Этот день все ждут с содроганием. Кто-то храбрится, старается не думать о плохом, но он всегда наступает неизбежно и внезапно. Ещё с вечера Мария, укладываясь спать, по привычке распланировала завтрашний день. Хотя, казалось бы, чего там планировать, когда ты давно на пенсии? Но ей так было спокойнее. Это вселяло хоть какую-то уверенность, что этот день ещё не наступит. Не он, не завтра. Хотя, признаться, она давно к нему была готова: устала, груз прожитых лет давил на разум, тело…

Сон не шёл. Отчего-то вспомнились ученики. Все те мальчики и девочки, что вылетели из-под её крыла. Их лица, горящие глаза остались в памяти. Мало кто навещал её теперь… Но она не обижалась, у них свои дороги, своя жизнь… Кто знает, как эти пути трудны и с чем им приходится бороться, что преодолевать? Наверняка просто нет времени, чтобы слушать ворчание своей совсем уже старой, первой учительницы…

Мария прикрыла веки и даже не поняла, как он настал. Вернее, закончился. Её последний день.

Сначала ей показалось, что она провалилась в ватную дрёму, и это мысли в её же голове продолжают жужжать, жужжать… Но после, глубоко заснув и изредка выныривая в эту ватность, прислушиваясь к голосам, она осознала, что умерла. Более того, переродилась.

По обрывкам разговоров поняла, что её душа заключена в теле сестры-близнеца, поглотившей её тело ещё в эмбриональном периоде. Та девочка росла, жила, а Маша оставалась в ней как в анабиозе: лишь изредка прислушивалась к тому, что происходило снаружи, но не могла ничего видеть и ощущать.

Вот же удивительное дело! Мария помнила, кто она и откуда. Девочку, в которой она была, назвали очень созвучно – Мари. Мир оказался магическим, полным волшебства, и изредка Марии было жаль, что она не может взглянуть на него хотя бы одним глазком. Но в то же самое время она понимала, что произошла какая-то ошибка и было бы несправедливо по отношению к Мари, если бы она, старуха, заняла её место. Что видела та душа? У неё всё впервые и впереди, а у Марии… уже всё было. Поэтому она даже не предпринимала попыток отвоевать себе кусочек жизни, предпочитая спать и лишь иногда слушать.

Мать Мари, увидев, что у неё вместо обещанных магов-близнецов родилась лишь одна девочка, отдалилась от неё, считая это дурным знаком: в их мире маги рождались уравновешенными парами, один светлый, а второй тёмный. Поодиночке на свет появлялись лишь простолюдины без магического дара. Лекарь пытался убедить женщину, что малышка поглотила в утробе свою близняшку, поэтому наделена обоими видами магии, но та была непреклонна и не принимала дочь. Очень скоро графиня бросила девочку на своего, как она выражалась, «бесхребетного муженька», да и укатила в другое королевство с кем-то, кажется, бароном.

Отец же в дочери души не чаял. Баловал, как мог, и Маша, будь у неё тело, обязательно укоризненно покачала бы головой: любить детей строго обязательно, но доводить до подобной вседозволенности – совсем не дело!

С малых ногтей Мари уверяли, что она особенная. Что нет её краше и приятнее. Но чем старше она становилась, тем отчётливее выявлялось, что двойная магия в её теле блокирует сама себя, и девочка никогда не достигнет высот на этом поприще. Но и тут нашлись льстецы, принялись уверять отца-графа, что малышка наверняка родит сильнейших магов, а значит, она – уникум, бриллиант, и брак с нейжеланен для любого претендента. Девчушка возгордилась ещё больше.

К моменту её дебюта в столице все слуги в замке выли от неё: проказы Мари давным-давно перешагнули все границы, она издевалась над людьми намеренно и с глумливой жестокостью. Отец Мари и рад был уже ей что-нибудь сказать, но хитропопая девица каждый раз обставляла всё так, что жертвой в случившемся всегда оказывалась она.

В столице Мари, конечно же, вызвала фурор: две магии в одном сосуде! И девушка блистала. Прилагала все силы, чтобы интерес к ней не угасал. Точно опытная интриганка, сама о себе распускала слухи, чтобы потом их же и опровергнуть. Высший свет был от Мари в восторге!

Не удивительно, что маги-юноши обеих стихий вились вокруг неё, балуя подарками и вниманием, а магессы набивались в подруги.

Мария среди кавалеров особо выделяла одного северянина. Конрад Махонад. Он отчего-то прибыл на балы один, без брата, по характеру был скромен и уравновешен. Ей нравилось, как он ухаживал за Мари, что говорил, и по всему было видно, что мужчина влюблён всерьёз.

