История первая. Звонок отчаяния

Многие миры повидал Ветер. С разными сущностями встречался. Чудеса и обычаи. Странные и непонятные. Каждую крупинку собирал в истории. Бережно складывал в копилку своей памяти, чтобы потом рассказать. О людях, местах и событиях. О ритуалах и обрядах. Обо всём, что увидел он в долгом своём пути.
С течением времени, собственное восприятие Ветра стало притупляться. Картины сливались в единое целое, а лица людей размывались, превращаясь в густое туманное пятно. Но даже сейчас остаются такие встречи и такие места, которые могут затронуть сердце Ветра. Оставить след в бродяжьей его душе.

Таким был и этот мирок. Каждый, кто окончательно отчаялся или разочаровался в нём, мог прийти на край мирового обрыва и отказаться от священного дара жизни. Люди знали, что наказание за гранью будет суровым, но всё равно находились безумцы. Некоторые преодолевали огромный путь, лишь бы перейти заветную черту. 
Пограничник всегда ждал их там. О, нет, дорогой читатель, даже не пытайся представить этого величественного и ужасного исполина! Мрачного спутника Смерти. Он совсем не похож на тех парнишек, что берегут твой спокойный сон на рубежах Родины.
Пограничники этого мира совсем иные. Увидев их, человек приходит в смятение. Такой страх наваливается на плечи, которого за всю жизнь не испытать обычному смертному. 
Таково первое испытание. Ведь, даже пройдя полный опасностей путь, при виде кошмарного охранника последней черты и твёрдые духом люди ломаются. Нестерпимое желание развернуться и убежать оказывается сильнее прочих помыслов и чаяний. Некоторые так и делают. Не спеши обвинять их. В этом побеге проявляется сама жизнь. Таков их первый шаг к исцелению. 
Случаются, конечно, смельчаки, что остаются. Стискивают зубы, опускают глаза, скрепляют сердце. Идут дальше. Ветер видел их достаточно и всегда удивлялся, как при такой выдержке, человек не в силах совладать со своими неудачами? Должно быть, есть причина. Уж этих-то мы не можем окрестить малодушными. 
Оставшихся же на краю встречали два водоёма. Сначала путник погружался в озеро печали. Все горести, которые пришлось пережить, смешивались с теми, от которых оградила судьба. Чужие беды нередко оказывались страшнее. Чужие боли застывали хрипом в груди. Сердце сжималось в тисках. «А, может, было и хорошее в жизни моей?» — невольно задавался вопросом человек.
Ответом служило озеро радости. Пережитое счастье здесь перекликалось с теми моментами, которых человек не дождался. В слезах покидали искатели последней черты волшебный водоём. Уходили из страшного места. Возвращались доживать не только беды, но радости.
Если и это не действовало, третье испытание ожидало человека. Странным казалось оно Ветру, но по всему выходило особенно действенным.  На самом краю жизни стояла обычная телефонная будка. Серая от времени и одинокая, как те, кто доходил до этого рубежа. Путник набирал номер машинально. Вслушивался в долгие протяжные гудки без особого интереса, как вдруг… Взгляд его прояснялся. По губам проходилась мелкая дрожь. Иногда с ресниц скатывалась слеза. В другой раз — из горла вырывался непонятный возглас. Редкий человек мог седлать решающий шаг после такого звонка. Почти все возвращались обратно — склеивать разбитую жизнь.
— Кто говорит с ними? — спросил Ветер однажды.
— У каждого свой голос в трубке, — отозвался пограничник. — У всех — самый близкий и значимый человек. Родители, дети, друзья. Те, что остались в жизни, но так и не смогли подобрать слов. Ещё чаще те, кто смиренно ждёт их появления за чертой.
— Разве эти последние не должны уговаривать их решиться на отчаянный шаг? — усомнился Ветер.
— Тогда они точно никогда не встретятся. Это разные пути. И разные места назначения. 
«Какая тяжёлая расплата», — подумал Ветер, но промолчал. Знал, что скажет пограничник: «Нельзя так просто растоптать божественный дар и надеяться на счастливый финал». Ничего не конечно в любом из миров. Каждое завершение — всего лишь ещё одно начало. Так устроена жизнь. И смерть.
Но есть и те, кто никогда не будет согласен с подобным порядком вещей. Однажды Ветер встретился и с таким. 
Этот человек был разбит. Мир ничего не давал ему кроме страданий. Люди уходили, не успев появиться. Брошенный всеми и озлобленный до предела, он с радостью отказался бы и от оставшегося времени. Он брёл через города, встречая всё новые беды. И по привычке обвинял людей. Он давно перестал пытаться разглядеть в них что-то кроме причины своих болей. Он закрылся. Ничего не приносило даже покоя, где уж тут счастью взяться?
Впервые видел Ветер того, кто не прячет глаза в ужасе, завидев пограничника. Ни одно из озёр не вызвало в человеке эмоций. Только горькую усмешку. 
— Похоже, сегодня тебе всё-таки придётся отправить одну душу за черту, — грустно вздохнул Ветер. — И почему нельзя просто показать наказание, которые их ожидают?
— Люди не верят страданиям, пока не окунаются в них целиком, пока не становится слишком поздно, — отозвался пограничник. — Но я бы не спешил выносить вердикт…
Ветер покачал головой. «Ни на этом, ни на том свете, — успел сказать ему человек, — у меня нет ни одной близкой души. И никогда не было». Некоторые люди не верят и в счастье. Ветер это знал. Он поглядел на путника, вслушивающегося в голос из трубки, и едва не потерял дар речи.
Лицо человека напряглось. От тяжело выдохнул. И… подобие улыбки застыло на его губах. 
— Он, ведь, сам сказал, что один во всём мире!
— Думаешь, всем нужен кто-то для счастья?
Пограничник хитро сверкнул глазами. А Ветер начал о чём-то смутно догадываться. Когда человек проходил мимо, он учтиво поклонился. 
— Куда же ты вернёшься, если у тебя никого нет? — не удержался Ветер.
— Об одном своём товарище я всё же позабыл, — ответил путник, потупив взгляд. Кажется, ему было неловко из-за своей ошибки. 
— Оказывается, — добавил он почти шёпотом. — У меня всё ещё есть я. И всегда был.
Человек ушёл. А двое всё смотрели ему вслед. Каждый думал о своём.
— Он так и останется один? — прервал молчание Ветер.
— Зависит от него. Люди могут гораздо больше, чем думают, пока у них есть жизнь.
«Ещё бы они это понимали», — вздохнул Ветер. И хоть он не сказал этого вслух, пограничник всё понял и утвердительно кивнул. Такова человеческая природа. Вечно искать в запредельных далях то, что лежит прямо перед носом. Ещё бы они это находили...

