– Прохор Петрович, финансовый отчет с десятого числа, как вы просили, – услужливая Дианочка низко наклонилась, поправляя несуществующую складку на юбке и выставляя очень даже существующую грудь. Молодое дельфинье тело и мозг птички – колибри. Не хотелось ругаться с отделом кадров, но следующую секретаршу точно будет нанимать сам.

Так думал Зимин, владелец нескольких крупных перерабатывающих комплексов.

Дианочка – классический образец блондинки из анекдотов. И самое неприятное, что она так и норовит залезть в штаны к своему боссу, причем упорно делая вид, что не понимает причин неодобрения этих попыток.

Сам же Зимин, несмотря на сверхдостаток и определенно выраженную привычку иметь все самое лучшее, обходил стороной молоденьких курочек, которые вешались гроздьями ему на шею. Он прекрасно понимал, что привлекает их прежде всего статусом, деньгами. И даже будь у него не такое накачанное тело и ухоженный вид, толпа охотниц ничуть не поредела бы.

Охотницы. Прохор усмехнулся. Надо же, римская Богиня охоты – она же Диана.

Но как бы то ни было, девчонки ассоциировались у него только с ровесницами сына и никакого интереса не вызывали.

Не вызывали до тех пор, пока ему в голову не пришла шальная мысль бросить все и отправиться на встречу одноклассников.

Прохор задумался. Это первый безумный поступок за последние двадцать лет. Может как – то число «двадцать» на него подействовало? Все равно непонятно, какого черта он согласился? Продемонстрировать всем, что он не Прошка – картошка, а сам Прохор Зимин? Глупости! Все, что он делал, он делал для себя, оставив прошлое в прошлом. Загнав его, как мерзкую толстую крысу в темный подвал памяти. Прошка не имеет к нему никакого отношения. Он намеренно ни разу не приезжал в родной город и категорически запрещал тетке Марии, воспитавшей его, рассказывать что-либо о нем. Он регулярно присылал ей деньги, отправлял в лучшие санатории, приглашал к себе погостить в Москву. И тетушка, как истинный тайный агент, крепко держала язык за зубами.

Она и сама получала несказанное удовольствие, когда соседки завистливо оценивали ее ровный загар, который она два раза в год привозила с моря. Понимая, что помогать ей, кроме как племяннику, было некому, они пытались выудить из Марии подробности – чем занимается, сколько получает, сколько жен было, детей, ну и прочие подробности, из которых можно было бы смонтировать не один выпуск «Светской хроники».

И даже когда одноклассницы Прохора пришли за телефоном, чтоб пригласить на встречу, Мария категорически отказала, сказала, что сама передаст.

Прохор набрал номер тетушки.

– Маммария, – изредка он обращался к ней, как в детстве. – Я приеду двадцать девятого. Испеки мне своих пирожков. Лады?

Тетушка радостно заквохтала. Увидеть своего любимца в родном доме – это значило почувствовать себя снова молодой. Вспомнить, как они ползали по полу, собирая простыни пазлов, как ходили в лес по грибы и ягоды, как сражались в морском бою нарисованными корабликами. Сначала она не могла понять, почему Прохор отказывается приезжать домой. Потом смирилась, признав правоту племянника.

С мальчишками у него особой дружбы не было. Худой, длинный, очкастый ботан не разделял общепринятые ценности – не пил, не курил, увлекался химией и физикой, бессменный победитель всех возможных олимпиад, и что особо не приветствовалось в их субкультуре – он много читал. С лидерами у него не сложились отношения по причине того, что он был белой вороной, а с париями он сам не дружил, потому что с ними было не интересно. А прибиваться к какому – либо клану, только чтоб не быть психом одиночкой, он не хотел.

Девчонки тоже обходили стороной стеснительного, добродушного парня. Им больше по душе были наглые, оторвистые. Вот и получилось, что, кроме тетки, в родном городе ему никто не рад был.

Да и сам Прохор был не особо рад этому городу. Так что полная взаимность налицо. Что бы там ни говорили, что родная земля и в горсти мила и прочее, он никогда не испытывал ностальгии по родным местам. Все-таки они греют воспоминаниями, и, возвращаясь туда, человек пытается воскресить ощущения, эмоции. Сердце замирает от узнавания. Каждый дом, дерево, скамейка может поведать о чем-то трепетном, приятном, волнующем. У него же не было никаких приятных ассоциаций. Юность была словно перечеркнута черным маркером.