Но взбалмошная девица, вдоволь наигравшись, заставила мага при всех преклонить пред нею колено и признаться в любви. А после, когда он это сделал, рассмеялась ему в лицо, прилюдно унизив и растоптав его чувства. Машу покоробила низменность поступка, и впервые она пожалела, что не имеет связи с сестрой: ух, и высказала бы она ей! А ещё лучше – хорошенько отшлёпала бы!

Женщина ожидала, что оскорблённый гордый северянин вспылит, осыплет бранью негодяйку, но он лишь вымолвил лаконично:

– Спасибо за мечту.

И столько пронзительного было в этой фразе! Как он надеялся, что небезразличен ей! О том, что рисовал уже в уме совместный быт и жизнь… И как сильно ранила она своим поступком, выдрав ему сердце…

«Спасибо за мечту»… М-да уж… Спасибо…

Марии было неимоверно жаль его. Ей очень захотелось увидеть того, кто в юности своей по мудрости был на голову выше её, давным-давно убелённой сединами женщины.

Видимо, это желание было столь сильно, что Мироздание услышало его и явило справедливость: утром девица с подругами отправилась в парк на пикник и, переходя дорогу, попала под копыта понёсших лошадей.

** *

В этот раз Маша пробуждалась столь болезненно, что невольно подумалось, что так, наверное, только рождаются. Но она, за годы заточения в теле близняшки, привыкла к беспомощному положению, что и помыслить не могла, что душа Мари могла покинуть тело, оставив её в полном одиночестве.

Глаза резануло от света, добавившего страдания. Маша попыталась проморгаться, но это совсем не помогло.

– Леди Бодо, – раздался знакомый голос лекаря, – постарайтесь не шевелиться. С вами случилось несчастье. Чудо, что вы выжили!

Мария привычно расслабилась, собираясь слушать очередное представление: сестрица наверняка закатит скандал, и скоро вокруг неё начнётся столпотворение. Но миновала секунда, другая, а Мари молчала. Это встревожило не только женщину, но и целителя.

– Леди Бодо, вы меня слышите?

Непроизвольно веки дрогнули, и Маша вновь зашипела от резанувшей в глазах боли.

– У вас явно световая болезнь из-за ударов по голове, – послышался взволнованный голос лекаря. – Постарайтесь не открывать глаза, я сейчас положу на них смоченную в зелье повязку, и боль уйдёт… Так вы слышите меня? Мой голос доставляет вам беспокойство? Вам кажется, что звук слишком резкий или, наоборот, тихий?

Маша не понимала, почему капризная девчонка не откликается, проворчала:

– Слышу-слышу, – как ей показалось, мысленно. Но тут же вздрогнула, услышав хриплый женский голос, который произнёс то же самое.

До неё, наконец, стал доходить весь ужас сложившейся ситуации: впервые за долгие годы Маша не ощущала сонливости; бьющий по глазам свет доставлял ей беспокойство, хотелось пить и… о, боже-боже! Неужели, это значило, что душа Мари упорхнула из тела, полностью вручив его ей?! Маша не была такой хваткой, как юная наследница рода Бодо!

А отец?! Подруги?! Высший свет?! Они все моментально поймут, что произошла подмена! Что же делать?!

Мысли хаотично метались от охватившей Марию паники. Она ощутила прикосновение к глазам влажной ткани и переполошилась ещё больше: ей срочно требовалось что-нибудь сказать! Мари наверняка бы обругала целителя из-за слишком холодного, горячего или влажного компресса, но из-за врождённой интеллигентности у Маши язык не поворачивался осыпать бранью того, кто старался помочь ей. К тому же, боль действительно почти сразу ушла.

– Не слишком горячий? – будто подслушав её мысли, забеспокоился лекарь.

– Благодарю, всё в порядке, – ответила она, даже не задумываясь. Вот, пожалуйста! О чём и речь! Её раскусят в два счёта!

Мужчина удивлённо кашлянул, помолчал и строго бросил кому-то:

– Прошу всех выйти! Мне нужно осмотреть леди Бодо ещё раз. Ну же! Живее! Прочь, прочь!

Послышались шаги, шуршанье тканей, тихое женское ворчанье, Маша узнала голоса служанки и подруг Мари. Она затаилась, страшась того, что должно было случиться, но всё равно произошло. Слишком быстро, на её взгляд.

– Вы же не Мари, дорогая, не так ли? – нахмурился лекарь, убирая с её лица компресс.

Маша приоткрыла глаза, чтобы тут же отвести их в сторону от мужчины. От волнения теребя кружево на рукаве, облизнула пересохшие губы, не зная, что теперь делать: врать Маша патологически не любила и всегда учила детей, что это плохо.