История вторая. Девочка, которая любила мир

Впервые Ветер встретил эту девочку ещё малышкой. Она смеялась так звонко, что солнечные зайчики прискакивали, чтобы послушать её смех, капельки росы стекались к ногам, чтобы ей не было слишком жарко. Она любила весь мир. И мир любил её в ответ. Ветер и сам был очарован её беспричинным счастьем. Но оставаться надолго в одном месте он не мог. Поэтому отправился дальше, надеясь увидеть её в добром здравии, когда судьба снова занесёт его в это тёплое место
Второй раз девочка встретила Ветер, как старого друга. Она была юной и прекрасной. Такой цветущей, что все растения тянулись к её краскам и сами сияли в её лучах. Она любила мир. Мир любил её. Ветер летел дальше, а она оставалась.
Тогда с ней случился Человек. Он дарил девочке ромашки, но ей не нравилось, когда цветы убивают ради забавы. Она хмурилась, а он становился серьёзным. Она отдавала ему любовь. А он приносил ей конфеты и смешинки. Человек выглядел так, будто никогда её не оставит. И, когда Девочка поверила в это безраздельно, он ушёл.
Так, вернувшись, Ветер обнаружил девочку повзрослевшей. Она всё ещё смеялась. И любила целый мир. Но глаза её стали глубже. Иногда в них проглядывала печаль. Цветы всё ещё тянулись к её краскам, солнечные зайчики – к свету, а росинки стекались к ногам, охлаждая пыл. Она обнимала Ветер, а он летел дальше, веря в её бесконечную душу.
Однажды в дом девочки постучалась Беда. Она прошла внутрь неузнанной и голодной. Заняла койку у окна. Закрыла свет. Разрослась до неимоверных размеров. Только тогда девочка узнала Беду. Но было поздно.
Сердце девочки сжалось. Свет померк. Но цветы поделились с ней своими красками, а солнечные зайчики одарили теплом, росинки смыли грязные следы скорби, а Ветер, вернувшийся в это место окрепшим, подхватил Беду на свои крылья и развеял её над самым глубоким морем. Об этом попросила его девочка. «Уж оттуда, – надеялась она, – Беда больше никого не сможет достать».
Ветер улетел. А девочка осталась. Она смеялась. Любила мир. Мир любил её. И больше ничего не происходило. Она собирала росу и капли дождя, поливала ими цветы и уговаривала солнечных зайчиков отогреть все растения в своём саду.
Летом девочка дружила с травинками, осенью привечала жухлую листву. В одну из зим ей посчастливилось подружиться со Снежочком. Весной он чуть не растаял, но девочка надёжно укрыла его в своём холодильнике. Они смеялись и шутили. Девочка пела песни и собирала ягоды.
Но что-то было не так.
Тоска поселилась в её сердце. Та, у которой нет видимой причины. Та, что может выжечь всё доброе, что ещё сохранила её душа. Девочка закрылась. Цветы рассыпали свои краски у её порога, солнечные зайчики заглядывали в окна, росинки стекались в маленький дворик, что давно перестал быть уютным.
Ветер прилетал снова. Девочка не открывала и ему. Тогда-то он и понял – никакие потрясения не прошли мимо её сердца. Она бережно сохраняла внутри каждый шрам, боясь показать его. В итоге боли стало слишком много. Девочка не выдержала.