Прохор приехал на своей машине, без водителя. Очевидно, не хотел никого посвящать в подробности своей прошлой жизни. Выгрузив пакеты с подарками, загнал машину во двор, скрывая от любопытных взоров.

– Прошенька! Деточка моя! – воскликнула тетушка, кидаясь на шею своей тридцатисемилетней накачанной «деточке».

– Мамуля! – практически, как бычок из мультика, растроганно пробормотал он, прижимая к себе взволнованную женщину.

Одно дело, когда Мария приезжала к нему в Москву. Он был на своей территории, и тетушка вписывалась в его мир. Сейчас же он словно вернулся в прошлое. И как бы он не отгораживался от него, оно сейчас лезло во все щели его души своими отравленными щупальцами, оживляя монстров его персонального ада.

С замирающим сердцем он прошелся по дому. Несмотря на то, что тетка получала от него немалые суммы, в том числе и на мебель, она не меняла ее. Только ванную и туалет отделала по современным стандартам.

– Ма, а ты чего старье не повыбрасывала?

– Прош, я законсервировала твое детство, – смущенно ответила женщина. Что-то немыслимо теплое завозилось в его душе, подчиненной железной воле, благодаря которой он преодолел все комплексы и выбрался, как гадкий утенок, из своего жалкого оперения.

В старом допотопном серванте лежал школьный альбом. Словно мерзкую лягушку Прохор взял его в руки и сел на диван. Открыл первую страницу и застыл. Близорукий настороженный прыщавый мальчишка. Фотография класса. Он на заднем ряду сбоку. Ссутулившийся, чтоб стать незаметней. В центре Димыч, заводила и местный авторитет. Чемпион по моральному унижению. Прохор про себя звал его Шерхан, потому что окружен был стаей преданных шакалов, которые набрасывались на каждого, чуть только предводитель покажет пальцем.

Это он знал по себе. Частенько ему доставалось за то, что осмеливался огрызаться и не желал кланяться. Прохор невольно сжал кулаки. А с другой стороны, если бы над ним не издевались, то он и не начал качаться и не научился бы драться. Выработанная привычка выхватывать из информации плюсы дала о себе знать. Мужчина невесело усмехнулся. А какой же плюс можно извлечь из первой не то что неразделенной, а осмеянной, униженной и растоптанной любви?

Вот она – красавица, активистка, звезда. Альбина. Крашеная блондинка с точеной фигуркой, фарфоровым лицом, небесно – голубыми кукольными глазами, аккуратным носиком и чувственными губами, которые ему по ночам снились. А результаты этих сновидений потом на трусах оказывались. Может из-за нее он не допускает к сердцу никого и заранее считает все отношения обреченными?

Обведя глазами одноклассников, он вдруг улыбнулся. Единственное светлое пятно – Катюшка. Тощенькая, плоская, как доска, с такими же, как у него, огромными очками на носу и смешными жиденькими косичками. Такая же заучка, как и он. Они вместе ходили на химический кружок и иногда гуляли после занятий. Она была его жилеткой, утешала, когда Альбина высмеивала его.

Катюшка очередной раз выручила его, когда на Восьмое марта он подарил своей возлюбленной собственноручно сделанный шедевр – пирата на стену из ракушек и дерева.

– Малыш, если ты и дальше девушкам будешь делать подарки своими руками, то и удовлетворять себя будешь тоже своими руками, – и презрительно сморщив носик, ткнула пальчиком в подарок. – Кому пылесборник нужен?

Все подобострастно заржали. А Катюшка взяла пирата и бесстрашно заявила:

– А мне нравится. Спасибо, Альбина. Это же эксклюзив.

– Разумеется, Катенька! Он очень украсит витрину магазина «Подарки для бедных».

Прохор сжал кулаки. Как он мог страдать из-за этой бездушной куклы?! Сейчас позволив себе открыть свой персональный «Ящик Пандоры», он ужаснулся своей ментальной близорукости. Очевидно, рыцарские романы пошли не на пользу – и влюбленность в продажную девку перепутал с служением Даме сердца. Нужно было сразу же завязать на узел все свои фантазии и выкинуть из головы эту любовь. Но нет же! Упорства ему было не занимать, и, следуя примерам литературных героев, добивавшихся любви, он докатился до крайней точки унижения. Прохор скрипнул зубами. Ругать себя – это явно тупиковый путь, но те минуты запредельного унижения, пережитые двадцать лет назад, будто каленым железом выжгли на сердце клеймо позора.

