Городок Тандер-Бей, прижавшийся к берегу ледяного озера Супериор, был словно вырезан из старой открытки — туманный, с запахом древесной смолы и солью в воздухе. Узкие улицы змеились между холмами, застроенными коттеджами в викторианском стиле, среди которых затесались мрачные кирпичные здания и баровские вывески, потрескавшиеся от времени. Здесь не было спешки, не было блеска — только северный ветер, тишина и воспоминания, от которых хотелось спрятаться. Но именно в этом городке, среди лесов и серого неба, началась моя история…

Я от всего устала. Мне надоело всё, я больше не хочу жить…

Наверное, глупо начинать рассказ такими словами — но ничего другого в голову не приходит. Красивое вступление не клеится к моей «ванильной сказке», в которой нет ни сахара, ни сказки. Одна горечь и серость.

Пробуждение — если это можно так назвать — случилось резко. Никакого сладкого потягивания, мечтательного взгляда в потолок. Просто — раз! — и я села в кресле машины. Опять заснула в салоне. Опять не помню, как. Сон, вроде, был хороший, но, как обычно, всё стерлось. Только где-то внутри осталось послевкусие… как будто я там знала, что такое счастье.

Но, видимо, мне не положено помнить. Слишком высокая роскошь — знать смысл жизни. Да и зачем он мне? Чтобы усложнять всё ещё больше?

Всё, что нас терзает — мы сами себе выдумываем. Да, да. Не про реальную боль — про ту, что гложет изнутри, без причины. Я и ещё пара странных людей — мы будто сами себя настрадали. Хотя и умеем радоваться… иногда.

Порой.

Машина сдохла почти у самой обочины. С полным баком, с нормальным аккумулятором. Просто — встала, как будто тоже устала. Ирония. Конечно, вызвать кого-то я не могла — машина ведь отцовская. «Одолженная» без разрешения.

Я хлопнула дверью и шагнула на тротуар, злюсь, зябну, мокну. Ветер щипал лицо, дождь моросил, серое небо нависло над городом, будто пыталось раздавить своей тяжестью.

Парк, в который я вошла, был пустым. Голые деревья казались живыми — как будто тянули ко мне руки, как будто предупреждали: «Не ходи дальше». Но мне было всё равно. Всё — всё равно.

Я шла по грязным плиткам, ступая в лужи, чувствуя, как ботинки начинают протекать. Куртка промокла, джинсы прилипли к ногам. Я уже почти не чувствовала пальцев. Но разве это важно? Разве это хуже той пустоты, что внутри?

Меня бесит всё. Бесит, что я всегда должна играть роль нормальной, весёлой, удобной. Что вокруг одни люди, которые либо игнорируют, либо ненавидят. За что? За то, что я не такая?

И да, совсем забыла представиться. Меня зовут Тая. Тая Стивенсон. Обычная девчонка — подросток с вечными тараканами в голове, прыщами на лбу и постоянной мыслью: а есть ли во всём этом хоть какой-то смысл?

Снаружи я выгляжу как все. Но внутри… внутри давно всё трещит по швам. Наверное, всё начало рушиться, когда мама пять лет назад решила подарить мне «счастье» — младшего братика. Йена. Она сияла, как солнце, когда держала его на руках. А меня как будто вычеркнули. Выключили. Я стала фоном. Не персонажем, а декорацией. И никто даже не заметил.

Я пробовала что-то изменить. Кричала. Убегала. Пугала их. Делала всё, чтобы они наконец увидели меня. А они только качали головами: мол, истеричка, переходный возраст, эгоистка. Может, так и есть. Может, я правда испорченная и неблагодарная. Только вот… что-то во мне треснуло. И я не знаю, как это починить.

В Тандер-Бее дождь часто льёт так, будто небо больше не выдерживает. Он не капает — он падает стеной. Я шла по трассе, почти наугад, сквозь эту ледяную завесу. Волосы прилипли к лицу, ботинки хлюпали, руки онемели от холода. Я не хотела домой. Там — тёплый свет, глинтвейн, папа у телевизора, Йен с плюшевым мишкой. И ощущение, что я в этом уюте — лишняя. Диссонанс.

Какой бы я не была лояльным человеком, но тупость окружающих начинала выводить из себя.