Иногда из дома слышались всхлипы. Иногда – тоскливые стоны. Девочка не открывала. А жизнь продолжала идти. Ветер прилетал и улетал. Снега выпадали и снова таяли. Цветы распускались и увядали. Всё шло своим чередом. И даже солнечные зайчики начинали забывать, как смеётся девочка.
Когда Ветер снова посетил это место, девочка стояла на крыльце. Она озадаченно смотрела по сторонам, будто не могла ничего узнать. Ветер метнулся к ней, но тут же отпрянул. «Не ошибся ли я?» Волосы её были спутаны, а глаза заплаканы. Лицо – бледное и худое, а сердце полнилось тяжестью.
Но старая знакомая протянула к нему руки и улыбнулась.
– Ты первый, кто встречает меня. Где же мои добрые друзья? Куда они подевались? Цветочки, ответьте мне!
– Мы рождались и умирали множество раз, – пели цветы. – Мы уже не те, что знали тебя тогда.
– Росинки, – не отчаивалась девочка, – может быть, вы ещё рядом?
– Вода изменчива и постоянна. Мы помним тебя. Но не знаем тебя такой.
Девочка оторопела. Глаза её стали влажными.
– Что же… Тогда хотя бы лучики – солнечные зайчики – должны прийти на мой зов.
– Мы ждали тебя так долго, что уже и забыли, кто ты нам и для чего.
Девочка пошатнулась, едва не упала. Ветер подхватил её и усадил на крыльцо.
– Может быть, Снежочек всё ещё помнит тебя? – предложил он.
Девочка подпрыгнула и побежала в дом. Вернулась она, держа в руках тающего друга.
– Я счастлив, что могу снова видеть тебя, – прокряхтел Снежочек. – Хотя бы в последний раз. Я слышал, как ты грустишь и страдаешь. Я так надеялся, что ты вспомнишь обо мне и заглянешь на полочку, где оставила меня. Но твоя тоска была сильнее любви. Переживания сделали меня рыхлым и тёплым. Никакой холод больше не помогает.
– Нет, милый Снежочек, – взмолилась Девочка. – Хотя бы ты не оставляй меня!
– Ни за что на свете. Растаяв, я превращусь в воду. Она станет росой, что сможет питать цветы, которые однажды призовут сюда других солнечных зайчиков. Ты найдёшь новых друзей. И в каждом из них буду я.
Снежочке улыбнулся и растаял.
– Но чтобы это сработало, тебе придётся снова научиться смеяться, – последнее, что услышала Девочка от давнего друга.
– Как же так? – развела руками девочка. – Разве я смогу? Я давно выросла и вообще…
Она посмотрела в глаза Ветра. Во взгляде её читалась растерянность.
– Ты можешь всё, если захочешь этого, – кивнул он. – Возраст не может помешать счастью. Ничто не может. Один только Страх способен на это. Не позволяй ему властвовать над собой.
В тот день и Ветер покинул девочку. А она осталась. Учиться жить заново. Смеяться. Радоваться дню и ночи. Зиме и лету. Всему, что готовит ей жизнь. Страх тоже остался с ней рядом. Получится ли у неё избавиться от него?
Ветер не знал. Он просто верил в девочку и в силу её бессмертной души.

История третья. Море Фабиана

Море радостно дыбилось, встречая Фабиана. Золотые кудри переливались на солнце, ветер играл ими и уносил все печали ввысь. Всё, что казалось сложным и тревожащим на суше, становилось совершенно пустым, стоило ему ступить на палубу. Мир всё ещё не отвечал взаимностью, но здесь это совершенно не волновало. Море смеялось, шутило и пело. Оно становилось проклятием и домом.