После пирата он решил сделать уже значимый, по мнению модных журналов, подарок. Начал собирать деньги на настоящий, не хэнд мейд. Тогда он был еще не в моде. Прохор купил красивую серебряную брошку – бабочку со стразами. Почему-то ему казалось, что Альбина похожа на эту бабочку. Такая же сверкающая красотой, легкая и нарядная.

На выпускном вечере он осмелился и подошел к своей Даме сердца. Краснея и запинаясь, он достал коробочку и протянул ее Альбине.

– Альбина, я хочу тебе сделать подарок. Чтобы ты всегда знала, что я тебя жду. Если вдруг понадобится помощь, только скажи.

Подошедший Шерхан увидел эту трогательную сцену и заржал:

– Надо же, Прошка – картошка понял, что подарки покупают. Альбиночка, ты же отблагодаришь мальчика? Так, как ты умеешь? – наглец заговорщически уставился на девушку.

До той, наконец, дошло, что приятель что-то затеял, и она ответила:

– Конечно, мой преданный рыцарь заслуживает награды. Мы к этому вопросу еще вернемся.

И действительно, не прошло и получаса, как к нему пошла Марина, фрейлина королевы, и сунула ему в руку записку: «Обещанная награда ждет своего рыцаря. Следуй за подателем сего и ни о чем не спрашивай». Сердце мальчишки гулко стукнуло и будто увеличилось в размерах от счастья – во- первых, ее записка, хранящая запах французских духов, во-вторых, – и это распирало его от восторга – она была написана в стиле его любимых приключенческих романов. Сейчас он понял, что значит выражение – «На крыльях любви». Не помня себя, он, как бычок на привязи, шел за девушкой. Остановились перед дверью малого зрительного зала – выпускной у них проходил в новом Доме культуры.

Марина подала повязку на глаза и, хитро прищурив свои лисьи глазки, приказала:

– Надевай и не подсматривай.

Прохор послушно надел повязку. Тревожные, вернее разумные, мысли, конечно, приходили в голову, но анестезия от влюбленности была сильней.

– Поцелуй меня, мой верный рыцарь! – от звуков любимого голоса он почувствовал, как сладкая дрожь прошила его позвоночник, как ладони вспотели и ноги стали ватными.

Теряя голову от счастья, он почувствовал на своих губах горячие губы. Первое мгновение ему казалось, что земля уходит из-под ног. Однако той химии, о которой столько говорят, не случилось. Жадными руками он обхватил талию девушки и потрясенно замер. Ее руки шарили у него в штанах, расстегивая ремень и ощупывая начинавшую твердеть плоть. А он под своими ладонями почувствовал негнущуюся, крепко сбитую фигуру. Явно не похожую на гибкую, тонкую Альбины.

В ярости он сдернул повязку и, потрясенный, замер.

Глуповато улыбаясь, на него смотрела Даша. Девушка из параллельного класса с явно выраженной степенью дебильности на лице. Родители ее были обеспеченными людьми, поэтому училась она не в спецшколе, а в обычной, получала свои тройки и была доступной в плане секса.

Прохор содрогнулся. Это было просто мерзко. Однако клика Шерхана так не считала. Все его приспешники сидели на первом ряду зрительного зала и дружно ржали. Не хватало только колы и попкорна. Под свист и улюлюканье он выбежал из зала. Хорошо, что это было после вручения аттестатов. На следующее же утро он уехал в Москву и заставил себя забыть обо всем, присвоив этим воспоминаниям статус кошмарного сна.

Прохор убрал альбом. Если б не мамМаша, этот альбом уже давно был бы на помойке.

Болезненный толчок в груди засигналил, что занозу он так и не вытащил. Вокруг нее образовалось уплотнение, не позволявшее ей колоться, но, тем не менее, она никуда не делась.

Внезапно Прохор понял подсознательную причину того, что он здесь. Он хотел реванша. В себе он был уверен, как вкладчики верят Швейцарскому банку. Он легко мог обаять женщин, к тому же сейчас купить способен не только любой подарок, но и полгорода. И эту уверенность окружающие безошибочно считывали.

Купить эту куклу, заставить лебезить и затем послать куда подальше. Внутренний контролер, конечно, расценил эту идею как сверхопасную, ненужную и прочее, и прочее. Да к черту благоразумие! Трахнуть ее, и желательно так, чтоб пощады запросила, чтоб хвостиком ползала и в штаны заглядывала с большей охотой, чем в кошелек.