Моросил дождь, небо было затянуто серыми тучами, и лучи солнца ни на секунду не могли выглянуть из-за этого давящего на разум тёмного покрывала. Голые деревья, мокрые и чёрные, напоминали какие-то страшные фигуры — по крайней мере именно такими их видело моё воображение. Растопырив руки-ветки в стороны, они как бы отпугивали меня, угрожая, будто желая наброситься — опять же, так считал мой разум, привыкший к нападкам людей со стороны. Я старалась не обращать на это внимания, но боковое зрение выделяло чёрные «фигуры», сигнализируя мне об угрозе, но я каждый раз в хорошие глубокие лужи. Шагая по ним, я понимала, что мои ботинки долго не протянут — они уже начинали медленно промокать, меня свой цвет со светло-коричневого на более тёмный. Это вносило ещё некоторую долю дискомфортаоскорблением, учитывая, какова сейчас «человечность»…

В этот идиотский день меня буквально уничтожили где-то там глубоко, слишком глубоко чтобы какие-либо слова смогли подействовать.

***

Догулявшись до позднего вечера, я поняла, что промокла до нитки, при этом появился насморк. Моё слабое здоровье было под ужасной угрозой — теперь я точно свалюсь завтра с температурой, не в силах пошевелиться, но при этом мне придётся идти на собеседование… Завтра у меня будет шанс вырваться из опеки родителей и уехать в колледж, и неужели я всё испорчу своим кашлем и насморком, перемежающимся с чиханием? Я снова подвожу сама себя своим здоровьем. Снова.

Туда-сюда по мокрым дорогам гоняли на большой скорости автомобили, разбрызгивая грязную от пыли и земли воду по сторонам. В ней же и отражались городские огни — разноцветные вывески и оранжевые фонари. Это было красиво… Красиво для тех, кто не был похож на губку для мытья посуды.

Прохожие, пробегающие мимо меня с зонтами разных размеров в руках, бросали на меня взгляды, говорящие: «Эта девушка явно больна на голову.» С одной стороны, они были правы. Может я и была больна. Душевно. И врача на меня явно не хватило…

В который раз поёжившись, я остановилась у пешеходного перехода и ждала, когда загорится зелёный цвет на светофоре. Пора было возвращаться домой, чтобы не подхватить воспаление лёгких. Прошли нужные секунды — и вот я размеренно брела по расчерченной дороге, оглядываясь по сторонам, на случай «лихачей». Быстро оказавшись на другой стороне, я прикинула, сколько примерно времени займёт моя дорога — и тяжело вздохнула, осознав, что идти мне ещё где-то минут двадцать, а прогулка уже казалась невыносимой. Но что делать? Пришлось идти, денег у меня с собой всё равно не было.

Но вот стоило мне двинуться в сторону дома, как вдруг автомобиль, который только что останавливался на светофоре, медленно начал ехать за мной, и когда я обернулась, фары моргнули. Оглянувшись по сторонам, я отметила, что вокруг никого не было, а значит — обращались ко мне. Неуверенно подойдя ближе, я нагнулась, чтобы заглянуть в окно. И значительно удивилась, увидев там девушку значительно младше моего возраста.

— Простите, — начала я, смахивая воду с лица, — Я чем-то могу вам помочь?

Юная водитель черного ауди, по всей видимости нового автомобиля откровенно рассмеялась, держа руки на руле, после поправляя ладонью выбившиеся каштановые пряди.

— О, господи… — она указала той же рукой на меня, — Ты совсем что ли свихнулась? Залезай в машину, а то жалко смотреть на тебя.

И впрямь, вопрос ей я задала глупый — кто из нас сейчас был похож на тряпку для мытья полов? Конечно же не она, находясь в тёплом и сухом салоне модного автомобиля. Неловко поджав губы, я взглянула на дверь, после снова перевела глаза на незнакомку.

— Слушай, я помочь тебе хочу, пока ты не схватила воспаление легких, — ей было забавно наблюдать за мной, однако же мне самой было всё больше и больше неуютно — я вела себя, как идиотка.

Молча дёрнув ручку на себя, я открыла створку, тут же приземлившись на заднее сидение, следом потянув за собой дверь. Когда девушка убедилась, что машина закрыта, то тут же нажала на педаль газа. В следующие же несколько секунд мы уже быстро ехали вдоль мокрой от дождя улицы.