Кто из живущих на берегу хотя бы раз не мечтал о такой жизни? Бороздить просторы наперегонки с волнами. Здесь у Фабиана было всё, что нужно. Там... Что ж. Рано или поздно каждый моряк возвращается. Ступает на твёрдую землю. Проплывает шатающейся походкой по набережной, сворачивает в первую попавшуюся пивнушку. Пей и веселись пока ты на суше, ибо море не терпит неточности движений и расслабленности ума. Глоток рома и крепкое словцо – вот и всё, что мог себе позволить Фабиан на корабле. Большего ему и не требовалось. Море и так опьяняло. Избавляло от проблем. Призывало. А ещё море оставалось единственной любовью.

Были, конечно, и женщины. Нежные и безразличные. Гордые и трепетное. Но все они не могли затмить главной страсти. Хоть он и помнил каждую. В каждую влюблялся без памяти. Не потому ли так скоро забывал чувство? Он клялся в верности и обещал вернуться. Сам верил в это свято. Но стоило взойти на корабль и поднять паруса, запах морского бриза и голос опасности уводили его мысли далеко. К новым берегам. Туда, откуда ему уже не вернуться. И всё же Фабиан бережно хранил их образы и имена.

У Жаклин тёмные волосы и почти чёрные глаза. Кожа ее бела, а руки пахнут рыбой. У Алин есть муж. Он рыбак. И он ничего не знает про Фабиана. И, конечно, не догадывается о происхождении золотых кудрей маленькой Лулу, милой девочки со смеющимися глазами, любимицы главы семейства. Впрочем, Фабиан тоже не успел узнать дочь. Он уже мчался вперёд, разрезая бурную морскую синь и ни о чём, кроме моря и новых горизонтов, не думая.

Иногда он вспоминает Миану. Смуглолицую красавицу с острыми скулами и тоскливым взглядом. Он обещал ей жениться. Но так и не успел этого сделать. А вот Анне – золотоволосой и зеленоглазой бунтарке – повезло больше. Она не только вышла за любимого, но и подарила ему сына – несносного мальчугана, невыразимо похожего на отца. Фабиан был счастлив. Кпервые море пошатнулось в его сердце. Маленький Рико занял слишком много места.

Стихия не пожелала терпеть. Она бушевала, призывая Фабиана в свои объятия. Она жалобно скулила, надавливая на самые тонкие струны его души. Она ругалась. Чайки вторили ей тревожными криками. Фабиан впадал в сомнение. Затем в отчаяние. Анна молча наблюдала за его муками. Он сдавался. И она была готова отпустить.

Он отплывал ранним утром. Рико хныкал на материнских руках, и отец терял уверенность. Но жена была тверда. Она поцеловала его как-то особенно страстно. Вложила в его руки медальон с изображением сына и благословила в дорогу. Он клялся вернуться. Анна знала, что муж не врёт. А ещё она понимала, что больше никогда его не увидит.

Он уплыл. И первое время страшно тосковал. В маршах, которые пело море, Фабиан слышал колыбельные. В голосах чаек прилетал к нему детский плач. А в новых портах каждый белокурый мальчуган напоминал Рико.

Фабина хотел вернуться. Но что-то всегда мешало. Тоска постепенно превратилась в жёсткость, а печаль — в азарт. Он плыл дальше. Находил новые берега. И новых женщин. Он всё ещё сохранял их образы и запоминал имена.

Были у моряка и другие дети. Чаще всего он о них не знал. А если и догадывался, виду не подавал. Не хотел об этом думать. Не желал снова испытывать боль. Уже успел понять, что море заберёт его у всех. Смирялся с этим. Всё ещё давал клятвы, но со временем и сам переставал в них верить. По привычке повторял те же слова новым возлюбленным. Всё чаще сомневался в том, что это любовь. Всё реже чувствовал хоть что-то кроме бесконечной жажды моря. Страсть стала одержимостью. Нежность заросла ненавистью. Дорога продолжала быть борьбой. Теперь ему нравилось это гораздо меньше. Но измениться значило бы разрушиться. Потерять всё, что ещё осталось в нём. А его всем было море.

Он снова вступал в заведомо проигрышную битву. И всё реже припоминал своих женщин. Только образ сына ещё мог вернуть его в прошлое. Он вглядывался в лица юношей и представлял, каким может быть его Рико теперь. Временами ему начинала мерещиться золотистая макушка в многолюдный толпе. Внутренний голос уверял, что это и есть его подросший сынок. Тогда Фабиан впадал в безумство. Он гнался за видением, а когда выматывался совершенно, возвращался на корабль и с новым остервенением бросался в плавание.