В конце концов, нужно же избавиться от этой занозы, чтоб дальше жить со спокойной душой.

Поев чудесных Машиных пирожков, переодевшись с дороги, Прохор все-таки пошел прогуляться.

Он шел бездумно, автоматически отмечая знакомые улицы, здания, словно фиксируя их на карте памяти. Новые постройки, новая облицовка старых. Прохор и сам не заметил, что получает удовольствие от своего пребывания здесь. Непередаваемая тишина буквально резала слух. Легкие, непривычные к такому количеству кислорода, готовы были взорваться. И сама неторопливая размеренность жизни, словно на машине времени, перекинула его в другое измерение. И сейчас главное – не начать соответствовать этому измерению, не почувствовать себя прежним Прошкой – картошкой.

Прохор стряхнул с себя наваждение и продолжил экскурсию. Вдруг ноги его повели в библиотеку. Это было его политическое убежище, если можно так сказать. Там он проводил большую часть свободного времени. Закапывался с головой в научные журналы, чуть ли не с благоговением вдыхал запах свежей типографской краски, новой бумаги.

То место, которое дарило умиротворение. С замиранием сердца он переступил порог библиотеки. Интересно, работает ли еще Лидия Семеновна? Пройдя через читальный зал, он подошел к стеллажу с журналами и словно погрузился в нирвану.

– Разрешите вам помочь? – Прохор едва не вздрогнул. Кровь, словно взбесившееся животное, помчалась по венам, пульсируя и обдавая жаром.

Знакомая до боли, грассирующая «р», обжигающая душу. Прохор, судорожно сглотнув, обернулся и застыл.

На него смотрела Альбина. Вернее, ее глаза. Хотя выражение было непривычно умное.

– Альбина?! – едва не заикаясь, воскликнул Прохор.

Девушка мягко улыбнулась и покачала головой.

– Нет, я Света. Альбина – моя мама, – и тень грустинки пробежала по ее лицу. – А вы с ней знакомы?

– Мы учились в одной школе. И ее нельзя было не знать.

Мужчина жадно рассматривал знакомое – незнакомое лицо. Красота не такая яркая, как у матери. Неброская, как среднерусская природа. Какая – то мягкость, скромность сквозили во взгляде, жестах.

Как ядовитая змея, спрятавшаяся в кустах и ждавшая своего часа, кощунственная мысль мелькнула в голове, заставила облизнуть пересохшие губы. Соблазнить девчонку не стоит большого труда, и тогда вопрос об Альбине отпадет сам собой. Это была бы «всем местям месть». Сделать своей любовницей?! Прохор представил, как будет беситься Альбина. Хотя девочка совсем не такая, как мать. Раз пошла в библиотеку работать, значит, ее не пасет богатый папик, не тянут в администрацию на хлебные должности девочки для фуршетов.

Та же точеная фигурка, что и у матери, высокая грудь, тонкая талия, аккуратные бедра. Но все скрыто под мешковатой блузкой и невразумительной юбкой. И соответственно, не пергидрольные волосы, а скромные, пепельные, завязанные в тугой узелок на затылке. Неужели это яблочко упало так далеко от отравленной яблоньки?! Мысли в голове роились, как пчелы, потерявшие свои ульи. И не успели они сформироваться во что-то определенное, как язык уже выдал сам:

– Светочка, не подумайте обо мне плохо. Просто все мое детство и юность прошли в библиотеке, поэтому вы меня так удивили. Такая молодая и красивая и вдруг среди пыльных фолиантов, как какая-то книжная фея.

Девушка смущенно улыбнулась.

– Ну, сейчас не очень – то много пыльных фолиантов. Большую часть работы мы выполняем на компьютере. Помогаем подбирать электронные и аудиокниги. За фею спасибо. Так чем я вам могу помочь? – Света уже взяла себя в руки и включилась в рабочий режим.

– Я двадцать лет не был в городе, поэтому мне уже нужен гид. Хочу попросить вас после работы провести мне экскурсию. А также показать, в каком кафе самая лучшая кухня. Очень хочется вас угостить чем-то невероятно вкусным. Если, конечно, у вас нет ревнивого жениха.

По испуганному взмаху ее ресниц, он понял, что жениха нет.

Прохор подкупающе улыбнулся – он научился располагать к себе людей с первых же минут. И Света не стала исключением – она подпала под его обаяние.