— Куда тебя? — спрашивала она, взглянув на меня своими серыми глазами в зеркало заднего вида. И вот теперь я снова стала вести себя, как полная дура — цвет её радужки был настолько насыщенно-серым, что это невольно притягивало мой взгляд, и я полностью ушла в зрительное изучение. Но вот эти же глаза, красиво подведённые чёрной подводкой и тёмно-коричневыми тенями, закатились вверх, и я осознала -таки глупость своего поведения.

— Рослин Роуд 17, если, конечно, не затруднит, — неловко ответила я, и моя спасительница удивлённо вскинула брови.

— Далековато забралась.

Я промолчала. Она свернула с Симпсон стрит на Артур стрит.

— Если ты живешь в таком дорогом районе в центре города, то зачем же гуляешь на окраине города, изображая из себя губку? — забавно, что она мыслила так же, как и я. Оба мы считали, что я уподобилась хозяйственной губке, совсем не щадя своего здоровья.

— Есть свои причины, — тяжело вздохнув, проговорила я, снова смахивая воду с лица.

— А ты забавная, — она снова смотрела на меня в зеркало, и на её слова я лишь грустно улыбнулась, слыша типичную для меня характеристику.

— Многие так считают, — она хмыкнула, переведя взгляд на дорогу, поворачивая руль в право.

— Как хоть твоё имя? — я не знала, нужно и ей это отвечать — ведь, как я поняла, она не знала меня. И из-за этого вокруг моей персоны не создавался ажиотаж, который до чёртиков раздражал. И тут я придумала идею…

— Тая Стивенсон, — я всегда размышляла над тем, зачем людям второе имя дается при рождении… Видимо, именно для таких случаев, — твоё?

— Эва Мак «Адамс, — она снова взглянула на меня в узкое зеркало, — Тая Стивенсон, ты интересный человек, — и небольшая усмешка.

— Весьма благодарна, — я ухмыльнулась, — ты тоже.

Машина летела по мокрому асфальту, и дождь всё не утихал. Лопасти дворников с усилием гоняли воду по стеклу, словно пытались стереть ночь.

Эва вела уверенно, чуть быстрее, чем нужно. Музыка в колонках играла что-то томное и тревожное. Мы не разговаривали. Мне нравилась эта тишина — редкая, спокойная. В ней не было маминых упрёков, папиных стенаний о счётах, визга Йена. В ней не было меня.

Только впереди — дорога, изгибающаяся в темноту.

В какой-то момент я почувствовала — что-то не так. Шея напряглась, как перед ударом. Рядом лес казался ближе, чем должен. Туман вспухал из канав, стелился по асфальту.

И тут я увидела его.

Парень стоял прямо у края дороги. Высокий, в тёмной куртке, без зонта, с опущенной головой. Он появился из ниоткуда — в следующую секунду фары ослепили его лицо.

— Эва! — закричала я.

Она вжала тормоз, резко дёрнула руль. Машина закрутилась.

Мы слетели с дороги. Колёса скользили по грязи, кузов прыгал на корнях и ямах. Удар. Затем ещё один. И всё стихло.

Мы застряли в овраге. Внутри машины пахло гарью и мокрым пластиком.

— Ты в порядке? — спросила Эва хрипло, обеими руками вцепившись в руль.

— Вроде да, — выдохнула я. Сердце колотилось в горле. — Кто это был?

Мы обе повернулись к дороге. Сквозь разбитое стекло и дождь виднелась только обочина. Пуста. Ни парня, ни силуэта, ни шагов. Как будто и не было никого.

— Он просто исчез… — прошептала я.

Эва медленно повернулась ко мне:

— Ты ведь тоже его видела?

Я кивнула.

— А может, не видела… — добавила она глухо. — Может, мы обе сошли с ума?

Мы сидели в искорёженной машине, окружённые лесом, дождём и непониманием — почему мы обе увидели одно и то же, если его не было?

И почему от этого стало ещё страшнее, чем от самой аварии?

