, был продан за хорошие деньги единоличным хозяином Николаем Гордеевичем Васильевым.- А ты брат,- похлопал он по плечу плачущего Сашку, «Всеравно пропьешь, или спалишь со своей  курочкой». Тогда им не сладко пришлось. Люди подсказывали, подавайте в суд, оспорите эту бумагу, да где уж там, когда нет денег,  на госпошлину. Они поработали еще немного на рыбозаводе, и уехали в Улюн деревню в ста верстах, вверх по Баргузин реке, нанялись пастухами пасти отары колхозных овец.

   Она как-то увлеклась своими воспоминаниями: горяч, и обиды хлынули на сердце, отдавая холодной Байкальской волной, холодил спину воздух перевала, и она пожалела, что не взяла с собой ту старую вязаную кофту.

  А луна была уже высоко над горами, в той вышине, где мерцали и подмигивали ей звездочки. Она остановилась и стала разглядывать луну. Ей виделась на луне синие пятна, рукава рек, какие-то бледные равнины, ей даже показалась ,что там на луне ,что-то передвигается. -Да нет сказала она в слух, я со школы знаю луна необитаема! Дорога стала круто поворачивать: «Наверное, эта вершина перевала», подумала она, но в следующий миг, свет фар из-за поворота, и она посередине дороги прервал тишину ее размышлений.

  Завизжали тормоза, из машины послышался мат, и автомобиль заглох, но свет остался гореть, освещая женщину с сумочкой и бадашком.

 - Нинка ты, что тут делаешь???   О,  Господи, чуть «Кондрат» не хватил меня! – Кричал из машины мужчина.  Ты как тут оказалась на перевале? Может тебя кто снасильничал и вышвырнул на съедение медведям и волкам? Ой, Нина, вот что значить фронтовичка, моя бы Варка, тут три раза померла бы! От Страха….

 Она подошла ближе к автомобилю всмотрелась в лицо водителя, и ахнула от радости: - Ах, Коля это ты?

  -Я Нина, я! Дочки мясо отвозил, поросят резал дома, ну а машина моя «Запорожец», греется, пока этот чертов перевал перевалишь. Я в ночь по холодку стараюсь его переехать, а там дорога до Устья все на спуски, вот тут только чертовщина, с «Тещиным языком».

  - А ты куда ???  Или погулять вышла?- Он рассмеялся….  Когда-то они вместе работали на рыбозаводе в одном чищальном рыбном цеху. Тогда Колька Гусилетов был еще совсем молодым парнишкой, но всегда добрым и веселым.  Она рассказала ему все, даже как ограбили ее на «Стрелке», про своего Сашку, и как Лидка бросила ее волкам на съедение. 

- Садись Нина Лукинична, поехали домой, дорогой  длинная, расскажешь поподробней о своих бедах. К  Хаиму-реке подъедем, дань Богу нашему Бурхану отдадим, чайку попьем, покушаем, и до дому…. Дома они были рано в пять утра. Костер горел возле колхозного причала, сторож  Петька Селиванов варил чай. Розовое небо на восходе обещала ветреный день. Лето уже было на своей половине, поэтому день обещал быть рыбным. Рыбатские лодки ушли на лов рыбы, оставалась ждать их, пить чай, смотреть в «Лопатки» кто еще вышел в море, а можно было просто посидеть с удочкой на  «Колхозном пирсе».

   Александр в больнице рвался и метался. Он должен непременно увидеть своего брата Колю. Анализы у него все хорошие почки здоровые, так сказал профессор, он и пообещал, пять минут увидится с братом в реанимации.

.  В палату, где лежал Александр, вошла медсестра.- Вы Васильев, пойдемте, вас профессор Бадмаев просит.

 Ну что Александр на завтра мы планируем операцию по пересадки почки, от вас к вашему брату: Вы не передумали? Мне это необходимо знать?

  -Нет-нет!  Что вы, я давно об этом решил. Как ему жить без почек, а с моей почкой, он еще долго проживет. И  я не сомневаюсь.

- Вы поймите и вам некоторое время надо будут пострадать. Соблюдать диету, принимать таблетки, не поднимать тяжести, и так далее….

 -Я согласен на все, лишь бы брат жил.