– Так я в шесть заеду? Тогда и расскажете мне все новости о библиотеке! – Прохор уверенно посмотрел девушке в глаза и, улыбнувшись уголками губ, развернулся к выходу.

Светлана завороженным взглядом проводила неожиданного визитера. Понятное дело, в их городке такие породистые мужики не водятся. Тигриная уверенная походка, аристократичная манера держаться, ухоженный вид – все говорило о его статусности. Даже местные богатеи, у которых, по слухам, денег куры не клюют, выглядели иначе и вели себя иначе. Одно слово – быдловатость – объединяло их всех.

К сожалению, в ее доме подобные экземпляры были частыми гостями. Дорогое вино, деликатесы – этого в их холодильнике было предостаточно благодаря им. Но когда посреди ночи вдруг кто-то соскучится, и мамин телефон начинает трезвонить, Свете казалось, что лучше бы они жили впроголодь.

Тем более, что она всерьез опасалась их приставаний. Привыкшие себе ни в чем не отказывать, без стеснения «снимавшие» молоденьких девчонок, эти хозяева жизни запросто могли сделать с ней что угодно.

Удерживало лишь то, что мама, работая методистом Дома культуры, умудрилась завести дружбу со многими важными лицами из администрации и была со всеми на короткой ноге. Поэтому с ней считались. И еще. По некоторым репликам Света поняла: мать просто опасалась, что выйдет в тираж, если дочь перестанет отшивать ее кавалеров. Соперница ей была не нужна, и она всячески поощряла ее монашеские наряды.

В общем, Света не жаловалась на жизнь, но ощущение душевной неприкаянности не покидало ее. Ей до чертиков хотелось выбраться из этого болота, быть уверенной в том, что ее не потянут в постель чьи-то похотливые волосатые руки.

Приглашение Прохора она восприняла как подарок Судьбы.

А сам Прохор понял, как, не поступаясь с честью, сделать дочь оружием мести матери.

Прохор вошел в зал, когда народ начал рассаживаться. Мгновенно он выхватил взглядом свою «принцессу» и, словно крейсер, раздвигая толпу, прошел к ней. Он чутьем бизнесмена умел угадывать наиболее выигрышный момент. И сейчас использовал секундную заминку в шумных разговорах: его уверенное «Привет всем» сработало как разорвавшаяся бомба. Бывшие одноклассники и одноклассницы открыли рот, увидев импозантного, явно не местного разлива мужчину, за которым незримо тянулся насыщенный шлейф успеха и харизмы.

Спасибо, сердце не дрогнуло. Хотя на принцессу Альбина уже не походила. Скорей на королеву. Вернее, на королеву – мать. Те же пергидрольные локоны, чувственные губы, хищно обведенные красной помадой. Глаза, потеряв выражение кокетливой легкости, смотрели цепко, оценивающе. Слегка припухшие веки говорили о том, что былая красота стремительно уходит под напором спиртного. Фигура, понятное дело, не могла оставаться похожей на тростинку, но сейчас она была налита какой-то бабской тяжестью, и обтягивающее красное платье сделало ее слегка похожей на ветчину в сеточке. Очевидно, ее мозг сопротивляется возрастным изменениям и по привычке разрешает надевать то, что выгодно смотрелось много лет назад, а сейчас не украшает, а скорей заставляет удивляться. Но, тем не менее, внимание привлекает. Туфли на высоченных каблуках немного уравновешивали образ, выгодно подчеркивая крепкие, ровные ноги.

– Здравствуй, Альбина, – он оценивающе оглядел бывшую свою мечту, добавил чуточку властности во взгляд, и его широкая, соблазняющая улыбка массового поражения достигла своей цели. Взрослая кокетка мгновенно подобралась, встала в охотничью стойку. Она не могла понять, кто перед ней, но то, что он выделил ее из всей толпы, очень польстило ее самолюбию.

Она игриво улыбнулась, мысленно скрестив пальцы за спиной в надежде, что этот красавчик попадет в ее сети.

Ей до тошноты надоели ухажеры, которые и не думали на ней жениться – держали как девочку для развлечений. И вдруг такая крупная рыба!

Видя, что Альбина никак не сообразит, кто перед ней, он решил облегчить процесс узнавания. Протянул ей руку и сказал:

– Прохор. Зимин. Очень рад, что ты организовала встречу. Чувствуется подход профессионала.

– Спасибо. Рада тебя видеть.