Выход в море давно перестал быть приключением. Золотые кудри превратились в белёсую паутину. Лицо обветрилось, глаза, что когда-то сияли лазурью, потеряли краски. Фабиан всё ещё боялся признаваться себе, что перестал быть тем... Что-то внутри надломилось. И пока он не смел решиться, море уже выискивало других.

Стихии больше не требовался Фабиан. Она желала заполучить в свои объятия юнцов – сильных и милых. Не таких осторожных, но верящих только солёной воде и попутному ветру. Море больше не призывало старого моряка. Теперь он сам искал встречи. Не желал сдаваться, не хотел признавать поражение, не знал, что ему делать на суше. Разве это жизнь для того, кто провёл весь свой век на воде? 

Ему говорили, что моряки, затонувшие вдали от земли, сами становятся морем. Может быть, Фабиан хотел этого? Потому не внял ни чьим увещеваниям, снова отправляясь в плавание? Надвигался шторм. Его это не пугало. Он так часто бросал вызов судьбе, что уже и забыл, когда страшился в последний раз. Вот и тогда...

— Разве я не самый бывалый среди вас? — бросил с усмешкой.

И отправился в путь. Это был его последний выход в море. Но морем он не стал...

***

Фабиан почувствовал раскалённый песок под оголённой спиной, ещё до того, как открыл глаза. Удивительно. Он совсем не чувствовал боли. Только в груди оказалось слишком тихо. Он приложил руку к тому месту, где должно было биться сердце, и ничего не почувствовал.

— Я умер? — собственный голос звучал отдалённо и напоминал эхо.

— Думаешь, можно выжить после такого?

Фабиан открыл глаза. Фигура, нависающая над ним, совсем не походила на человека.

— Кто ты? — прокряхтел моряк. Неуклюжая попытка подняться не увенчалась успехом.

— Тот, кто всегда сопровождал тебя в пути.

Белые пряди Фабиана зашевелились от дыхания незнакомца. И осознание тут же настигло его.

— Ты, — проговорил он гораздо твёрже, — Ветер.

— И теперь я уже ничего не могу тебе подарить. Только этот остров. И маяк.

Фабиан уселся с трудом. Огляделся. Одинокое строение возвышалось над крошечным кусочком суши.

— Ты предлагаешь мне жить здесь? — с вызовом спросил моряк.

— Существовать.

— Лучше позволь мне стать морем, как другим…

— До сих пор веришь в эту сказку?

— Старые люди говорят…

— Ты и сам не молод. Только знаешь, правду о загробном мире лишь мёртвые могут знать. Но у них уже нет возможности рассказать живым. К тому же… У каждого здесь будет своя история…

— К чему ты клонишь? — начинал злиться Фабиан.

— Ничего не может быть морем. Кроме моря.

— Тогда обрати меня в прах.

— Думаешь, ты отдал все долги, чтобы заслужить это?

Фабиан и сам не понял, откуда взял силы, чтобы вскочить на ноги. Он ринулся к ветру, но того уже не было. Голос его ещё звучал над морем тоскливой колыбельной песней. А моряк всё стоял на суше, взирая в бесконечную бурную синь, к которой у него больше не было доступа.

Он пробовал. Много раз. Бросаться в пучину с разбегу и подходить, как можно аккуратнее. Неведомая сила не позволяла ему даже кончиком пальцев коснуться воды. Он чувствовал запах соли, слышал шум волн и сходил с ума. Спокойная солнечная тишь выводила из себя ещё сильнее, чем бушующая стихия. Отчаяние. Он думал, что и раньше знал это чувство. Как же он ошибался.

Он ходил вокруг башни по обжигающему песку, не ощущая боли. Тоска сдавливала опустевшую грудь. Даже затихшее сердце продолжало ныть. Лица женщин, которые его любили, проплывали мимо. Белокурые дети с лазурными глазами являлись в коротких тревожных снах. Он желал окончательной смерти. Но никак не мог её получить.

Корабли проплывали мимо, не замечая крошечного островка. Фабиан кричал и молил, чтобы его услышали. Ничего не помогало. Затем он начал проклинать моряков вместе с их суднами. Даже ловил себя на нечаянной радости, когда мог наблюдать «корыто», попавшее в шторм. Он не трудился зажигать маяк, будто надеялся, что кто-нибудь оттуда разделит его участь.