Казалось я сломала ключицу — больно было шевелить руками, но превозмогая боль я потянула защелку пытаясь выбраться наружу. Получилось. Я выползла на свежий воздух. Но вместо свежего воздуха, мне в ноздри ударила духота — стало невыносимо душно, жарко. Но через миг на смену жаре пришел успокаивающий холод. В глазах помутнело.

Я потеряла сознание.

***

…Я очнулась от щелчка. Сначала — словно где-то вдалеке, потом ближе. Дверь? Или выключатель? Или это просто сон?

Воздух был чужим — пахло стерильной чистотой, пронзительной, как озон после грозы, и чем-то терпким… эвкалиптом? Тело ломило, веки не хотели подниматься, как будто они были пришиты шелковыми нитями. Но я всё же открыла глаза.

Белый потолок, залитый тусклым светом. Пульсирующее «пик… пик…» где-то рядом. Я в палате. Больничной. Это пришло не мыслью — ощущением, липким и холодным, как ледяная капля, скатившаяся по позвоночнику.

— Очнулась… — голос. Эва. Тише обычного. Как будто и она не до конца верит, что я живая.

Я повернула голову. Она сидела в старом больничном кресле, закутавшись в тонкий плед, с растрёпанными волосами и тенью синяка под глазом. На лбу — пластырь, на губах — слабая, виноватая улыбка. Её уверенность, та, что была на дороге, растаяла вместе с дождём.

— Где мы? — прошептала я, удивившись, насколько шершавым стал мой голос. Как будто я говорила впервые за годы.

— Больница. Где-то под Тандер Бей. Нас нашёл дальнобойщик. Он сказал, что чуть не проехал мимо… и вдруг увидел свет фар. Машина была наполовину под водой. Он вызвал спасателей.

Я моргнула, медленно возвращаясь к реальности. Сквозь плотно завешенное окно пробивался серый рассвет. Тандер Бей… Конечно. Маленький город на краю лесов и озёр. Здесь всё слишком тихо. Слишком неподвижно.

— Машина… — начала я.

— Всё всмятку, — перебила Эва. — Бак пробит. Бензин капал. Если бы не он — могли бы…

Она не договорила. Но я поняла.

Некоторое время мы молчали. Лишь слабый звук аппарата в углу разрывал паузу. Потом Эва тихо спросила:

— Ты… ты ведь тоже его видела?

Я напряглась. Лицо парня всплыло в памяти резко, как удар: дождь, фары, тень, взгляд. И исчезновение. Как будто он никогда и не стоял там.

— Видела, — сказала я.

— Это не всё, — голос Эвы дрогнул. — Когда я потеряла сознание… в ту самую секунду… я увидела нечто. Как вспышку. Белый свет. И — силуэт. Как будто внутри головы — картина. Не человек. Даже не призрак. Что-то… большее.

Я не сразу решилась ответить. Потому что чувствовала то же. Не видение — ощущение. Присутствие. Будто кто-то заглянул в самую глубину, сорвал защиту и шепнул… нет, вряд ли шепнул. Это было не слово. Это было знание:

Мы рядом. Ты — одна из нас.

— Это бред, да? — спросила Эва, не отрывая от меня взгляда. — Но ты тоже…?

Я кивнула.

Тишина повисла густой тканью. Даже приборы как будто затихли, давая место тени, поселившейся между нами.

Эва встала и медленно подошла к окну. За стеклом всё ещё моросил дождь. Те же капли, что тогда. Те же тени в лесу. Та же темнота, подползавшая к городу со всех сторон.

— Думаешь, он… это… вернётся? — спросила я.

Она долго молчала. Потом медленно обернулась.

— Думаю… оно никуда не уходило. Просто ждёт. Ждёт, когда ты тоже начнёшь слышать. Когда почувствуешь…

— Что?

— Что это всё — не случайно.

Я хотела засмеяться. Хотела сказать, что у нас сотрясение и глюки. Но вместо этого у меня пересохло во рту. Потому что где-то под кожей, в глубине, я и сама чувствовала это:

Что что-то началось. И назад дороги уже нет.

И в этот момент я поняла — моя жизнь больше не будет прежней.

Ни колледж, ни собеседование, ни даже семья — всё это было лишь поверхностью.

Под ней скрывалось нечто.

И мы с Эвой — каким-то образом — стали частью этого.