Изумление, отпечатавшееся на ее лице, быстро сменилось утроенной любезностью – Марина, работавшая в ювелирном магазине, уже шепнула ей на ухо: «Ролекс настоящий, очки в оправе из золота».

– О, Прошка-картошка! А чо, говорят, ты крутым стал? – Эдик, главный прихвостень Шерхана, пришел на мероприятие уже слегка «согревшись» и увидев, что бывший заморыш ведет себя не по понятиям, тут же решил расставить точки над i.

Прохор развернулся к нему всем корпусом и медленно, чтоб наверняка донести до оппонента смысл, отчеканил:

– Картошка в огороде. А применительно ко мне настоятельно не рекомендую упоминать о ней.

– Бесстрашный? А то чо будет?

– Красивого ничего. Зубы свои по асфальту будешь собирать.

– Крутой? – Эдик собирался резко ударить наглеца под дых, однако Прохор молниеносно перехватил его руку и, применив болевой прием, заставил нападавшего буквально заскулить.

– Козел! Урою! Отпусти! – визжал он.

– Ты хочешь что-то сказать или это генератор случайных слов включился? – Прохор насмешливо посмотрел и добавил: – Не успокоишься – сломаю руку.

– Прохор, отпусти его, – еще более заинтересованная Альбина шепнула ему на ухо: – Не связывайся с ним. Он сидел.

– Приятно, что ты волнуешься, но большая половина моих инвесторов тоже сидела. Поверь. Я знаю, как и с кем разговаривать.

Рейтинг Прохора в глазах Альбины подскочил до уровня Полубог.

– Я всегда была уверена, что ты станешь самым крутым из нас. У тебя истинно бойцовский характер.

Прохор сделал вид, что поверил. Тут его отвлекли бывшие аутсайдеры, которые, повзрослев и более – менее обретя жизненную устойчивость, уже не писали в штаны при виде Шерхана и вели себя естественно.

Разговор, начинавшийся в одном углу, подхватывали в другом; воспоминания, узнавания, воодушевление уже создали атмосферу непринужденности. Шерхан, почуяв, что меряться хвостами с Прохором, обойдется себе дороже, вывел на улицу Эдика и сделал внушение. Таким образом об инциденте вскоре забыли.

Сев рядом с Альбиной, Прохор окончательно убедился, что осуществить задуманное не составит труда. Пока его жертва упоительно щебетала. Прохор усиленно подливал ей спиртное и рассматривал зал.

Уже который раз его взгляд останавливался на интересной девушке. Понимая, что это его ровесница, очевидно из параллельного класса (вечер был организован и для «ашек» и для «бэшек»), он не мог назвать ее женщиной (даже про себя).

Она выделялась каким-то неуловимым шармом, элегантностью. Она не танцевала, но когда выходила подышать, Прохор буквально пожирал глазами ее изящную фигурку. Она была похожа на фарфоровую статуэтку – хрупкая, легкая, изящная, как лучик солнца в этом душном, уже пропитавшемся винными парами зале.

Подвыпивших одноклассников она отшивала буквально одним взглядом.

Все это стремительно прибавляло ей очков в глазах Прохора. И хотя по факту, пришел он сюда с одной целью, прекрасная незнакомка взбудоражила его ум и заставляла постоянно боковым зрением следить за ней.

Акция возмездия прошла все подготовительные стадии. Альбина уже держала свою руку на его колене, намереваясь подняться выше. Пора было заканчивать с этим фарсом. Он уже проплатил ВИП – зал, оставалось под софитами любопытных взглядов отвести ее туда.

Объявили белый танец. Альбина, с младых ногтей впитавшая расчетливость и прагматичность, уже мысленно рассматривала номера счастливого лотерейного билетика, который сам упал ей в руки. Она встала, выгнулась по – кошачьи и подала Прохору руку.

По-хозяйски приобняв за талию, он вывел ее в центр зала. Несмотря на то, что Альбина располнела, она не потеряла пластичности и напоминала сейчас сытую кошку. Занятия спортом и несколько уроков танцев и Прохора сделали неплохим танцором. Поэтому внимание всего зала было приковано именно к этой паре.

Алкогольный драйв и всеобщее желание погулять от души делало движения всех танцующих все более раскрепощенными. Прохор, крепко прижимая к себе партнершу одной рукой, другой нагло скользил по ее телу, жадно сжимал ягодицы и вновь понимался вверх, оглаживая шею и задевая грудь. Женщина еще жарче прижималась к нему, практически ласкаясь.

