Опираясь о стену, на дрожащих ногах я подошёл к приоткрытой двери и прислушался.

– Конечно, у нас есть жертва. Один из их рода как раз находится под нашим присмотром.

– Вы уверены, что он подходит?

– Разумеется, иначе, зачем бы мы его растили столько лет, – недовольно ответил староста, пожилой мужчина с крепким телосложением и острым взглядом.

Второй, молодой жрец в белоснежной рясе с замысловатым узором, напоминающим золотые молнии, удовлетворённо кивнул.

– Тогда сделаем всё, как нужно.

– Да, – староста улыбнулся.

Сердце быстро билось в груди, ноги ослабели. Я навалился на стену и едва не рухнул. В голове загнанной птицей металась мысль: “Ну почему всё так, когда, наконец, начало налаживаться?!”

Горло сжало от обиды. Ветер всколыхнул мои волосы, и в меня потекла его магия, напитывая тело. Облизнув пересохшие губы, я сжал ладонь в кулак и прошептал:

– Ну уж нет. Теперь я вам не дамся!

***

Я проснулся от удара ставен, распахнувшихся от дыхания весеннего ветра. Ароматы свежести и солнца хлынули в небольшую комнатку, разгоняя запах затхлости и горьких лекарств. Потянув руку в сторону окна, я надеялся почувствовать, как лучи щекочут кожу. Но мне немного недоставало, рука оставалась в тени.

Тело отозвалось болью, когда я перекатился набок, чтобы вновь вытянуть руку к солнцу. Золотистый лучик мазнул по пальцам, но я не успел его почувствовать, рука упала вниз. Было слишком сложно удерживать её на весу.

Посмотрев на свою кисть, на которой остро выделялись косточки, а кожа стала такой бледной, что скоро меня начнут путать с призраком, я вздохнул. Нет, я не был зол на судьбу или на мистических богов за то, что они дали мне столь хрупкое тело. Мне всё ещё повезло, что я до сих пор мог жить и ощущать малые, но такие приятные прелести жизни.

По крайней мере я всё ещё мог чувствовать чудесные запахи трав и леса. Они словно соединяли мой мир одиночества с тем, что был за дверью, где играли в догонялки и чехарду мои ровесники, девчонки и мальчишки лет четырнадцати.

А я… я лежал в кровати с утра до ночи, с ночи до утра и даже не мог встать с кровати. Так было уже восемь лет. Мои родители, если таковые хоть на минуту ими себя считали, избавились от меня, как только поняли, что со мной что-то не так. Поэтому усыпили простеньким одноразовым артефактом и оставили на пороге дома деревенского старосты. Его сердобольная жена не дала выкинуть шестилетку на улицу, с тех пор она обо мне заботилась и стала мне вместо матери. Но постепенно её добрый взгляд менялся на холодный и равнодушный. А недавно она стала смотреть на меня со злостью. Она всё также исправно накладывала на меня поддерживающие заклинания и приносила горькие лекарственные отвары. Но теперь я читал в её глазах: “Когда же ты, наконец, умрёшь?”

Но она никогда не произносила этого вслух, за что я был ей безмерно благодарен. Единственное, чего я не понимал, почему семья, в которой я жил, до сих пор от меня не избавилась?

Лишний рот никогда не был чем-то хорошим, если не мог отработать свою еду. А я не просто не мог, вряд ли вообще когда-то смогу им чем-то помочь, да и ухода за собой требовал. На самом деле, я был бы не против умереть, если бы они так решили. Самостоятельно я бы не смог прожить на этом свете и дня. Только благодаря их состраданию, я до сих пор вдыхал воздух полной грудью.

Вдохнув слишком резко и много, я закашлялся. Мой кашель был едва слышимым, слабое тело не позволяло даже кашлять вдоволь.

Но всё это вовсе не значило, что я хотел умирать. Совсем наоборот, я жаждал жить.

В раскрытом окне появилась светлая макушка восьмилетней девчушки. Это была Марта, хозяйская дочь. Возможно, я мог бы считать её младшей сестрой. Ведь я даже помнил день, когда она родилась.

– Эй, Задохлик! Всё лежишь? – широко улыбнулась она.

Я улыбнулся ей в ответ.

– Лежу… – сипло прошептал я.

– Не слышу тебя! Говори громче! – приложила она руки ко рту.

Моя улыбка слегка угасла. Я не мог говорить громче.

– Хватит там пролёживать бока, пойдём к нам играть! – кричала Марта.

Соседский парень чуть постарше схватил её за плечо и стал отчитывать. Голова Марты пропала с моих глаз.

– Что ты к нему пристаёшь? Как не устала до сих пор? Ясно же, что он никогда не сможет быть с нами, он даже ходить не может, хватит сюда бегать. Мы же договорились здесь не играть, – голос удалялся.

В проёме окна появилась тёмная макушка, а за ней и ухмыляющееся лицо парня моего возраста. Он был неместным, темнокожим, но всё же вписался в нашу деревушку куда лучше моего. Его уже давно считали своим. А меня вот нет, хотя я жил среди них куда дольше чужака.

– Задохлик всё никак не сдохнет? – с гадкой ухмылкой спросил он.

– Да уж, удивительное упорство, – присоединился к нему ещё один рыжеволосый парень, что смотрел на меня, словно увидел нечто омерзительное. – Я слышал, что с такой болезнью, как у него, вообще не доживают до шестнадцати. Что в детстве ещё ничего, но с каждым днём ему будет становиться хуже.

– Ну до шестнадцати он пока и не дожил. Может, и не доживёт, – всё это они говорили, смотря прямо на меня, но при этом, словно не считая за человека, что мог испытывать эмоции, которому могло стать больно от их слов. – Не знаю, что уж староста в нём нашёл, что до сих пор не сбросил в помойную яму.

Я сжал губы. Их слова были обидными, но я уже привык. Главное, чтобы они до дел не доходили. А то были и такие случаи… Хорошо ещё хоть, что дом старосты не сарай, защищён лучше всех в деревне, проникнуть в него не так уж и просто.

– Как это ты не знаешь? – рассмеялся чужак. – А я вот знаю. Растят они его для кой-чего… – дальше голос стал едва различимым, перейдя на шёпот. А затем оба парня захихикали и ушли.

Что они сказали? Меня растят для чего-то?

Верить их словам не стоило, но это бы объяснило, почему меня до сих пор не выкинули вон. Только вот для чего мог понадобиться немощный подросток?