  -Хорошо,  - сказал профессор , я верю ,пошлите пять минут я вам разрешу . Они шли по коридорам, поднимались на лифте на третий этаж, зашли в комнату , где было все в аппаратуре. Красные , синие , зеленые огоньки, полумрак, все белое. Брат лежал на широкой белой кровати с высоко поднятым изголовником. Трубки, наполненные, чем-то черным отходили от него на аппараты. И другой стороны опять выходили и впивались в брата.

 Глаза его были приоткрыты, он весь был укрыт простыню.

  -Здравствуй, не глядя в Александрову сторону, сказал брат. А я тебя Шурка ждал. Он назвал его Шуркой, как звал в детстве.

- Вот и все брат жизнь прожита…. Прости за все, за дом отцовский прости, я напишу завещание, главный врач больницы его завизирует, имеет он такое право. Катэдж мой заберешь, живи, в нем счастлива, у тебя дочка есть Лизанька, а я бездетный.  Виноват я перед тобой во многом, да уже назад не чего не вернешь. Сказали , что почку свою мне отдаешь. Спасибо. Но это  дело твое. Я вообще остаток жизни бы по- другому, жить начал, если , это помогло, лет двадцать еще бы пожить. Просто пожить по человечески: нести близким добро, благодарить каждый день  прожитый  на земле, понес бы людям свет, радость, опору. Да видно все, все, я это забыл на земле в директорах, вот и ты у меня один настоящий, жену три дня уж не вижу, сестры утку подставляют, а у меня есть жена!

- Коля братка, ты не растраевайся, все будет хорошо! Мы родные, и почки наши родные. Выздоровишь, я верю, еще попоем мы с тобой песни, как в молодости под гармошку пели: «Журавли» помнишь, «Не нужен мне берег Турецкий, и Африка нам не нужна»….

    Профессор показал жестом, что пора закруглятся, заканчивать разговор и уходить.

  Коля брат плакал, по его небритым давно щекам катились слезы, они ныряли в  его щетину, и где-то в области шеи останавливались, накапливаясь в маленькое озерко.

 Но все! – Сказал профессор и вывел Николая из реанимации. Александр не зная, что в последний миг сказать, сказал Николаю : - Дозавтра!

       Операция прошла благополучна. Опытный профессор и его  коллеги за шесть часов произвили пересадку почки, от донора к пациенту.

    Сашка очнулся   в палате лежа на правом боку. Первое, что пришло в голову,   « какую почку у него взяли правую, или левую, выходило, что левую, так как   трубки шли с лева в капельницы. «Слава Богу, подумал он, все позади, теперь только бы ему и брату восстановится».

  В палате пахло лекарствами: ёдом, хлором, сильно хотелось пить. Горел бактериальный свет в палате, он был один и абсолютно голый под простыню. Вошли врачи во главе с главным врачом  Бадмаевым.

- Как вы Александр?- Он услышал вопрос врача.

 -Нормально,- ответил он,- но сильно охота пить?

  -Потерпите чуть- чуть, это после наркоза всегда так. Наверно и тошнит?

  -А как брат Николай? Доктор улыбнулся …. – Хорошо, будет жить, почки у тебя здоровые, вот и брат еще долго ей пользоваться будет. Ты молодец настоящий брат!

     Долго тянутся дни, особенно, когда человек строит и обдумывает планы на дальнейшую жизнь.  Так и Александр передумал о многом. Особенно он тревожился за жену, где она, где его ждет. Наверно невестка Лидка определила ее с ночевкой, или увезла к себе домой. Несколько раз за окнами шел сильный дождь. Белые шторы больничной палаты, многое не давали увидеть, но в проем меж шторами, он видел вершину зеленого тополя, игру ветра листьями. Иногда, в эту вершину залетала стайка воробьев. Воробушки  звонко чирикали, переговаривались между собой и Александр удивлялся, как раньше, он этого не замечал. На третий день ему разрешили встать до  туалета, который находился в палате туже.  Он почувствовал себя выздоровляющим.

    Часто к нему заходил профессор Бадмаев. Он осматривал Александра, одобрял своим заключением его выздоровления, сообщал о брате, что тот тоже идет на поправку, но будет в больнице  полгода наблюдаться.