Прохор уже собрался увести попавшую в ловушку хищницу в ВИП, как буквально остолбенел. Его пригвоздил взгляд незнакомки – осуждающий и немного печальный. Прохору показалось, что каждый позвонок его прошила молния. Этот взгляд…Как в сумасшедшей перемотке, пленка его жизни стремительно отмоталась на пару десятков лет назад.

Катюшка! Несомненно, это была она. Волна необъяснимой радости захлестнула душу. Его замысел, практически осуществившийся, сейчас показался ему низким, мерзким. Чувство гадливости к себе переполнило все его существо. Тупо трахнуть Альбину – означало опуститься до уровня Шерхана, до уровня звериной стаи. Но и погасить азарт мести он тоже не был готов.

Придерживая за попу, Прохор отвел свою партнершу в ВИП – зал, где уже был накрыт стол. Налил виски в бокалы.

– За приятную и многообещающую встречу, – сделав вид, что пьет, он проследил, как содержимое бокала попадет внутрь Альбины. – Сейчас, малыш, я на секунду отлучусь на кухню.

На кухню он и, правда, отлучился, сунув купюру официантке, попросил пригласить ведущего.

Еще одна купюра, и зал замер от неожиданности.

– Екатерина Сидорова, вас ожидают у входа в ресторан.

Прохор через служебную дверь выскочил во двор, на бегу вызывая такси, и, словно мальчишка, испытывая небывалый драйв, несся, огибая ресторан по периметру. И очень вовремя выбежал ко входу.

Катя вышла на улицу и начала подозрительно осматриваться. Прохор осторожно, как индеец, подошел сзади и, обняв, поцеловал ее в макушку. Она вздрогнула, но не отпрянула. В отличие от Прохора, она его узнала сразу, и сейчас на сто процентов была уверена, что эти сильные руки, горячие губы, опалившие ее волосы, принадлежат ему. Ее позврослевшему Принцу, ставшему Королем.

– Даже не будешь спрашивать – кто? – низкий, бархатный голос обволакивал, дарил такое тепло, что хотелось в нем раствориться. Кате казалось, будто так было всегда. Так должно быть. Так правильно. Она знала, что именно так пахнет ее мужчина. Тот, которого можно ждать долгие годы.

– Ты тот, кто снился мне ночами. Добрый, смелый, честный, умный.

Вывернувшись в его руках, она уткнулась лбом в накачанную грудь. Смущенно подняв глаза, она улыбнулась.

Прохор нервно сглотнул. Не опасаясь, что это желание вызвано алкоголем, он понял, что безумно хочет поцеловать эти мягкие губы. Одной рукой продолжая прижимать к себе эту трогательную, безумно притягательную женщину, не спрашивая разрешения, он захватил ее губы требовательным, жадным поцелуем.

Ошеломленная таким стремительным развитием событий, Катя, как зачарованная, подчинилась воле мужчины.

Не насытившись, но желая расставить все на свои места, Прохор, тяжело дыша, спросил:

– Надеюсь, ты не восприняла мои ухаживания за Альбиной всерьез?

– Нет, я видела, как в твоем взгляде мелькало презрение. Ты хотел с ней переспать и таким образом отомстить?

Прохор еще крепче прижал к себе чуткую, все понимающую подругу.

– Зря ты меня умным назвала! Я, болван, только сейчас понял, что из всех женщин, которые у меня были, никто не дарил мне такого блаженного состояния духа. Состояния безграничного доверия, которое может дать только настоящая женщина. Катюш, прости меня. Ты была умней меня. Все –таки книги – это не всегда польза. Я, как романтичный идиот, был уверен, что влюбляться нужно только в Королеву, первую красавицу. – Не желая больше заниматься самобичеванием, он перевел разговор. – Поехали туда, где ты обрабатывала мои раны?!

Катя улыбнулась. В школе у нее всегда в портфеле была перекись водорода и вата. И она, как настоящая сестра милосердия, лечила его ссадины.

Они сели в подъехавшее такси. Их любимым местом был островок, уединенное, удаленное от суеты место. Пара лежавших бревен заменяли скамейки, а пенек – стол, на котором можно было писать.

– А Альбина? Ты с ней разобрался? – Катя, как ни храбрилась, но голос ее дрогнул. Ее интересовал вопрос – собирается ли он переспать с извечной соперницей.