Всё изменилось в одну странную ночь. Гроза была страшна. Волны вздымались так высоко, что казалось, море силиться облизать ими небо. Фабиан увидел самые обычные паруса и ухмыльнулся, но в груди что-то сжалось. Будто сердце, застывшее навек, вдруг снова заработало. Он вскочил, наблюдая за неистовой борьбой. Ночь была непроглядной. Но нечеловечески острое зрение оказалось ещё одним подарком Ветра. Фабиан видел всё. Он стоял, как вкопанный, пока корабль, будто маятник, кренился то в одну сторону, то в другую. А потом…

Показалось, кто-то толкнул его в спину. Фабин сорвался с места и в несколько мгновений оказался на вершине маяка. Разжечь огонь удалось не сразу. Руки дрожали, а пальцы коченели. Справившись, он выдохнул с облегчением и снова побежал вниз.

***
Впервые за долгое время Фабиану удалось увидеть живых людей. Молодой и крепкий капитан придерживал за локоть юную девушку. И старый моряк с удивлением отметил их похожесть. Золотистые кудри поблёскивали в свете ночных огней, а лазурные глаза напоминали спокойную гладь воды в солнечный день.

— Редкий моряк решится путешествовать с супругой, — выговорил Фабиан, продолжая разглядывать их лица.

— Лулу моя сестра, — улыбнулся капитан.

— Мы родные по отцу, — заговорщическим шёпотом подхватила девушка. — Сами только недавно узнали об этом. И решили отправиться в плавание по его следам.

Она странно хихикнула. Кажется, опасная буря совсем не напугала её. А вот Фабианом внезапно овладела тревожность.

— Как, вы сказали, вас зовут? — обратился он к молодому человеку, ещё пристальнее вглядевшись в его лицо.

— Точно! — подскочил тот, протягивая руку. — Представиться-то я и забыл. Я Рико.

Если бы сердце Фабиана ещё билось, оно бы остановилось прямо в эту секунду. Он судорожно сглотнул. И ватным движением пожал протянутую ладонь сына. Да. Это был он. Никакой ошибки… «Ты и есть ошибка. Вся твоя жизнь ошибка. Бестолковый. Фабиан», — и ещё множество мыслей спутались в один большой ком. Старый моряк перевёл взгляд на дочь. И к глазам тут же подступили слёзы. Впервые за всю взрослую жизнь, он не мог справиться с желанием разрыдаться. Он глухо кашлянул. Встал. И отошёл в сторону, невнятно извинившись…

В ту ночь Фабиан плакал. Проклинал себя. И слушал долгие рассказы своих детей, которые так и не узнали о том, кто сидит перед ними. Они уплыли на закате, оставив отца, но не бросив мечту о его поприще. Он был уверен, что теперь у них всё получится. Как и у других его детей. Теперь он смог признаться себе во всём.

***

— Ты знал, что они окажутся здесь, — проговорил Фабиан, почувствовав дыхание Ветра за спиной. Старый моряк стоял по щиколотку в воде и наблюдал рассвет. С отплытием его детей невидимая преграда между ним и морем пала, но желание бросаться на дно улетучилось вместе с отчаянием. Он заметил появление гостя сразу же. Всё равно не обернулся.

— Надеялся, — отозвался тот.  — И раз уж ты всё понял, теперь можешь двигаться дальше…

— Я догадался.

— Но?..

— Есть ведь и другие?

Фабиан обернулся и, наткнувшись на вопросительный взгляд собеседника, добавил:

— Мои дети…

— Они могут и не появиться здесь.

— Я всё равно буду ждать.

Ветер кивнул. Кажется, он ожил такого ответа. Солнце уже высилось над крошечным островком одиночества. Наказание Фабиана подходило к концу. Но работа его на этом не завершалась. Он жил для моря. А умерев, решил продолжить существовать для своих детей и детей тех моряков, которые ещё не знают, какой будет их собственная история.

***
Говорят, где-то в океане есть блуждающий островок. Над ним высится маяк, а на берегу живёт человек. Каждую ночь он зажигает огонь, чтобы  затерявшиеся в море корабли могли найти свой путь. Ещё говорят, что когда-то у человека было множество детей, которых он берёг от бурь. А теперь, спустя сотни лет, он остался совсем один. Но он ни о чём не сожалеет. Он давно позабыл  собственное имя. Лицо его потеряло все краски, а волосы выпали. Но почему-то взгляд его проясняется, когда на сушу выходит юноша или девушка с золотистыми кудрями и бирюзовыми глазами. Может быть, эти страстные искатели приключений напоминают ему что-то важное? Вряд ли кто-то может рассказать об этом правду.

Потому что человек никогда не делится своим прошлым. Один только Ветер владеет всеми его секретами и даже помнит имя. И, хоть Ветер любит рассказывать истории, он не из тех, кто разбалтывает чужие тайны. Так говорят люди. Но можно ли им верить?..