 Наконец на десятый день профессор сказал: - Завтра вас выпишут, я вам напишу рекомендации по диете, и Буд-те осторожны: не чего тяжелого не поднимать, тряску, вибрации, толчки избегать, надо с годик поберечься.

    Сашкина радость была до потолка…. Он сбегал в гардероб проверил свою гармошку. В своем костюме, он проверил свои пять рублей, что отложил в первый день на дорогу. Все было на месте. Завтра после врачебного обхода он пойдет на автовокзал, по времени успевает на автобус до Усть-Баргузина ….И он дома.

  Все так и вышло. На следующий день он шагал с гармошкой под мышкой, солнечным летним утром, мимо памятника, «Головы Ленина», отдавая ему честь. Пели, свои чирикалки воробьи, в вдалеке скрипел и звенел трамвай. В рабочие дни уехать проще, народа меньше, на автовокзале, он взял билет до своего поселка.

  Места в автобусе у Александра было заднее№28, он хотел, обменятся с пассажирами, но это были все пожилые люди, дети, одна беременна. Он знал, что в заде сильно трясет на этом горном автобусе «Пазике», но выехав с автовокзала  все был асфальт, до Турки дорога была покрыта асфальтом.

   Он даже задремал пока они ехали по ровной асфальтной дороге, на вот проехали Турку , и пассажиров от тряски стало бросать в разные стороны периодически. Водитель был лихой, молодой парень. Не выбрасывая, папиросу из-за рта, он делал зигзаги по дороге, объезжая ямы. В один из таких моментов Александр почуствоал как летит спиной на спинку соседнего кресла. Он ойкнул, вспомнив о розовом шве на почке, и в ту же минуту почувствовал горячую струю, катившуюся по боку под брюки.  Можно было еще что-то предпринять: Сообщить водителю, заехать на курорт «Горячинск», где бы врачи оказали  помощь. Но «Горячинск»  был уже позади, а лихач, водитель  папиросу во рту бросал языком с лева на право, и автобус также, то  лево, то в права, забыв, что в салоне люди.

 Александр потерял сознание. Сосед молодой парень увидел, лужу крови под Александром закричал водителю «Стой»! Остановились, и что делать не- кто не чего не знал.

-Жми скорей в Усть-Баргузинскую больницу, уже Максимиху проехали, скорее в больницу…

 Он лежал в проходе между автобусных кресел. От ям и ухаб лицо его было в движении, но цвет лица, был белый как известь. Его гармонь от испуга забралась под соседнее кресло, притаилась там, не издавая ни звука.

 Автобус подлетел прямо к крыльцу больницы, где и находился приемный покой, был вызван дежурный врач.  Люди уже роптали, каждому надо было бежать домой, а некоторые еще не доехали. Наконец врач констатировал –смерть пассажира, и попросил дежурных работников больницы перенести тело в больничный мор , это было не далеко тутже при больнице. Была вызвана местная милиция.

    Александр умер от потери крови.  При такой дороге, и езде, у него разошелся шов, и через полчаса его не стала на земле, веселого гармониста. Он даже не успел сыграть на гармошке, все ждал, когда встретится с Ниной. Теперь он лежал в больничном морге, где работал холодильник, на цинком обитом столе, в кровавом костюме и рубашке, спокойный,  закрытыми глазами, можно было подумать, что Сашка ждет, что-то, и не может не как дождется. И действительно, там, в больнице, он еще ждал братовую «Волгу», с невесткой Лидой…. Да где их искать, может они опять с Оськой на заимке, и он, махнув рукой, поехал на  автобусе.

   Ей Нине сообщили о смерти мужа только утром, ее разыскала «Скорая помощь» надо было забирать покойника, хоронить. Она шла до морга долго. Слезы текли, из глаз запеленав дорогу. Она садилась иногда на лавочки возле домов, всхлипывала, вытирала, платком слезы повторяла: Саша, Саша, я же говорила тебе не надо, нет,  ты не слушал, брату помочь, а где брат, кто нам поможет….. и хоронить не на что, пенсия только послезавтра.