– Главное, что я разобрался с собой. Правда, у меня еще есть одна гадкая идея. Если я неправ, останови меня. Я познакомился с дочерью Альбины и хочу, чтобы она поехала с нами, – почувствовав, что Катя пытается отгородиться от него, он поспешил объясниться: – Глупенькая, ты чего подумала? Мне нужна секретарша, а ей нужна возможность нормально жить, не вздрагивая от ночных звонков мамашиных ухажеров. Я ее свозил в ресторан, и она разоткровенничалась. Совсем не умеет пить девчонка.

– Я сначала испугалась. Я не против. Тем более Светланку я хорошо знаю. Альбина закрутила роман с женатым крутым бизнесменом из Воронежа. Она рассчитывала, что он на ней женится и просчиталась. От нее все отвернулись. А я иногда помогала ей. Вот Света меня и помнит. Она правильная девчонка.

– Наверно, потому что ты с ней часто общалась! – Прохор умиленно посмотрел на свою Катюшу. Какое ж доброе сердце нужно иметь, чтобы помогать той, которая ее ни во что не ставила, не упиваться торжеством справедливости, а по – человечески поддержать в, действительно, трудную минуту! Мстить может низкая душа, и только чистая, возвышенная душа способна прощать.

В очередной раз Прохор изменил план. Он лелеял бредовую идею, как в плохих драмах, прийти в дом к Альбине с шикарным букетом, чтоб она растеклась, как сладкая лужица в предвкушении триумфа, и обломать. Сказать: «Альбина! Хочу сделать предложение…твоей дочери!» и не уточнять, что предлагает должность секретарши.

Его буквально трясло от нахлынувших эмоций. Мозг, привыкший все структурировать, раскладывать по полочкам, иметь четкое и ясное видение всех вещей, сейчас готов был взорваться. Его раздирало желание овладеть этой тонкой, хрупкой красавицей. Ее грудь, легко поместившаяся бы в ладони, манила так, что приходилось прятать руки. То и дело его голос срывался, в паху нарастало такое возбуждение, что казалось, вся кровь ринулась туда, по пути смывая все мысли.

Еще чуть-чуть, и могло произойти короткое замыкание. Однако Катя, еще в школе отличавшаяся мудростью, помогла своему Принцу, избавив его от ненужных объяснений и предложений.

– Давай купаться? – совершенно просто и естественно предложила она.

– Кать, ты ж понимаешь, что после купания нужно будет согреться? А то может и до купания дело не дойти. Я перед тобой и так виноват, а то совсем будешь считать меня животным, – Прохор пытался изо всех сил соблюсти приличия и был благодарен Кате за то, что она так легко избавила его от терзаний.

– Молнию расстегни! – Катя повернулась спиной к своему мужчине, и тот дрожащими руками, волнуясь, как перед первой близостью, избавил ее от платья. Точеная фигурка гибко изогнулась в его руках, разбивая вдребезги всю его неуверенность. Легкие пальчики аккуратно, пуговичка за пуговичкой расстегнули его рубашку, скользнули к ремню.

Задыхаясь от переполнявшего желания, Прохор перехватил инициативу. Жаркие стоны, хриплые вскрики, нежные слова подтверждали – любовь, загнанная на много лет в небытие, вдруг ожила. Взорвала мир мужчины и женщины, как проснувшийся вулкан, сметая все препятствия на своем пути.

Наутро Прохор представил тетушке свою избранницу.

– МамМаш, это моя Катя! Я забираю ее в Москву.

Хорошо, что пожилая женщина знала Катю, и поэтому тактично промолчала. Искусанные губы, размазанная тушь, кое-как собранные волосы – не так она себе представляла первый визит невестки.

– Давайте чай пить, проголодались – поди? – в душе тетушки шла самая настоящая борьба титанов. Ханжество, присущее многим пожилым дамам, забывшим «свое» и непередаваемая радость за любимого Прошеньку – наконец – заведет нормальную семью.

– Катенька, а ты ж учительницей работаешь? Что преподаешь? – хозяйка дома завела светскую беседу.

Прохор, зайдя сзади, обнял свое сокровище и уверенно заявил:

– Химию, разумеется!

Катя улыбнулась и прижалась щекой к обнимавшей ее руке.

– Нет, не химию. Я преподаю в начальных классах.

– Ну ты ж химию любила? И на кружок со мной ходила! – обескуражено воскликнул Прохор.

– Это ты любил химию, а я любила тебя…