– С-с ч-чего вы взяли?.. М-мне просто нехорошо… – пролепетала, чувствуя, что краснеет, как школьник, подделавший подпись родителей в дневнике и пойманный на горячем.

– Я всегда подозревал, что в этом теле, имеющем два магических резерва, наверняка притаилась ещё одна душа, – проворковал целитель. Заключив голову Маши в ладони для осмотра, он поочерёдно оттягивал нижние веки на её глазах. – Смотрите вверх, пожалуйста. Так, хорошо. И тут тоже. Так, как прикажете к вам обращаться, сударыня? – отпустил её и вновь одарил очаровательной улыбкой.

– Можете обращаться ко мне так же, как и раньше. Хотя я привыкла, что меня называют Марией, – поморщилась она, невольно отодвигаясь, и лекарь помог ей сесть, подложив под спину подушку. И тут же поспешно спохватилась: – Но в случае чего, я буду всё отрицать! И скажу, что ничего не помню!

Целитель заговорщицки подмигнул и протянул ей ладонь:

– Конечно-конечно! Такая травма вполне могла вызвать амнезию, я готов подтвердить! Леди Мари… Мария, но всё это будет, если вы согласитесь, чтобы я стал вашим личным целителем и сопроводил вас из столицы в имение…

– Вы хотите провести надо мной опыты? – подозрительно прищурилась Маша.

– Ничего болезненного или оскорбляющего ваше достоинство! – заверил он.

Она нахмурилась, обдумывая предложение. Несмотря на то, что Маша находилась в этом теле с рождения, знания о мире у неё были минимальные, и ей требовался тот, к кому бы она обратилась за разъяснениями. Лекарь мог стать отличным источником знаний.

– Хорошо, – сдалась она и пожала протянутую руку, – я согласна.

– Великолепно! – обрадовался мужчина. – Не возражаете, если я опять осмотрю вас?

Маша смиренно кивнула и легла, прикрыв глаза и позволив лекарю водить над собой руками, магически сканируя.

** *

Дождавшись от короля послание с выражением сочувствия о случившемся и дозволением вернуться в родовое имение, Мария распорядилась в тот же день выехать в усадьбу, хотя чувствовала себя день ото дня хуже, вопреки заверениям господина целителя, Рэя Каффера, что с телом всё в порядке.

Родись они, как и было им положено, у Маши была бы светлая магия, а у Мари — тёмная. Когда душа девушки покинула тело, главенство резервов изменилось, и тело почти мгновенно исцелилось. Что вызвало у Каффера бурный восторг.

В процессе осмотра оказалось, что теперь Маша, в отличие от Мари, вполне может управлять магией: она быстро научилась сканировать магическим зрением всё вокруг себя, и лекарь заверил, что дальнейшее овладение силой – дело техники.

Однако объяснить, почему девушка недомогает, Каффер не мог.

– Может быть, тело реагирует так на энергетическое изменение в себе и нужно просто подождать, когда оно привыкнет? – предположил он.

Маша в ответ только пожала плечами: если не знает он, то ей тем более неведомо.

К плохому самочувствию добавлялось то, что путь до родового имения был долог, а карета, как и её одежда, комфортом не отличалась. Маша, к своему стыду, несколько раз падала в обморок, и им приходилось останавливаться, чтобы дать ей передохнуть и прийти в себя.

Отец Мари, граф Энтони Бодо, встревоженный известием о трагедии в столице и задержкой прибытия дочери, выслал им навстречу отряд воинов. И Маша, стиснув зубы, приказала себе держаться из последних сил, а кучеру велела гнать лошадей без остановки до самого имения.

Едва сойдя с подножки кареты, Маша попросила служанку отвести её в покои Мари. Не обращая внимания на укоризненные взгляды воинов, не дожидаясь, когда её встретит отец, ушла. Стойко отшагав по галереям с прямой осанкой и высоко поднятой головой до комнаты, Маша прямо на пороге упала в обморок. И последнее, что она услышала, был пронзительный вопль служанки, зовущей целителя на помощь.

** *

Сознание в этот раз возвращалось медленнее. Маша ощутила на лице давящую влажность ткани, и хотела было пошевелиться, но услышав голоса, замерла: разговор явно шёл о ней.