История четвёртая. Песчинка

Вдали от белых пустынь и морских побережий жила Песчинка. Была она одна-одинёшенька, не ведала, откуда взялась и куда стремится. Лежала себе на полу, да грустила.
Мимо ходили люди. Ругались, наступая на Песчинку. Маленькая, а цепкая. Прилипнет к коже и мешает. Не было у крошки голоса, чтобы сказать: «Я случайно! Я не хотела вас злить». Да и не знала она, как это – по-людски говорить.
Человек брал веник и выпроваживал Песчинку за порог. Там было холодно и страшно. Огромные предметы окружали её. Собаки подхватывали её невзначай и уносили на своих лапах всё дальше от дома.
Встретился Песчинке трудяга-муравьишка. Захотел он забрать её к себе. В хозяйстве всё пригодится. И так и сяк примерялся. Братьев позвал. Что-то им рассказывал. Не выходит. Слишком мала Песчинка, никак не ухватиться.
Сильнее прежнего загрустила крошка: «Никому-то я такая не нужна! И для чего только на свет уродилась!» Сама не поняла, как смогла произнести это.
Жалобный её вопль услышал Ветер-бродяга. Закружился над Песчинкой, заговорил с ней ласково:
– Чего грустишь, сориночка? О чём плачешь?
– Как не плакать? – лепетала Песчинка на своём языке. – Одна я во всём белом свете. Нет у меня ни братьев, ни сестёр. Всем я только мешаю. Даже в хозяйство не гожусь. В целом мире нет для меня закуточка.
Задумался Ветер. Покачал головой.
– Мир большой, а ты крошечная. Но знай – для всего существует своё место. И каждый отыщет его в нужный срок.
Не поверила Песчинка Ветру. Он спорить не стал, только подхватил её и понёс далеко-далеко. Через горы и поля, над городами и сёлами, сквозь леса и бурьяны. Подумать не могла Песчинка, как много всего на свете. Долгим был путь, но с каждым днём сильнее верилось крошке, что не солгал ей Ветер.
– Вот и нашли мы твоих братьев и сестёр, – улыбнулся провожатый.
Глянула Песчинка вниз и ахнула. Бескрайняя синяя бездна шелестела и напевала чудесную песню.
– На земле тоже бывает небо? – удивилась Песчинка.
– Это океан, – поправил Ветер.
«Какое чудесное слово», – подумала крошка. Пенящиеся волны, плескались, выныривая на жёлтый ковёр.
– А там?..
– Песок. Твоё место и твоя семья.
Сказав это, метнулся Ветер вниз и выпустил Песчинку к братьям и сёстрам. Радостно приняли её. Согрели своим теплом. Рассказали все истории, что нашептал им Океан за долгую жизнь.
Даже люди, случайно забредавшие на берег больше не ругались на Песчинку. Наоборот громко смеялись, когда крошка цеплялась к их ногам. Ветер прилетал навестить подругу и сообщал новости из тех краёв, в которые ей не суждено вернуться.
Но это не расстраивало Песчинку. Ведь теперь она отыскала своё место. Дом, в котором ей всегда рады. Смысл, заставляющий радоваться новому дню.
Правду сказал Ветер.
Каждый отыщет своё в нужный срок.
Так и случилось.

История пятая. За чертой жизни

С таким Ветром большинство людей знакомятся лишь единожды. Рождённый дыханием Смерти, он никогда не навещает мир живых. Только проскальзывает по краю бытия, подхватывая на свои крылья души павших и унося их в чертоги Пограничного Замка. Воины всё же встречаются с ним немного чаще, ощущают его редкие прикосновения к своим сердцам – ледяные и обжигающие одновременно.

Но этот Ветер никогда не останавливается. Он проносится над полем брани, вдыхая смрад человеческой жестокости и горечь безысходности, вслушивается в железный скрежет и свист пролетающих мимо стрел. Иногда он подхватывает одну, помогая ей достичь цели. Тогда уж никому не скрыться от удара.

Ветер вздыхает, закидывая на спину угасающую душу, тут же подбирает соседний дух, выбитый из тела противника. И пока слуга Смерти несётся вверх, всё дальше от грохочущего оружием мира, двое лежат на его плечах рядышком. Неосознанно жмутся друг к другу, как братья. Будто и не было всей этой вражды. Будто мир никогда не видел их озлобленными и воинственными. Дальше будет обряд. И суд. И разные дороги, на которых уже не важны земные обиды. Но сейчас они спят. И сон этот блажен и прекрасен.