  А в морг ее не пустили, сказали: «Будете забирать, несите чистую одежду. Мы помоем и в гроб ваш положим. Да где все взять? нет костюмов, нет гроба. И она начала выть . Выть как волчица. Выть, как человек, потерявшийся в огромном горе. Она подымалась, на подоконник, чтобы увидеть своего мужа, но окна были закрашены, она не чего не видела. Срывалась вниз и снова выла, взбираясь на подоконник.

   Вечер опустился на землю, тускло загорали звездочки на западной стороне, где море смыкалась, с горизонтом играла розовая закатная заря, вода блестела черными проблесками, но все постепенно тонула в черноте.

 Она села на крылечко морга, плакала, уже молча вытирая неуемные слезы.

  Из окон больницы, дежурный врач, и  медсестра видели, как ей плохо. Врач отправил медсестру, та привела Нину в приемный покой, ей сделали успокоительный укол, напоили чаем, и оставили до утра на диване, махнув рукой на все запреты.

 Утром, как только приехал  главврач поселковой больницы хирург Конев, он сразу позвонил в поселковый совет главе поселения. К обеду привезли гроб с крестом, кто-то из женщин принес, почти новый костюм, который остался, от давно умершего человека. Для похорон  главврач больницы велел, выделить санитарную резервную машину, на два часа для похорон.

     В два часа по полудню,   гроб с телом Александра установили в санитарную машину, возле гроба села одна Нина, ни родственников, небыло выпивох - друзей в день похорон.  В ногах у Нины - жены лежала на боку гармошка веселого гармониста, какой-то пассажир принес ее прямо Александру в морг, сказав, что он подобрал ее в автобусе. Гармошку положили Александру в гроб, в ноги, место там было, гроб был великоват. Работники кладбища показали готовую  могилу возле входа на кладбище. Лопатами они работали дружно, под всхлипывание Нины, подошел еще водитель санитарной машины, он  снял свою кепку, перекрестился и сказал: «Земля ему пухом Царствие ему небесное».

    Директорская чета три месяца была на излечении. За это время их родственнице, Нине, жене старшего брата, с узелком в руках пришлось походить по людям. Жилья ей  никто не предоставлял, как фронтовичке. Глава поселения ответил холодно и убедительно, «Вы у нас в поселке не прописаны, вы еще прописаны в « Ведрено», где вы с мужем пасли овец. Откуда, он знал об этом, в Улюне она с дурру прописалась, чтобы пенсию получать, а кто-то перепутал, Выдрино сказали? У нас нашим ветеранам, ни чего нет, а где я вам ,что возьму? И она пошла повесив, свою когда-то красивую головку струя слезы себе на грудь, к бывшему  соседу, к  деду  Воронину.

  Дед Воронин жил давно один. Старуха его померла, дети разъехались по городам, пока у него были силы, он содержал себя и большой дом один, хотя ему уже шел девятый десяток. Прибегала племянница внучатая к нему  редко, справится, жив ли дед, а вот с прошлого месяца стала ходить какая-то женщина соцработница….

   Нина зашла к деду, долго ему объясняла чия она жена, рассказала об Александре, что схоронила, она его  неожиданна, напомнила деду, когда они раньше с Сашкой у него в бане жили, и скромно попросилась на жилье в баню за пять рублей.

  Дед долго и не думал, сказал ей:- денег мне от тебя Нина не каких не надо, каждую пятницу топи баню мне, снег убирай в ограде, да кое- когда мне ногти подстрегжешь на ногах и руках, а то я совсем не вижу. Хе, сказал дед прищурясь, две бабы у меня под старюсь стало-счасливый я человек!

 И Нина в этот же вечер с узлом перекочевала к дедушке Воронину.

  И все- таки она решилась, идти к родственникам мужа, ведь они обещали за почку Александра, хотя - бы четвертушку, или купить   чтонибуть. Она шла по улице, кружились снежинки, пошел первый снег.  Она так боялась зимы, этих сибирских холодов, а на Украину ей, в свою теплую Винницу, уже ни когда не попасть, и что ее пенсия в двадцать шесть рублей, сама бывает полуголодная. Она подошла к железным воротам и нажала звонок. Как не странно ворота сразу открылись, и перед ней стояла жена директора Лидка  Шраберман, - эта девичья ее фамилия.

 - А это ты голубушка! А мы, то думали, ты уехала к себе на Украину! Теперь ты без сожителя, тебя не что тут не держит, впереди старость, а на Украине тепло.