– Я думал, что дома ей станет легче, не хотел замечать признаки, надеялся, что мне показалось, – говорил взволнованно Каффер. – Но теперь не осталось никаких сомнений. Тело вашей дочери, лорд Бодо, это не один сосуд, а два. Ваша дочь по сути – сросшиеся ровно посередине близнецы. Пока Мари была жива, а Мария находилась в ней в анабиозе, резервы были уравновешены, хоть и блокировали друг друга. Теперь же, когда одна душа покинула тело, а вернее, тела́, вторая тоже еле-еле держится, не имея сил подчинить себе сразу два магических резерва. Всё-таки, душа Мари была в разы сильнее своей сестры…

– Значит, она всё-таки умерла… – узнала Маша голос отца Мари, хоть он и звучал безжизненно глухо.

– Да, граф. И более того, вы можете скоро потерять вторую дочь: связь с сестрой тянет девушку за собой, и она, скорее всего, умрёт…

– Есть какое-то «но»? Иначе зачем вы мне всё это говорите?

– Существует зелье, которое позволит удержать душу Марии. Но в его состав входит трава, которая произрастает только в Тёмной Пустоши…

– Я знаю, что это значит. Не тяните, Каффер! У вас есть рецепт этого зелья?

– Есть. Но я не хотел бы, чтобы леди его использовала: как и всё тёмное, зелье требует плату. Если леди Мария станет пить его, у неё не будет детей.

– Но… но она же наследница! Моя единственная дочь!

– Поэтому я и хочу вам сказать о втором варианте спасения. Её душе нужен «якорь». Что-то, что заставило бы Марию захотеть остаться в этом мире, какое-то очень сильное чувство…

– Любовь? – фыркнул граф. – Вы же сейчас об этом? Вы понимаете, что для нас, аристократов, это непозволительная роскошь? Наши браки всегда заключаются по расчёту…

– Поэтому я и говорю вам, чтобы вы знали и приняли решение самолично.

Они некоторое время помолчали, и граф пробурчал:

– Самое сильное чувство любви, которое может испытывать женщина, – это любовь к своему ребёнку… Что, если Мария, принимая зелье, выйдет замуж за какого-нибудь герцога без любви, а после родит, и таким образом у неё образуется ваш пресловутый «якорь»?..

– Вы забыли про плату, – возразил целитель. – Она не сможет родить, пока принимает зелье.

– Но она может влюбиться в кого угодно! – взвыл граф. – В конюха! Или вовсе в бродягу! И что тогда?! Мне нужно будет закрыть глаза на его происхождение, принять и со временем передать всё, что накоплено моими предками за столетия?!

– Есть ещё один выход… – еле слышно изрёк лекарь. – Мы не станем давать Марии никакого лекарства, и сегодня ночью она умрёт. А вы ещё достаточно крепки, чтобы жениться повторно и родить здоровых магически одарённых детей…

– Вы в своём уме?! Мария моя дочь! Тоже!

– Я просто предложил ещё один выход, коли мысль о конюхе в своём доме вам претит, – цинично заметил Каффер.

Повисло гнетущее молчание. Маша уже напряглась, решив, что граф склонится к третьему варианту, но разговор продолжился:

– Это зелье… оно у вас с собой? – устало прозвучал его голос.

– Есть, но мало: на всякий случай я вожу с собой чемодан с флакончиками.

– Дайте его Мари… Марии. Я не могу потерять ещё и эту дочь. И достаньте ещё. Проблему с конюхом я буду решать, когда он появится. Вполне возможно, что она полюбит достойного человека… А сейчас просто спасите её.

По шагам и скрипнувшей двери Маша поняла, что граф ушёл. Пошевелилась, разминая затёкшие от долгого неподвижного лежания мышцы, и убрала с лица компресс.

– Вы сказали ему, – упрекнула Каффера. – Хотя обещали мне не говорить.

Тот как раз доставал пузырёк из саквояжа.

– Он всё равно бы сразу понял, что вы не Мари, – невозмутимо откликнулся целитель, капая средство в стакан с водой.

– Но вы могли бы хотя бы не сообщать ему о возникшей проблеме, а обсудить её сперва со мной! – возмутилась она.

Мужчина поднёс стакан к её губам, помог привстать и выпить лекарство.

– Я должен был это сделать, леди Мария, – сказал он, когда она выпила всё до последней капли. – За то время, что я успел вас узнать, понял, что вы намеренно не станете искать якорь, а предпочтёте глотать зелье. День за днём. Когда же оно кончится, примете последний из предложенных сценариев: просто ляжете и умрёте. Но, боюсь, тогда для многих людей будет уже слишком поздно, чтобы что-то изменить: для вас, вашего отца и для… – он запнулся, помрачнел и поправил на ней одеяло: – Спите, леди Мария. Завтра вам станет намного лучше.

Маша хотела спросить, кого ещё лекарь имел в виду, но язык во рту еле ворочался, а веки непроизвольно закрылись.