У ворот замка Ветер сбрасывает ношу свою, а души пробуждаются. Обычные люди пугаются и впадают в уныние. С воинами всё иначе. Они живут в ожидании, потому приходят сюда со осознанием и усталостью. Конечно, грустят. Но и облегчение – нередкий гость в их сердцах. Когда величественная фигура в чёрном выходит их встретить, они выпрямляют спины, интуитивно сжимая рукояти своих мечей. Тонкие линии женского лица выражают спокойную грацию. Сегодня она выглядит ещё бледнее и худее обычного.

– Здравствуй, Смерть, – склоняет голову Ветер.

Та отвечает коротким ответным жестом, а сама продолжает внимательно всматриваться в новые души.

– Сложите оружие, – командует маленький паж, выходя из-за спины хозяйки Замка.

– Здесь нет места вражде, – внушительно произносит Смерть, видя нерешительное промедление.

«Каждый раз одно и то же», – приходит в голову Ветру. После недолгой маяты, прибывших пропускают внутрь. Длинные чёрные коридоры освещает тусклый свет. Сквозь большие окна не просачивается ни одного солнечного луча, но воины всё равно таращатся в них, поминутно останавливаясь. Иногда на их лицах вспыхивают радостные улыбки, в другой раз – на щеках мерцают капли слёз.

– Что они там видят? – однажды спросил Ветер.

– Моменты жизни. Самые счастливые. Самые постыдные. Самые горькие.

Это и есть начало обряда. Бесконечный путь, усыпанный воспоминаниями. Сожаления, обиды, злость. Нужно пережить всё заново, чтобы суметь это отпустить.

Следующий этап – зеркальная зала.

– Зеркала, – говорила Смерть. – Показывают искажения. Мечты и надежды. Варианты того, что могло, но не случилось.

– Разве не жестоко дразнить их теперь? – печально усмехался Ветер.

– Жестокость, как и милосердие, – удел людей. А у нас есть только справедливость. Или ты всерьёз думаешь, что среди иных исходов может оказаться идеальный?

«Одно обретая, теряешь другое», – вспомнилась тогда Ветру мысль, услышанная когда-то в человеческом мире. Выходит, и на Земле есть великие мудрецы. Возле зеркал души наполнялись скорбью и гневом. Стенали и впадали в отчаяние. Но, в конце концов, всегда успокаивались.

Вот только, что с тем широкоплечим человеком? Почему взгляд его кажется таким безумным и… неприятным?

Когда они, наконец, оказались у дверей в обеденную залу, Смерть обернулась к новым своим гостям, чёрные глаза внимательно вгляделись в каждого. «Ей тоже не нравится этот парень». Тонкая рука вдруг схватилась за его запястье. Лицо приблизилось, и воин захотел отступить. Тело дёрнулось, но сил не оказалось. Ноги приклеились к полу. «Хороший трюк», – едва улыбнулся Ветер. Смерть закрыла глаза и напряжённо втянула запах.

– Душегуб, – прохрипела она, будто давала команду.

– На войне, – залепетал мужчина, – разве есть выбор?

– Сколько детей на твоём счету? – спросила она с вызовом, но ответа ждать уже не стала.

Стражники подхватили хилую душу могучего человека и потащили его прочь.

– Что с ним будет? – поинтересовался второй.

– Это Судье решать, – отозвалась Смерть. – А за общим столом ему делать нечего.

Воин хотел спросить что-то ещё, но двери уже беззвучно распахнулись, заставляя стоящих во марке, прищуриться от яркого света. Гомон голосов и наречий выплеснулся в коридор.

– Почему я всех их понимаю? – удивился человек, делая шаг, но никто ему не ответил. Да он и не стал бы слушать. Он уже шёл к огромному круглому столу, за которым бок о бок сидели воины. Его бывшие соратники и недавние враги. Те, кого он знал, и другие – которых никогда не видел. Их лица разнились, как и слова. Они отличались по комплекции и цвету кожи, но почему-то они все казались такими похожими. Почти одинаковыми. В глазах их был покой, а на сердце радость. Они смеялись и шутили. Пели длинные песни, вплетая в мелодию все звуки мира. Они встретили новую душу радостным смехом и счастливыми восклицаниями. Стол ломился от яств, а зала полнилась светом.

– Они будут прощены? – спросил Ветер.

– Это не нам решать, – пожала плечами Смерть.

– Но есть те, кого и ты наказываешь.

– Место за моим столом – почёт, которого достойны воители, но не душегубы. Это не наказание…

«А справедливость», – подумал Ветер. Крылья его задрожали, призывая в новый полёт. Он окинул залу беглым взглядом, пусто здесь не будет ещё долго. Он взметнулся ввысь, отправляясь в новый полёт. Туда, где железо зловеще скрежетало, не предвещая людям ничего хорошего. Сколько душ ему придётся нести на своих плечах в этот раз?..