  -Здравствуй Лида! Я пришла поговорить с Николаем Гордеевичем, как он обещал нам хоть какое-нибудь жильё?

- Кому обещал… Тебе? Почка не твоя, ты и не жена, сожительница. Александру мы должны не спорю, а тебе не чего не должны, ты почку не давала, а уж что он тебе наговорил нам не известно. И не ходи сюда, не в суду, и ни где, ни чего не докажешь. Вот час, еще какая баба придет, скажет « вы сто тысяч должны». И она захлопнула узорные массивные ворота.

 Опять она шла по уже белой в снегу улице, плакала, поправляла свой старенький , выцветший платок, в туфли попадал снег примораживая ноги, она мысленно молилась на дедушку Воронина, «подольше бы пожил добрый человек». И вся, вся, ее жизнь без Александра стала не нужной ей. Причем тут официальное звание жены? Причем тут юридические выкладки: Жена, сожительница, военная подруга, П.П.Ж. Она любила его. Была им защищена. Ей было хорошее с ним, не для этого ли живут на земле люди?

     Свобода взметнулась неистово, когда толстощекий президент, славил перед Богом Америку, желая ей процветание на долгие лета. «Господи благослови Америку!»

 Вот тогда и заблестели нашего директоры Васильева Николая Гордеевича, гениальные задатки расхитителя. Рыбозаводу была объявлено, что он стает открытым акционерным обществом , открытого типа. Всем выдали  акции, по годам работы. Но что с ними делать  некто толком не знал? Завод давал третью часть продукции, не давали зарплату,  зарплату люди выбирали продуктами. Но директор придумал одну вещь, если хочешь работать на рыбозаводе, акции подпиши бесплатно на него, что бы у него в руках был основной пакет. Рабочие так и делали, некоторые за мешок муки продавали директору на подставных его лиц, акции, а приходя на работу, узнавали, их уже сократили.

 И ровно через год завод был банкрот. Был нанят управляющий, и рабочие с тех пор не видели розовощекого солидного директора Николашку. Завод распродавался по частям. Станки и оборудования зачем-то купила Москва, корабли и невода - Иркутск, холодильные большие цеха достались местным предпринимателем. Спец бригады резали все в металлолом, все переводилось в деньги, осталась одна водонапорная башня,  тридцатиметровая со звездой.  Дом директора с выгульной поляной тоже был продан состоятельным москвичам под турбазу.

 -А куда все деньги идут,- спросил, рабочий  Колотухин Кешка, возмущаясь  полученными копейками за резку металла.

 - Как куда, вашему Николаю Гордеевичу, ведь он единоличный хозяин этого бывшего рыбозавода…. В Израиле он проживает возле Христа теперь! И фамилия у него теперь жены  Шраберман. – ответил управляющий.

  Нет уже давно стройных и белых цехов, безработные люди пометались по поселку в поисках работы. Кто уехал, кто помер, а кто и еще ждет, может, восстановят градообразующий завод,  и напившись водки кричат по улице - «Мы мзду не берем, за Державу обидно!»

    Нина все таки накопила денег на дорогу до Виннице, и через год летом, поплакала у мужа на могилке , уехала в свою теплую Украину.

     А мужики наши местные, во главе с Григорием Шаликовым  собрали денег Александру на памятник и на оградку. Гриша Шаликов настоящий человек, он уже не раз друзьям своим покойным устанавливал памятники.  Могила Александра с краю на кладбище, оградка, у него кованная и по углам, круглые, металлические наболдажники. Памятник из мраморной крошки. И вот такое поверие у нас, которое постоянно подтверждается. Операция у вас, или чем болеете, или суд,  вообще любое человеческое горе…. Приди к Александру на могилу, положи конфетку у памятника, и потри руками наболдажники…. Наболдажники уже блестят холодной сталью, отражая солнце и луну.  И у вас, все будет хорошо. Операция пройдет удачно, болезнь отступит, а суд вы выиграете.   «Святой тут лежит», -  говорят  местные люди, ни зимой, ни летом не зарастает к могиле народная тропа. Брат один  только младший, Колька, не был ни разу на могиле.

                                                    Конец                                                            

5. 01. 2023г.